Гвин замечает министра Ричардса с женой и решает подойти поздороваться. Внезапно кто-то хлопает ее по спине. Обернувшись, она видит коренастого Максвелла Скалфиа, доктора, коллегу Томаса, и его жену Николь, тоже доктора, выше мужа сантиметров на двадцать пять. Гвин часто встречала Максвелла днем, когда они с Томасом по привычке вместе обедали. По понедельникам, средам и почти всегда по пятницам.
– Как поживаешь? – спрашивает Максвелл и встает на цыпочки, чтобы поцеловать ее в щеку.
– Хорошо, Максвелл, все отлично. Спасибо, что пришли. Мы рады вас видеть.
– Мы тоже.
Гвин улыбается и гадает, сколько ей еще придется так стоять. Сейчас Максвелл будет другом Томаса. И как кажется Гвин, Томас вполне может на него рассчитывать. Максвелл все еще ей улыбается, смотрит в глаза и предлагает чокнуться, так что у нее не остается возможности красиво ускользнуть.
– Я как раз до этого говорил Томасу, что однажды мой друг сказал: «Успех брака не в его длительности, а в том, как он длится», – говорит Максвелл. – Десять, или двадцать, или тридцать пять хороших лет брака важнее, чем пятьдесят лет нормального брака. И я в это верю.
Гвин кивает, словно они в сговоре, хотя знает, что Максвелл сам не верит в то, что говорит, он выдумал эту историю, чтобы ее поддержать. Гвин достаточно хорошо его знает и понимает, что Максвелл никогда не разрушит свой брак, каким бы тот ни был. Максвеллу лучше остаться. А почему нет? Мы верим во что-то, когда нет другого выбора.
Мимо проходит официант с шампанским, и Гвин берет бокал.
– Конечно, – продолжает Макс, – сейчас не лучшее время, но мы хотим, чтобы ты знала: мы с Николь готовы купить. Готовы предложить щедрую сумму, если вы рассмотрите наше предложение, прежде чем выставляться на рынке. Действительно щедрую.
– О чем ты?
– О доме.
– О доме? Моем доме?
Она оборачивается и смотрит через палисадник сквозь стену дождя на дом, сияющий и блестящий.
– Да, – говорит он. – О твоем доме. Хантингтон-Холле.
Гвин с Томасом хотели отложить решение о судьбе дома до ночи. Понять, что с ним будет, и принять какое-то решение значит приблизить конец, если он еще не настал. Это решение покончит со всем. Всему наступит конец.
– Все сложно, – говорит Гвин.
Он перебивает:
– Конечно. Я просто говорю, что, как только соберетесь, мы уже будем готовы. У моей дочери Мередит только родились двойняшки. И мы хотим, чтобы они жили здесь все лето. Будет проще, если у них будет собственный дом, так как ее муж, сукин сын, уже даже не пытается скрывать, что нас ненавидит, – улыбается Максвелл. – Это наш крест.
Гвин чувствует, как краснеет. Она предполагала, что Томас уйдет, что он переедет к Ив. И что она сама съедет, ведь оставаться здесь без Томаса нет никакого желания. Но, по правде говоря, Гвин не предполагала, что дом перестанет быть их собственностью. Хант-Холл будет пустовать? Неужели так надо? И хотя Гвин может оставить дом детям, она понимает, что ей этого не хочется. И Томасу тоже. С одной стороны, дом мог бы послужить местом для чего-то нового. Но сейчас он больше напоминает место, где расстаются со старым.
– Думаю, мы что-нибудь придумаем, – говорит Гвин.
– Правда? – Он нервно смеется. – Вот так просто?
Она поворачивается и снова смотрит на свой дом.
Тридцать пять лет.
Тридцать пять Дней благодарения, рождественских обедов и завтраков.
Тридцать пять отмечаний на 4 июля, тридцать шесть праздников в честь дней рождения детей, семьдесят восемь долгих семейных сборищ. Сто раз она решала, что январь здесь ужасен, двести пятьдесят раз понимала, что нет ничего прекраснее, чем Монток в самом конце марта. Пятьсот раз поднималась к маяку на пикники, семьсот девять раз приносила свежие цветы с ферм в Ист-Хэмптоне, восемьсот сорок раз они поднимались к утесам на пляже. Тысячу сто раз читали воскресную газету у камина, тысячу триста раз любовались закатом с веранды, тысячу девятьсот вечеров провели на качелях у обрыва.
В первый раз в этом доме они собрали знакомых и родныхи на пати, где, видимо, со всеми надо попрощаться.
Она оборачивается на Томаса, который тоже на нее смотрит.
– Не знаю, – говорит Гвин Максвеллу. – Возможно.
Мэгги
Мэгги не идет наверх переодеться. Она не приводит себя в порядок.
Мэгги небрежно завязывает волосы в хвостик и идет на вечеринку в потертой джинсовой юбке и розовом свитере, сквозь который просвечивает фиолетовый лифчик. Мэгги оставила рюкзак в доме Бакли, у Ив, которая готовила тосты и резала торт к вину. Все еще. Мэгги просто нужно найти Нейта, пока она отчасти помнит, как ей этого хочется, иначе будет слишком поздно. Дождь уже успел бесцеремонно обрушиться на город, ветер задувает и с силой надвигается на шатер. Когда Мэгги заходит внутрь, она вся мокрая – капли дождя остаются на руках и шее, – на ногах грязь и травинки, там, где шлепанцы не прикрыли ноги.
