Человек, который принимает меня такой, какая я есть.
Человек, в которого я влюбилась в канун Нового года.
– Я знаю.
23. Наши дниЛоан
После этих ужасных выходных жизнь, как ни странно, вернулась на круги своя. Зои и Виолетта каждый день подолгу спят, наслаждаясь каникулами, а я провожу свои дни в части в компании Итана. Наши с Виолеттой отношения изменились: она отвечает на мои вопросы, но мне кажется, что она до сих пор не простила мне субботнюю выходку, и я не могу ее за это винить.
Сначала я убеждаю себя, что это прекрасная возможность отдалиться. А два дня спустя осознаю простой факт: я не хочу этого, да и не могу. К чему тогда упорствовать?
Сегодня я собираюсь навестить родителей. И то, что в моей голове появляется идея взять Виолетту с собой, застает меня врасплох. Полагаю, это справедливо: она рассказала мне о своей матери, так что теперь и я должен познакомить ее со своей, разве нет? Надеюсь, она станет меньше злиться.
Я решаю поделиться с ней своей задумкой, когда она, сидя за стойкой, завтракает. Зои в это время смотрит телевизор. Разговаривать с Виолеттой, когда она ест «Нутеллу», просто гениальная идея – в такие моменты у нее всегда хорошее настроение.
– Слушай, хочу кое-что тебе предложить.
– Тебе никогда не говорили, что не стоит беспокоить собаку, пока она ест? – перебивает меня Зои.
Вио замирает и, обидевшись, сверлит ее злобным взглядом. Правило номер один: никогда не комментируйте, как женщина ест шоколад. В ином случае рискуете нарваться на неприятные последствия, особенно если вы мужчина. В такие моменты они обычно думают, что вы считаете их толстыми. Я серьезно.
– Иди к черту, Зо! Чего ты хочешь, Лоан?
Хорошее начало…
– Я собираюсь заглянуть к родителям. Хотел предложить тебе пойти со мной.
Вдруг ее лицо словно озаряется. Я попал в самое яблочко. Я сдерживаю свое желание улыбнуться, наблюдая, как она удивленно округляет глаза, не замечая «Нутеллу» на подбородке.
– Ты хочешь отвезти меня к своей матери? – спрашивает она.
Я кривлюсь.
– Не в таком виде.
Она спрыгивает со стула и вручает мне банку с шоколадной пастой.
– Дай мне пять минут!
И тут же убегает в свою комнату. Я провожаю ее скептическим взглядом.
– Виолетта…
– Ладно, может, тридцать! – кричит она и исчезает.
Я поворачиваюсь к Зои, она пожимает плечами. Убрав «Нутеллу», иду за Виолеттой. Я знал, что это предложение обрадует ее, хотя от перспективы ее знакомства с моими родителями у меня перехватывает горло. Зайдя в ее комнату, я закрываю за собой дверь и прислоняюсь к ней. Наблюдаю, как она роется в куче одежды, вываленной на кровать, и радуюсь, что она вновь стала собой. Виолетта без умолку говорит со мной и даже не думает переводить дыхание между фразами.
Я продолжаю наблюдать за ней с улыбкой на губах. Вдруг она просит меня помочь с выбором, не переставая без остановки щебетать. Я смеюсь про себя, подчиняясь просьбе, и быстро втягиваюсь в эту ее игру, чувствуя огромное облегчение от вернувшегося к нам взаимопонимания.
– О, Виолетта, продолжай свой монолог, это меня заводит.
Она смеется, снимая блузку. Я успеваю заметить, что на ней бюстгальтер лососевого цвета, украшенный серым тюлевым бантиком меж грудей.
– Тебе правда нравится?
– О да, – театрально киваю я, – не хватает только «слова», и я сделаю все, что ты захочешь.
На этот раз смеется Виолетта. И так заразительно, что я улыбаюсь в ответ. В конце концов она смотрит на меня, игриво приподнимая бровь.
– Ты правда хочешь, чтобы я сказала «слово»?
Она проверяет меня. Я решительно выдерживаю ее взгляд и пытаюсь к этому подготовиться.
– Попробуй и увидишь.
Я наблюдаю за тем, как ее губы произносят слово «слипы». Я сдерживаю бегущую по телу дрожь и шучу:
– Как я и думал! Если это говоришь ты, то я готов на любые безумства.
Моя лучшая подруга поднимает глаза к небу, и вдруг выражение ее лица становится игриво-очаровательным. Преувеличенно кошачьей походкой она подходит ближе.
– О… слипы… слипы…
Я смеюсь так сильно, что хватаюсь за живот, с удивлением отмечая, что давненько так не смеялся. В момент, когда Виолетта мурлычет слово «слипы» с забавным русским акцентом, дверь открывается. Ничуть не удивившись, входит Зои. Полагаю, она уже привыкла к нашим безумствам.
– Вы снимаете плохой порнофильм или мне пора начать беспокоиться?
Виолетта ярко краснеет, а потом присоединяется ко мне и безудержно смеется. Зои же, покачав головой, называет нас психически неуравновешенными и, взяв зарядку для компьютера, оставляет нас наедине. Я первый возвращаюсь к серьезности, вытирая уголки глаз.
– Виолетта, если я не ошибаюсь, мы договаривались о тридцати минутах.
– Я готова!
Я оглядываю ее с ног до головы, пытаясь не показывать, как действует на меня ее маленькое черное платье.
– Тогда пошли.
