то будут еще другие. Я люблю человека, который не выбрал меня. Ладно, и что с того? Бывает! Причем достаточно часто.
И если подумать еще раз, то, если он колебался, выбирая между мной и Люси, даже хорошо, что он выбрал не меня. Не хочу, чтобы меня пришлось выбирать. Если повезет, однажды я стану для кого-то безоговорочной уверенностью. Такой же очевидностью, какой стал для меня Лоан после нашей первой совместной ночи.
Внезапно меня охватывает приступ ярости. Мне нужно было выйти из этой машины и потребовать объяснений, а не сбегать, как последней идиотке.
– Ну и дура! – ругаю я себя, садясь на кровати.
И тут же резко подпрыгиваю, сдерживая крик: на пороге моей комнаты стоит Лоан. Какого…
– Привет!
…черта! Я в шоке открываю рот, не веря своим глазам. Меня обманывает собственный разум? Я сижу на краю своей кровати, а в нескольких метрах от меня стоит Лоан, красивее, чем когда-либо еще. На нем джинсы, красиво сидящие на его бедрах, и темно-синяя футболка, достаточно обтягивающая для того, чтобы был виден мощный рельеф его груди.
– Твой отец разрешил подняться сюда, – говорит он, нарушая тишину, с неким сомнением в голосе, – только при условии, что мы не станем закрывать дверь.
Вот же черт. Лоан здесь!
– Что ты тут делаешь? – кричу я, даже не подумав.
Он должен быть в Париже. В Париже, вместе с Люси.
Лоан, угадав мое настроение, вздыхает и, делая шаг вперед, тихо закрывает за собой дверь – вопреки указаниям моего отца.
– Ты перестала отвечать на звонки…
– Не думаешь, что для этого была причина?
– Ты должна меня выслушать, – говорит он мне серьезным голосом, глядя прямо в глаза.
– А я не хочу. Тебе не следовало приходить, Лоан.
Мы смотрим друг на друга еще пару секунд, и этого достаточно, чтобы я поняла, что у него нет с собой сумки. Это значит, что он вскочил на первый же поезд. Господи, как же колотится сердце.
– Дай мне три минуты, и я все объясню! – умоляет он, делая шаг вперед.
Я встаю, поджимая губы и защищаясь. Но объяснение-то он мне действительно задолжал.
– Одну минуту.
Он улыбается уголками губ. Ненавижу его за то, как он на меня влияет.
– Вызов принят.
– Пятьдесят четыре секунды.
Не теряя времени, он подходит достаточно близко, чтобы, если захочет, иметь возможность меня коснуться.
– Я не встречаюсь с Люси, – говорит он без всяких предисловий, – я не встречаюсь с ней уже семь месяцев. То, что ты видела у дома, было прощальным поцелуем. В тот день я позвал ее на обед, чтобы сказать, что все кончено. Раз и навсегда.
Я смотрю на него, и мое сердце бьется так сильно, что вот-вот выпрыгнет из груди. Он больше не с Люси. Он не любит Люси. Это был лишь прощальный поцелуй. И хотя он может врать, я ему верю. Я нутром это чую. Неужели я напрасно погорячилась?
Он подходит еще ближе и касается меня. Мое тело трепещет, но я мгновенно беру себя в руки и хриплым голосом говорю:
– Тридцать секунд.
– Три дня назад ты сказала, что я не обязан сразу тебе отвечать. Я знал уже тогда, я знаю и сейчас: я люблю тебя, Виолетта.
Я смотрю на него, на глаза наворачиваются слезы. Лоан улыбается, а потом продолжает:
– Ты была права. Наши с тобой отношения никогда не были платоническими. И последние месяцы, проведенные рядом с тобой… открыли мне глаза. Правда в том, что я не могу без тебя. Люси была моей первой любовью, и она навсегда останется в моем сердце, но только твое лицо я хочу видеть по утрам. У тебя я хочу спрашивать вечером, после работы, как прошел твой день. Ты единственная женщина, которую мне хочется рассмешить, единственная, кому я хочу сказать: «Я люблю тебя», – и эти слова будут искренними.
Я понимаю, что плачу, когда он губами ловит стекающую слезинку. Мне кажется, что еще немного – и я рухну в обморок от этих слов, услышать которые я мечтала днями, неделями, месяцами!
Я пытаюсь контролировать свое дыхание, когда его руки ласково касаются меня. Я помню их нежность и властность. Помню, где и как они меня касались. Я не отрываю глаз от его футболки, чувствуя на себе его пристальный взгляд. Моя грудь вздымается в такт головокружительному биению моего сердца, которое долго не протянет, и касается его грудных мышц. Напряжение достигает своего пика, и я вдруг понимаю, насколько же мне его не хватает.
Это ведь Лоан, черт возьми!
Его руки продолжают свой путь, а губы ласкают шею.
– Я больше не хочу быть твоим лучшим другом. Я тоже хочу больше. Я тоже хочу всю тебя.
В моем животе снова появляются бабочки, но я тут же их прогоняю. Я понимаю, что он говорит: он больше не влюблен в Люси. Да и я больше не встречаюсь с Клеманом. Ничего не мешает нам быть вместе. Именно этого я хотела еще три дня назад, только этого и хотела. Но…
– Так что, Виолетта-аромат-фиалок-лета, – шепчет он в мои полуоткрытые губы. – Что скажешь? Ты, я и Мистангет – только мы трое.
