I want to ride my bicycle, bicycle, bicycle,
I want to ride my bicycle,
I want to ride my bike,
I want to ride my bicycle,
I want to ride it where I like.[6]
А мы пели вместе с ним. Ух, как же это было круто.
– Су-у-у-у-упер! – закричал я.
Мы ехали вдоль канала, на берегу которого гуляли толстые белые гуси и овцы, смотрели на жующих траву лошадей и на игрушечные домики, похожие на коробки с конфетами.
– Ему что, правда не нравятся «Звездные войны»? – крикнул я маме.
– Что?!
– Я не понимаю, как ему могут не нравиться Star Wars!
– А?!
– И в каком смысле он не верит в Супермена?
– Морковкин, я тебя не слышу! Поговорим потом! – прокричала мне мама.
Так мы катались целых два с половиной часа и ужасно проголодались. В конце концов мы припарковали велосипеды на маленькой площади, где было много кафе и вошли в одно из них. Пока нашу еду готовили, мама подключилась к вайфаю.
– Ну что же, попробуем найти твоего Ясона.
– Янсена.
– И как ты будешь его искать?
– В фейсбуке, конечно. А как еще?
Все-таки взрослым быть гораздо проще. Мне даже не пришло в голову там искать – у меня и фейсбука никакого нет.
– So… Your milkshake, coffee and two apple pies. – Официантка с серьгой в носу, как у Девицы, сняла с подноса еду и поставила на наш стол. – Enjoy your meal![7]
– Thank you, – сказал я и набросился на молочный коктейль.
– Смотри, – мама положила передо мной телефон. – Тут целое полчище йоханов янсенов. Ты знаешь, как выглядит твой?
– У него усы. И очки. И фотоаппарат.
– Усы можно сбрить, а очки снять. Есть еще приметы?
– Ну… Он рыжий. Иногда он носит шляпу…
– Морковкин, милый, так мы его не найдем. Ты сам это понимаешь? – мама внимательно посмотрела на меня, и я увидел, что за эти два дня у нее на лице высыпали веснушки. Я вздохнул:
– Понимаю, но все-таки дай я посмотрю.
С экрана на меня смотрели янсены всех видов и размеров: молодые и старые, с детьми и с женами, с котами и собаками, усатые и безусые, лысые и волосатые, в очках и без очков, в шляпах и…
И тут я увидел Йохана. На фотографии он снова был в шляпе, а в руках держал фотоаппарат. Фотография был совсем маленькая, так что я не понял, Ad Astra ли это.
– Это он, – тихо сказал я и протянул маме телефон.
– Уверен?
– Сто пятьдесят процентов.
– Хорошо, Морковкин, – вздохнула она. – Я напишу ему. Только будь готов к тому, что он может не заметить сообщение от незнакомого человека, потому что оно попадет в папку, которую трудно найти. А если заметит, то все равно может не ответить, потому что, если твой Йохан такой известный, вряд ли у него есть время на встречи с поклонниками из России.
– Спасибо! – я вскочил и крепко обнял ее.
Выйдя из кафе, мы снова сели на велосипеды и поехали кататься по городу, полному велосипедистов, воды, солнца и крошечных магазинчиков, в каждый из которых хотелось заглянуть.
Так как вайфая у мамы не было, я все время умолял ее зайти в какое-нибудь кафе, чтобы проверить сообщения, но она не поддавалась.
– Потерпи, пожалуйста, до вечера. Если мы все время будем ходить в кафе, то растратим все деньги.
Терпеть получалось плохо, поэтому я все время придумывал предлоги, чтобы вернуться домой.
– Мам, что-то у меня живот болит… Мам, я устал… Мам, я хочу пить… Мам, я хочу писать… Мам, который час? Мам, а когда мы пойдем домой?
В конце концов она не выдержала:
– Господи, ну почему обязательно нужно вынуть из меня душу?
– Прости.
– Почему тебе, скажи на милость, вдруг приспичило увидеть этого фотографа? Ты ведь знал, куда мы едем, но ничего мне о нем не говорил.
– Ну… Я думал… – и я запнулся, не зная, что сказать.
– Индюк тоже думал и в суп попал, – сказала мама, совсем как бабушка, и щелкнула меня по носу. – Ладно, поехали домой, я сама уже устала.
Чтобы не злить ее, я решил не задавать больше вопросов и, когда мы пришли домой, сразу пошел в комнату. Через полчаса мама позвала меня ужинать.
– Что же ты ничего не спрашиваешь?
– Я подумал, что ты мне сама скажешь, если он ответит. Ну и чтобы в тебе осталось хоть немного души…
– Иногда ты меня очень удивляешь, суслик. Так вот… Он ответил.
– Покажи! – завопил я так громко, что макароны из моего рта вывалились обратно в тарелку.
– Спокойно. Плеваться необязательно. На, смотри. – И она протянула мне телефон.
В мессенджере было написано:
hello Marika
got your message
was surprised
a bit
%)
let’s meet
Tomorrow 7 p. m.
bar Vesper, Vinkenstraat 57
%)[8]
– Ты понял, что он написал?
