Давай любить друг друга — страница 32 из 60

– Ты сам себя слышишь, Лоан?

– Но это так! – настаиваю я, почти выходя из себя. – Ты прячешься за этой «нормальностью», о которой якобы мечтаешь, но я знаю, что на самом деле ты не хочешь быть той девушкой, какой пытаешься казаться. Любишь черный юмор? Вперед! Не любишь суши? Ну и пусть! Правда ведь в том, что на самом деле ты просто хочешь, чтобы тебя принимали такой, какая ты есть. Ненормальной.

Теперь, когда я уже начал, я не смогу остановиться. Она должна знать, что я с ума схожу, видя, как она меняется ради какого-то придурка. Клеман этого не стоит… Никто не стоит! Можно исправлять свои недостатки или идти на компромисс, но меняться ради кого бы то ни было – ни за что. А если ваша так называемая половинка не любит вас таким, просто поменяйте свою половинку, потому что эта, очевидно, не подходит.

– Я не хочу говорить с тобой о Клемане, – отвечает она голосом холодным и дрожащим.

– Я говорю тебе это, чтобы…

– Мне не нужна твоя помощь! – перебивает она, повышая голос. Теперь она реально злится. – Тебе не понять, поэтому хватит меня доставать. Я прекрасно справляюсь и без тебя!

– Так прекрасно, что попросила переспать с тобой меня, а не своего парня, – насмехаюсь я против своей воли.

И, естественно, я тут же об этом жалею. Виолетта молча принимает удар, но в ее восхитительных глазах я вижу: ее это задело. Это доказывает еще и то, что она поднимается на ноги, чтобы уйти. Когда она проходит мимо, я пытаюсь схватить ее за руку и удержать.

– Подожди, я не это имел в виду. Я имею в виду, что не понимаю, почему ты заставляешь себя быть кем-то, кем не являешься…

– Потому что недостаточно просто быть той, кто я есть! – внезапно кричит она, вырываясь, и ее глаза наполняются слезами. – Этого никогда не было достаточно! Я всегда была странной, вот чего было достаточно. А если бы я не была такой, вдруг моя мать выбрала бы меня, а? Вдруг она решила бы заботиться обо мне?

О, Виолетта Я сглатываю слюну и просто стою как дурак. Она смотрит на меня, и я понимаю, что больше ей нечем защищаться. У меня разрывается сердце, когда я вижу, как она рыдает. Я колеблюсь, не зная, стоит ли мне обнять ее, сказать, что мне хочется поцеловать ее, просто потому, что она чертовски странная, и потому, что именно этого мне не хватает в моей жизни – легкости.

Она никогда не говорила со мной о своей матери, и я никогда не принуждал ее к этому, потому что и сам не хотел говорить о своей. Но я и представить не мог, что она так страдала.

Я рефлекторно начинаю говорить тише обычного и вытягиваю перед собой руки, пытаясь ее успокоить. Все, что я могу сделать.

– Виолетта… Что бы ни сделала твоя мать, не нужно мешать все в одну кучу. Ты не должна винить себя за то, что сделала или выбрала она.

– Я хранила ее секрет, черт побери! – кричит она все громче, все сильнее всхлипывая. – Она моя мать, она была мне примером, я бы все для нее сделала… Я больше десяти лет хранила ее секрет, но в конце концов она все равно меня бросила. Почему, как ты думаешь?

Я хотел бы сказать ей, что она ни в чем не виновата, пусть даже я ни слова не понимаю из того, что она говорит. Но вместо этого я осторожно к ней подхожу и протягиваю руку. Теперь, когда я достаточно для этого близко, я обнимаю ее. Сначала она вырывается, бьет меня в грудь, пытается освободиться, но я держу ее мертвой хваткой, подбородком упираясь ей в макушку.

– Я здесь, Виолетта… Я не отпущу тебя, слышишь?

Потихоньку она перестает сопротивляться, без остановки рыдая. Моя футболка намокает. Я злюсь на себя за то, что поднял эту тему. Очевидно, есть какая-то более серьезная причина, из-за которой она пытается угодить Клеману. Из-за которой она стремится стать «нормальной». Я не знаю, кто ее мать и что она сделала, но в одном я уверен точно: я ее ненавижу.

Виолетта долго плачет в моих руках, пальцами сжимая футболку. А после того как слезы заканчиваются, она выглядит истощенной. Я целую ее в макушку, не находя в себе сил разжать объятия и потянуть к кровати.

Мы падаем на пол и засыпаем.

18. Наши дниВиолетта

Когда я просыпаюсь в среду утром, у меня адски болит голова. Я поднимаю веки, и глаза обжигает, хотя все шторы задернуты. Я мгновенно все вспоминаю.

Слезы. Вот почему у меня раскалывается голова. Я полночи проплакала в объятиях Лоана. И он не отпустил меня, даже когда около трех часов утра перенес меня на кровать. Я сажусь и смотрю на будильник. Сейчас девять утра, и я пропустила час учебы. Лоан, вероятно, ушел на работу.

Я устало потираю глаза и беру бумажку, оставленную для меня на прикроватной тумбочке.

Я решил выключить твой будильник, чтобы ты немного отдохнула… Напиши мне, когда проснешься.

P. S. На кухне лежат шоколадные круассаны.

Я вздыхаю, и против моей воли на моем лице появляется легкая улыбка. Лоан просто очарователен. Поверить не могу, что вчера сломалась прямо перед ним. Что на меня нашло? Наверное, мне не понравилось слышать то, что я и так знаю, тем более из уст лучшего друга (этот термин вообще еще актуален?).

