В «офисе» он в первые же дни навел порядок. Вымыл полы, отдраил кухню и ванную комнату. Туалет тоже, не побрезговал. Выбил ковры, выстирал занавески, изгнал тараканов. Единственное, с чем не мог справиться, это с табачным перегаром, впитавшимся в обои и даже в штукатурку. Он бы и на этом фронте одержал победу, когда бы не ежедневные газовые атаки, предпринимавшиеся командами кобылиц перед отправкой на работу и сразу по возвращении с нее.
Одним словом, все были откровенно поражены, когда он заявил, что ему требуется выходной день.
— Выходной?
— Тебе?
— Зачем?
Никто не мог себе этого представить, с другой стороны, никто не мог сказать, что эта просьба незаконна. Даже негры на плантациях имели выходные дни.
— Почему именно сегодня? — спросил Сережа, давно уже переставший побаиваться своего крестника и считавший его чем-то вроде полностью прирученного слона, — почему не вчера, не завтра, а, Никит?
— Вчера должна была закончиться командировка, — совершенно честно назвал причину чистоплотный сутенер, но, как часто бывает в подобных случаях, ответ прозвучал загадочно. Эту загадочность усугубили Нина и Магда, сообщив, что в последние пять-шесть дней Никита вдруг пристрастился к их телефону. До этого не обращал никакого внимания. Набирает один и тот же номер (хитрая Магда подсмотрела). И получает, судя по всему, один и тот же ответ. И ответ отрицательный. Человека, с которым он страстно желал пообщаться, звали Савелий Никитич. После коротких телефонных бесед непроницаемый Никита становился еще непроницаемее и как бы переставал временно слышать. Бесполезно было к нему обращаться с вопросами.
Выслушав все это и записав, что было нужно, Сережа сказал многозначительно:
— Выходной так выходной.
12
— Что ей надо от меня, Руслик, а? Как ты думаешь? Может, тут какая-то собака зарыта?
— Да она ко многим придирается. Тебе только кажется, что она тебя особенно не любит.
— Думаешь, кажется?
— То, что она сволочь, все знают. Ее даже преподаватели зовут Варфоломеевская дочь.
— Это отца так зовут?
— Нет, мать.
— Нет такого имени — Варфоломея.
Руслан ничего не ответил.
Они сидели на чердаке нежилого четырехэтажного дома и наблюдали за подъездом дома напротив. За подъездом и маленьким сквером. Из подъезда должна появиться одна овчарка; в сквере она будет гулять. Там ее Руслан и настигнет микроскопической пулькой.
— Я давно ее оставил в покое. Тише воды живу, ниже травы. После тех штук со столбами прошло уже больше месяца. А она никак забыть не хочет, гнобит и гнобит.
— Ты вспомни, Диня, ты же ее сильно обидел.
— Сама виновата. Всегда видно бабу, которая бесится без мужика.
— У нее есть муж.
— Служит где-то очень далеко на полигоне, вот она и…
— Стой!
Дверь подъезда открылась, но выпустила только старушку, правда, очень толстую.
— Эх, была бы она собакой.
— Кто?
— Я знал бы, что с ней сделать.
— Ну, ты вообще, Диня. Она человек, хоть и учительница.
— Если бы она была человек, оставила бы меня в покое. Хоть на время.
— Она не может, это ее работа.
— Она меня со свету сживет, Руслик. Половину своего времени я трачу на нее. Голова пухнет от ее заданий. Если я посыплюсь, она тут же все скажет бабке.
— Почему?
— Да там свои какие-то дела. Она должна доказать бабуле, что я говно. Именно бабуле. Позвонит ласковым таким голоском и скажет, что Денису, кажется, не по зубам ее программа. Может быть, следует снизить требования? Сволочь!
— Может, ты накручиваешь?
— Может, и накручиваю, но, так или иначе, рисковать нельзя. Бабка тут же отобьет телеграмму отцу, а у него как раз сейчас решается — продлять командировку или нет.
— Да-а.
— Если он узнает, что его сынок разболтался, у него совесть запищит. Бросил, забыл из-за зверей своих. А так, представляешь, было бы у нас еще месяца два-три в запасе.
— Представляю, — без вдохновения сказал Руслан.
— Я тут ночью придумал один гениальный ход.
Руслан тихо вздохнул.
— Знаешь, кто самые богатые люди в Москве?
— Миллионеры.
— Те, кто командует в собачьих клубах.
— Почему?
— Как почему? Выставки, медали, взятки-вязки. Ты думаешь, всегда награждают лучшую собаку?
— А какую?
— Кто больше даст. И платить приходится много, очень много. Но, думаю, настоящая интрига начинается, когда взятку дать невозможно.
— Это когда?