С дверного проема шатер выглядит потрясающе: блестящее, яркое и освещенное теплое убежище от шторма, вечеринка излучает энергию, свойственную лучшим событиям, и что-то неосязаемое, обещающее, что вечер будет запоминающийся и волшебный. Судя по всему, все забыли, по какому поводу собрались. Кажется, гости решили об этом не вспоминать.
Мэгги видит Нейта в углу шатра, он надел коричневый костюм и оранжевые кеды «Конверс». Нейт отлично выглядит. Он похож на самого себя. И на секунду Мэгги забывает обо всем остальном.
Ей легче от того, что она его видит – что решила остаться, – но только сейчас замечает: рядом с Нейтом стоит Мерф в платье телесного цвета; она напоминает Мэгги длинную ногу. Мэгги хрустит костяшками и идет к ним, к ним обоим. Только кто-то ее останавливает. Томас. Он разговаривает с молодой парой, с которой явно не хочется ни о чем говорить. Скорее всего, они одного возраста с Мэгги, может, чуть постарше.
– Мэгги, – говорит Томас и перекладывает руку на поясницу Мэгги. – Я как раз тебя искал. Это Белинда и Карл Фишер, они только недавно переехали в дом на этой улице. Это невеста Нейта, Мэгги Маккинзи.
Белинда осматривает Мэгги с головы до пят с почти не меняющимся выражением лица, едва показывая, что она на самом деле думает о наряде Мэгги.
– Рада познакомиться. Мы столько о вас слышали.
«Например?» – хочет спросить Мэгги, но вместо этого она старается закрыться и складывает руки на груди.
– Я тоже рада, – говорит Мэгги. Она чувствует руку Томаса на плече.
– Позвольте, Белинда, нам с невесткой надо поболтать минутку, – извиняется Томас и ведет Мэгги к другой части шатра, подальше от ужасных Фишеров и от всех гостей.
– Нужно немного побыть одному? – шепчет ему Мэгги.
Он опускает руки в глубокие карманы и сейчас выглядит совсем как Нейт – неуклюже, словно не сможет расслабиться, пока не снимет костюм и не выйдет из игры.
– Так очевидно? Прости. Я не очень люблю коктейльные вечеринки, – говорит он. – И никогда не любил. У Гвин хорошо получается проводить на них время.
Мэгги улыбается. В его словах нет грубости, в них больше восхищения. Восхищения тем, что Гвин комфортно в собственной шкуре, или тем, что у нее, по крайней мере, хорошо получается притворяться.
– Ты была в доме? – спрашивает он и протягивает праздничные салфетки. Мэгги начинает вытираться, и ей это помогает немного собраться.
– Я была в соседнем доме с организатором банкета и на самом деле ей немного помогала. И пряталась.
– И как?
– Помощь или прятки?
Он смеется:
– И то и другое.
– И то и другое удалось, думаю.
Томас пытается улыбнуться. Только за улыбкой прячется что-то, что невозможно скрыть, Мэгги понимает это с первого взгляда. Одиночество. Сложное чувство, на которое, как ему кажется, он не имеет права.
– По плану, я должен через несколько минут произносить речь о мирном дружелюбном расставании.
– Думаете, это возможно? Мирное расставание?
– Ну, – говорит он, – сейчас я начинаю думать, что чем больше ты пытаешься сделать расставание приятным, тем больше ты все портишь.
– С этого тост лучше не начинать.
Он смеется, и Мэгги рядом с ним становится тепло.
Ей нравится Томас. Мэгги понимает, что они с Гвин скрывают что-то, чего ей знать не хочется, но Томас все равно ей нравится. Мэгги видит, что Нейт похож на отца не только внешне, но и добродушием. Не все мужчины добродушны, и не всегда это единственная их черта, но именно сейчас она благодарна Томасу за это качество.
– Краем уха я слышал, что у вас с Нейтом сегодня был трудный день, – говорит он. – Прости меня.
– За что?
– Ты здесь из-за меня.
Мэгги улыбается Томасу:
– Пожалуйста, не стоит из-за этого расстраиваться. Вы не виноваты, что все несколько вышло из-под контроля.
– Я в этом не так уверен, – говорит он.
Они оба закрывают глаза, и Мэгги слышит в его словах то, что и так подозревала, – правду. В этот момент подходит Гвин во всем белом. Выглядит она потрясающе.
– А вот и ты, – говорит Гвин Томасу, затем мельком смотрит на Мэгги, не осуждая ее внешний вид, а искренне ей радуясь.
В этот момент, вспоминая все, Мэгги чувствует, что Гвин – действительно прекрасная женщина.
– Как дела, Мэгги? Из-за этой суматохи я, кажется, почти с тобой не пообщалась.
– Хорошо, – отвечает Мэгги. – Все в порядке.
– Точно?
Мэгги кивает:
– Точно.
– Хорошо. Тогда можно я на минутку украду Томаса? Я приведу его обратно раньше, чем он тебе понадобится. Мне нужно его украсть на тост, – говорит она.
– Он весь ваш.
Томас берет Гвин за руку и улыбается Мэгги, словно намекая: «Поговорим позже, хорошо?»
Мэгги улыбается в ответ им обоим, пока они идут к маленькому столику у главного входа в шатер – за их спинами идет дождь, а перед ними виднеется дом, – на столике стоит бутылка вина и два бокала.
Мэгги чувствует, как ее поясницы кто-то касается, видит руку Нейта и поворачивается на него взглянуть. К счастью, Мерф с ним нет.