Мне стыдно, что я не вполне раскрываюсь перед Клеманом – он этого заслуживает. Но я не могу перестать думать о своей матери и о том, кто я такая. Даже когда я была маленькой, она пыталась сохранять перед друзьями лицо каждый раз, когда я делала что-то, чего не делали другие маленькие девочки. А потом случилась другая семья. Та, которую она выбрала.

Я: Я только что проснулась. Спасибо за вчерашний вечер.

Я прохожу в гостиную и жую шоколадные круассаны, когда Лоан отвечает:

Лоан: Ты вернешься на обед? Джейсон хочет к нам зайти, закажем индийскую еду.

Я: Ок.

Я быстро одеваюсь и надеваю джинсы с высокой талией, в которые заправляю белый свитер в стиле 90-х. Сегодня я не хочу особо прихорашиваться, поэтому я собираю волосы в низкий хвост, а из косметики наношу лишь сливового цвета помаду.

До ЭСМОД я еду на метро, параллельно отвечая на сообщения Клемана. Он спрашивает, сможем ли мы вместе пообедать, но я пишу, что уже договорилась пообедать с друзьями. Когда я добираюсь до школы, замечаю клацающую по телефону Зои. Мне тут же вспоминаются ее любовные утехи с Джейсоном. Кажется, мы сейчас повеселимся…

– Привет!

– Хэй!

Я целую ее, а затем долго смотрю на нее и терпеливо молчу. Признается ли она мне? Она ничего не спрашивает, и я тоже. По обоюдному согласию. Мы проходим в аудиторию. Там я осторожно намекаю:

– Ну так, сегодня ночью…

– Что «сегодня ночью»?

– Ой, да ладно! Думаешь, ты единственная подслушиваешь под дверью? Теперь твоя очередь, подруга!

Она закатывает глаза, улыбаясь, а затем, когда мы садимся в задней части зала, прижимается ко мне. Глаза у нее поблескивают.

– Ну ты и сплетница.

– Прости, но ты не особо-то и скрывалась. Да и Джейсон, в общем-то, тоже.

Она вытягивает губы якобы в отвращении. Я смеюсь, отгоняя возникший в голове образ своих друзей под одеялом… в моей комнате… Фу! Вот это уже лишнее.

– Умоляю, не упоминай это имя! – Зои притворяется, что ей стыдно. – Поверить не могу, что пала так низко. Что со мной не так, Вио?

– Джейсон – хороший парень. Наконец-то ты сделала правильный выбор. Так держать!

– Не забегай вперед, газель. Я не ищу серьезных отношений, и он тоже. Ну, я имею в виду, это же Джейсон. Он все такой же бесячий тупой шовинист, ничего не изменилось. Но в постели он хорош, – признается она, – так что ограничивать себя я не собираюсь. Я теперь шлюха?

Я смотрю на нее, грустно улыбаясь. А кто тогда девушка, которая спит с лучшим другом, хотя у нее есть парень?

– Вовсе нет, – бормочу я.

Я теряю интерес к разговору и погружаюсь в свои мысли. Я думаю о предстоящих выходных, и это меня угнетает. Что может быть хуже, чем мой отец и Клеман в одной комнате? Что сказал бы отец, если бы узнал? Наверняка он был бы крайне разочарован тем, что я веду себя как моя мать. Ненавижу себя за то, что сделала. Вот почему я все чаще подумываю во всем признаться. Только это никак не поможет мне понять, что я чувствую к Лоану и стоит ли из-за этого рушить отношения с Клеманом.

Я думала, что наши отношения платонические, но я ошибалась. Слишком часто я о нем думаю, чтобы это действительно было так.

Незадолго до обеда я замечаю, что Зои зависает над экраном своего мобильника минуты на три, а то и больше. Она явно в ярости, и это меня беспокоит.

– Что такое?

Моя лучшая подруга поднимает на меня глаза, и я вдруг все понимаю. Мне знакомо это бледное лицо. Мне знакомы эти трепещущие ноздри и огромные, ужасающие глаза, взгляд, пробирающий до костей. Я редко когда вижу Зои настолько напуганной. А когда это случается, я словно инстинктивно понимаю, что происходит. Такое бывает примерно каждые три месяца.

– Ничего, не бери в голову.

– Это твой брат? – шепчу я так, чтобы остальным студентам не было слышно.

Она вздыхает и отворачивается, закидывая телефон в сумку.

– Чего он хочет на этот раз?

Она так хихикает, что у меня по спине бежит холодок. У меня уже есть одна мысль, но я должна была спросить.

– Имеешь в виду, помимо очередной дозы? Ну, например, денег, чтобы купить ее. Только на этот раз у меня бабла нет. Ничем не могу ему помочь.

Все как всегда. Старший брат Зои считает ее своим личным банком, и меня это бесит. Я сжимаю кулаки, пытаясь успокоиться. Я мало знаю о том, что между ними произошло в прошлом, равно как и она не знает о моих с матерью хитросплетениях, но я знаю главное: Зои сбежала из дома, потому что мечтала о лучшем, о том, что было лучше семьи, в которой она родилась. У нее никогда не было отца, а мать всегда предпочитала брата, того самого, который каждый квартал приходит и выпрашивает у Зои деньги – якобы потому, что ему нечем платить за аренду. Она много раз пыталась помочь ему вылечиться. Безуспешно.