– Что завтра в семь утра он нас ждет в баре «Веспер»?
– В семь вечера, слава богу. Придется теперь познакомиться с этим твоим Янсеном.
– Или твоим, – подумал я.
Глава 27. Я твой дедушка
Когда мы вошли в бар, я сразу его увидел. Он сидел за стойкой со стаканом в руках и читал газету. Шляпы в этот раз не было, и я увидел, что волосы у него совсем белые. И тут я растерялся. Что я скажу ему? Как объясню все маме? Одно дело – писать письма, другое – говорить с незнакомым человеком и спрашивать его, не отец ли он моей мамы. Тем более когда моя мама стоит тут, ничего не подозревая о расследовании, которое провел ее сын.
– Hello, – сказал я.
– Hallo, – ответил Янсен.
– You are Johan Jansen?
– Ja. Yes.
– Do you love Pink Floyd?
– I did when I was young…[9]
И Йохан рассказал нам о том, как сходил с ума по Pink Floyd, особенно после того как у них вышел альбом “The Wall”.
– I had a tatoo, – он показал на ладонь. – Here. But it was removed when Waters had left[10].
Я не знал, кто такой Уотерс. Я только понимал, что tatoo – это татуировка. А remove – удалять. Мысли как мухи крутились у меня в голове и отдавались эхом: «Это он, он, он!»
– Why are you asking?[11]
Я не сразу понял, что Йохан обращается ко мне, и от неожиданности выпалил:
– Because I’m your grandpa[12].
Честное слово, я не собирался это говорить. Слова как будто сами собой вырвались у меня изо рта, и вместо «внук» я сказал «дедушка». Мама изумленно на меня посмотрела и поднесла руку ко рту. Йохан вытаращил глаза и так громко расхохотался, что все люди в баре обернулись. Смех у него был какой-то детский – даже не скажешь, что он уже старый и седой. Тут я понял, что от волнения все перепутал, и почувствовал, что моя голова стала такой горячей, как будто ее окунули в кипяток.
– I’m so sorry[13], – сказала мама Йохану по-английски и взяла меня за плечи. – Да что с тобой такое? Ты с ума сошел?
И тут я разревелся. Слезы как из шланга хлестали из глаз, а еще меня всего трясло, и поэтому я не мог говорить. Хотя сказать мне все равно было нечего: я сам не знал, что со мной происходит. Мама гладила меня и повторяла: «Все хорошо». Йохан попросил официанта принести воды. Я выпил все, и пришлось попросить еще бутылку. Когда я наконец успокоился, я начал говорить. Cначала я пытался говорить по-английски, но потом мама сказала, чтобы я перешел на русский, а она будет переводить.
Я рассказал им про то, как вертелся в кресле и разглядывал в лупу разные вещи. Про то, как увидел на фотографии человека с фотоаппаратом. Про то, как Макс помог мне разглядеть надпись. Про историю Ad Astra и четырех фотографов. Про то, что Мисаки Ямаути оказалась женщиной. Про Атанасиоса и Пенелопу. Про Жан-Пьера и Наполеона. Про то, как умер Хосе Мария Дельгадо. Закончив говорить, я взял маму за руку и почувствовал, что она дрожит.
– Удивительно, – тихо пробормотал Йохан, когда я наконец закончил, и посмотрел на маму. – В каком году вы родились?
– В восемьдесят первом, – ответила она так тихо, что об ответе скорее можно было догадаться по губам.
– Удивительно, – повторил он. – Я действительно был в Москве летом восьмидесятого года во время Олимпиады. Вы надолго в Амстердаме?
– Мы улетаем послезавтра.
– Знаете что, Марк и Марика, – сказал Йохан, отпивая глоток из своего стакана, – Приходите завтра ко мне в гости. Адрес – Принсенграхт, семь.
Когда мы вышли, мама молчала. Через пять минут я не выдержал:
– Мам?
– М.
Я посмотрел на нее и вдруг увидел, что лицо у нее мокрое, а по щекам катятся слезы.
– Мамочка, ну не плачь. Я просто хотел… Я хотел как лучше… Ты сердишься?
– Господи, Морковкин, конечно, я не сержусь, – сказала она, громко сморкаясь. – Я думаю о том, что у меня самый необыкновенный ребенок в мире.
Глава 28. Мы попадаем в дом-сундук
Дом Йохана был похож на узкий темно-серый сундук. Над дверью висела какая-то зеленая глиняная штука, к которой был прилеплен скрученный в трубочку желтый рожок. Рядом было написано Post Hoorn, а на последнем этаже были распахнуты красные рамы окошка. Я нажал кнопку домофона.
– Hallo?
– This is us[14], – cказала мама. Домофон фыркнул и открыл дверь. Поднявшись по узкой лестнице, мы оказались в огромной светлой комнате с огромными окнами, за которыми виднелся канал. В комнате стояло пианино, большой светлый стол и очень много цветов. А на стенах везде висели фотографии.
– А почему у вас над дверью висит рожок? – спросил я у Йохана по-английски.