Я вся горю. Буквально чувствую, как полыхает под кожей сердце, ощущаю горячие толчки в самых чувствительных местах моего тела. Мне хочется сказать ему, что я готова вернуться в Париж и сделать все, чего он захочет, но боюсь, что он охладеет, если я сдамся так быстро. А я хочу, чтобы он был здесь, долго, всегда и нигде больше.
И мой предательский язык берет и сбалтывает вместо меня:
– Я мечтаю об этом. Но… после всего, через что мы прошли, я так измотана. Не знаю, хочу ли я снова во все это лезть. Итан больше не с нами, моя мечта рушится на глазах, так что… думаю, мне нужно найти себя.
Ответом мне долгое молчание, во время которого я прислушиваюсь к ритму его дыхания.
– Понимаю, – наконец выдыхает он, носом касаясь моей щеки. – Я не давлю на тебя. Просто хотел, чтобы ты знала, что я здесь, с тобой, как и всегда. И что я не выбрал Люси. Да и выбирать не пришлось.
Он отстраняется от меня, давая возможность снова собраться с мыслями. Он делает шаг назад, проводя рукой по своим волосам. Я с легкостью угадываю, что ему тяжело находиться вдалеке от меня, и я его понимаю. Более чем!
– Если ты захочешь побыть какое-то время одна, я пойму.
Лоан впервые с тех пор, как вошел в эту комнату, отводит взгляд в сторону. Я мрачнею. Если бы я знала, что он придет, то не стала бы ждать его в своей подростковой спальне. Я замечаю, как он мягко улыбается, глядя на мои старые фотографии.
– Я облажалась, Лоан. Я вкалывала несколько месяцев, но у меня отобрали возможность показать результаты моего труда.
Его лицо смягчается, он склоняет голову. Ему жаль меня. Я вздыхаю, снова и снова переживая тот день и чувство стыда и неловкости, которые я испытала.
– Это твое первое испытание, – говорит он успокаивающе, – будут и другие. То, что ты упала, не главное, главное – снова подняться. Ты не попала в «Миллезию», и что? Пойдешь в другое место. Ублюдок вроде Клемана ведь не помешает тебе стать стилистом, правда?
Я удивленно жмурюсь, слыша в его голосе яд, когда он выплевывает имя моего бывшего. Очевидно, он все знает. И должна признать: он сексуален, когда злится. Конечно, мне уже доводилось видеть его таким в тот день, когда он упрекнул меня за то, что я вмешалась в его дела, поэтому скажем так: он сексуален только тогда, когда злится не на меня.
– Возвращайся в Париж, – настаивает он, – это единственное, о чем я тебя прошу.
Я молча киваю. Он в последний раз улыбается, и, когда он уже собирается уходить, я не выдерживаю и спрашиваю:
– Ты уверен, Лоан? Я имею в виду нас.
Он смотрит на меня несколько долгих секунд, удивляясь тому, что я в этом сомневаюсь. Я просто хочу быть уверенной, вот и все. Не хочу умереть от горя, если вдруг он случайно ошибся в природе своих чувств.
– Никогда в жизни не был так уверен.
Сказав это, он выходит, оставляя меня наедине с собой. В шоке я стою еще несколько секунд у кровати. Что только что произошло? На дрожащих ногах я подхожу к двери и приоткрываю ее. Мое сердце изо всех сил колотится, и я кладу руку на грудь, пытаясь его успокоить. Я слышу, как мой отец спрашивает снизу, все ли со мной хорошо. По-прежнему взбудораженная, я прислушиваюсь.
К сожалению, мое сердце звучит так громко, что я не слышу ответа моего лучшего друга. Зато слышу остальную часть разговора.
– Я знаю, что мне не обязательно быть в курсе всех подробностей случившегося, – издалека доносится от меня голос отца, – но я должен понимать, правильно ли сделал, что пустил тебя к ней, Лоан.
Тот, полагаю, кивает, я очень четко это представляю.
– Понимаю. Правда в том, что я люблю вашу дочь, – признается Лоан, и у меня перехватывает дыхание. – Но кое-где промахнулся, поэтому просто даю ей время перевести дух. А после… все будет зависеть от нее. Я не стану на нее давить.
Повисает тишина. Я в шоке стою за дверью, ожидая ответа отца. Боже мой, впервые мужчина заявил, что влюблен в меня.
– Хорошо. Рад слышать.
– До свидания, месье, прошу прощения за неудобства.
Я осторожно закрываю дверь и прислоняюсь к ней. Черт меня побери… С моих губ срывается громкий вздох: наверное, тот самый, который я сдерживала с тех самых пор, как увидела Лоана на пороге комнаты. Он пришел сюда, чтобы сказать, что любит меня и что я должна быть сильной.
Да, мне пришлось несладко, но через это проходят все. И я еще не раз столкнусь с трудностями. Мне просто нужно продолжать двигаться дальше.
Мне просто нужно вернуться в Париж. И взять себя в руки.
39. Наши дниЛоан
С ума сойти, как медленно тянутся дни. Слишком медленно. Словно Вселенной буквально на нас наплевать. Когда мы счастливы, время летит слишком быстро. А когда мы, наоборот, хандрим, секунды кажутся вечностью. Я не хандрю, но не сказал бы, что мне легко.
Съездив к Виолетте, я вернулся к своей привычной жизни, надеясь, что был достаточно убедителен. Я до сих пор вижу, как расширились ее глаза, когда она заметила меня на пороге своей комнаты. И, вспоминая это, я улыбаюсь как последний идиот. Моя маленькая деревенская девочка.