Будто день уже не был достаточно плохим, в машине мне звонит отец. Я паркуюсь на обочине и отвечаю, пока Виолетта молча рассматривает прохожих. Он советует приехать как-нибудь потом, якобы потому, что мать сейчас спит. Я вздыхаю: эти его планы раз за разом оказываются плохими, и я уже от этого устал.
– За последние дни она потратила много энергии… Плохих дней сейчас больше, чем хороших.
Я стискиваю зубы. Виолетта не обращает на меня внимания: я знаю, что она дает мне личное пространство.
– Дождусь, когда она проснется, – настаиваю я.
Я хочу накричать на него, сказать, что это его вина, что он должен был послушать меня и обратиться за помощью к специалистам. Но он раз за разом отказывается. Так сказать, «потому что у него осталась только она».
– Забудь об этом, Лоан. Просто приезжай в другой день.
Он сбрасывает мой звонок прежде, чем я успеваю попрощаться. Мгновение я молчу, как рыба, прижимая к щеке телефон. Затем бросаю его на приборную панель и сжимаю руль так крепко, что белеют костяшки. Успокойся, успокойся, успокойся.
У нас с отцом всегда было так, и я больше этому не удивляюсь. Я делаю глубокий и долгий выдох, будто выпуская весь пар, и говорю Виолетте, что сегодня не получится.
– Мне жаль, – отвечает она тихо, слегка сжимая мою руку.
– Ага… Ну чем тогда хочешь заняться? Раз уж вышли, так воспользуемся случаем.
Моя лучшая подруга долгие секунды молчит. Затем она вдруг предлагает снова завести машину. Я подчиняюсь и следую ее указаниям. Лицо Виолетты настолько непроницаемо, что я не могу понять, что она задумала.
– Куда мы едем?
– Возможно, это очень плохая идея…
Это не ответ на мой вопрос, но я молчу. Я еду туда, куда она просит, пока мы не оказываемся на главной улице элитного пригорода. Она предлагает припарковаться напротив детской площадки. Там несколько семей следят за своими детьми. Моя лучшая подруга, кажется, не обращает на них внимания. Я первый не выдерживаю и прерываю молчание:
– Виолетта?
Я поворачиваю к ней голову. Я даже не уверен, что она вообще меня услышала. Вытянувшись, как струна, она смотрит куда-то через лобовое стекло. Я понимаю, что она рассматривает дом – желтое здание в конце улицы. Я тоже какое-то время разглядываю его, снедаемый любопытством. Газон на участке зеленый, гараж открыт.
– Это была плохая идея, нам лучше уехать.
Я уже собираюсь, не задавая вопросов, подчиниться, как вдруг слышу чей-то смех из открытого окна. Виолетта напрягается. Из гаража, радостно смеясь, выходит женщина. Она открывает багажник своей машины, припаркованной на подъездной дорожке, а затем бросает взгляд на свой телефон. Виолетта не сводит с нее глаз, но она будто не со мной.
– Кто это? – шепчу я.
В глубине души я знаю ответ, но мне нужно услышать его от Виолетты. На ней нет лица, когда она отвечает:
– Моя мать.
Это словно удар под дых. Я несколько секунд пялюсь на женщину. У нее такие же светлые волосы, как у Виолетты, только слегка потускневшие от возраста. Я спрашиваю, хочет ли она, чтобы мы вернулись обратно, и она медленно кивает, но вдруг что-то резко заставляет ее передумать. Вот черт…
Я даже рта раскрыть не успеваю, а она уже выходит из машины. Я чертыхаюсь себе под нос и, отстегнувшись, тоже выхожу. К матери Виолетты только что подошла очень похожая на нее маленькая девочка. На ней голубое платьице и белые колготки, и она очень миленькая. Я хочу поддержать Виолетту, ведь нет никаких сомнений: это дочь ее матери. Единокровная сестра Виолетты.
– Вио…
– Я хочу спросить почему, – говорит она надламывающимся голосом. – Я просто хочу узнать, что в этой девочке есть такого, чего нет у меня…
О, моя Виолетта. Я беру ее за плечи и нежно глажу по щеке. Все то напряжение, что держало нас еще десять минут назад, вдруг исчезло.
– У нее нет ничего, чего не было бы у тебя, Виолетта-аромат-фиалок-лета. Твоя мать сделала свой выбор, но это не значит, что он был правильным. Тебе не в чем себя винить.
Виолетта нерешительно смотрит мне в глаза. Чувствую, что ей это нужно, что она хочет туда пойти, но боится до смерти. Я беру ее за руку и сжимаю в своей, передавая ей все, чего не могу сказать вслух: я с ней, всегда, что бы она ни выбрала. И, кажется, она это понимает, потому что делает глубокий вдох и переходит дорогу, направляясь к женщине и ребенку. А я, чувствуя ком в горле, позволяю ей до хруста в костях вцепиться в мою руку.
Едва мы успеваем добраться до противоположной стороны улицы, ее мать поднимает голову и смотрит в нашу сторону. Когда она узнает Виолетту, ее лицо тут же бледнеет. Малышка, в свою очередь, смотрит на меня застенчиво. Она миленькая – слишком миленькая, чтобы на нее злиться, она ведь всего лишь ребенок. Должно быть, ей около пяти, и у нее все еще простодушное сияющее личико.
Виолетта, как и я, сразу поняла, в чем дело: когда ее мать ушла из семьи, она была беременна. Та вдруг делает шаг вперед и берет дочь за руку.