— Когда ее не берут. Купить можно любое место от последнего до второго. Только первое купить нельзя, так мне кажется.
— Уж больно туманно, Диня.
— Короче говоря, отыскиваю я песика, который претендует на победу, на дороге у него стоит конкурент, и шансов у конкурента больше. Честным способом его не объехать, взяткою не устранить. Проще заплатить мне. Вернее, нам. Как план?
— По-моему, бред.
— А если я тебе скажу, что один такой вариант уже отыскал. Шестьсот баксов. За один выстрел.
Руслан ответил не сразу.
— Диня, ты же говорил мне, что мы усыпляем только плохих собак, что мы санитары города, а теперь выясняется, что надо убивать самых лучших. Так мы не договаривались. Этим я заниматься отказываюсь.
Денис вдруг схватил друга за руку.
Внизу, на одной из пыльных ступенек лестницы, ведущей на полуразгромленный чердак, что-то хрустнуло. Осколок стекла, кирпича, гнилая доска. Что это? Крыска бежала, хвостиком махнула?
Несколько секунд ребятам казалось — послышалось?
Нет, не послышалось.
Скрипнул кирпичный песок под каблуком. Второй раз, третий, но раз от разу менее отчетливо. Какое-то крупное существо поднималось по лестнице и не желало, чтобы его услышали.
Диня посмотрел по сторонам. Обычный заброшенный чердак. Пыльный хлам, кирпичи, ветошь, кошачьи запахи. Никакого другого пути вниз, кроме занятого угрожающе поднимающимися шагами. Денис выглянул в амбразуру, через которую они собирались расстреливать заказанную овчарку. Внизу торговали арбузами. Сентябрь, будь он неладен. Огромный загон полосатых валунов. Продавец, очередь. Как ни бросай винтовку, все равно заметят. Денис наклонился к уху неподвижного Руслана.
— Если менты (шаги приближались), скажем, что охотились на ворон. Понял? На ворон.
Руслан оставался в полном оцепенении, нельзя было даже сказать, слышит он что-нибудь или нет.
— На ворон, ворон, ворон! — шептал ему на ухо Денис, обжигая ухо дыханием.
Пролом, через который они полчаса назад проникли на чердак, заслонила тень. Тень дышала тяжело и обширно. Она даже чихнула, подняв облако известковой пыли. В этом облаке выследившее существо и явилось.
Мент — со специфической тоской подумал Денис.
Милиция — проникла в сознание Руслана рассеянная мысль. Он не испугался, он не считал себя преступником и еще не привык бояться представителей закона. Но процесс пошел, что-то очень быстро прокручивалось в сознании санитара города.
Огромный пузатый милиционер в еле-еле застегнутом кителе, в сдвинутой на затылок фуражке стоял, упираясь пухлыми ладонями в края пролома.
— Ну что, пидарасы, попались? — сказал он весело.
— А в чем дело? — спокойно, почти нагло спросил его Денис.
— Это я сейчас у вас узнаю. Что вы тут — просто гадите или чего похуже.
— Просто гадим, — честно признался Денис, — закрыли ведь все туалеты, а тут приперло. Ну, куда?! До дома далеко. Не проситься же в гости со своей мочой.
Руслан молча переводил безумный взгляд с толстяка в униформе на безостановочно говорящего друга.
— Для того вы и полезли на чердак аж, да? — усмехнулся милиционер. Полумрак чердака становился все более проницаемым для его взгляда. Вот он, кажется, рассмотрел винтовку в руках молчаливого хлопца. Хорошенькое дело, парни с такой стрельбиной на крыше!
Денис медленно, по полшажка приближался к проему с милиционером, развивая и усложняя свою торопливую повесть о трудном детстве, об испорченном кашпировском «будильнике», о своей невероятной стыдливости, не позволяющей ему мочиться в каких-нибудь там кустах, о том, что рос он не только без матери, но и без теплого туалета.
— Что это у тебя там? — обратился милиционер, но не к говоруну, — к молчуну.
— А у него все еще хуже, чем у меня. Тоже ссытся в постель, к тому же немой.
— Скажи этому немому, чтобы он положил на землю свою игрушку.
— Но как же так, это же его игрушка. У него больше ничего нет. И он больше не будет. Мы тоже больше не будем.
Милиционер был человек опытный, и его ничуть не сбил с толку Денисов словесный понос. От решительных действий его удерживало только отсутствие плана. Некоторое время на чердаке сохранялось зыбкое равновесие — два вооруженных человека и болтающийся меж ними болтун. Наконец каким-то неосторожным движением Денис равновесие это нарушил и тут же вспыхнуло действие. Болтун получил сильный удар тыльной стороной ладони по губам и отлетел в сторону, захлебываясь невысказанными словами и кровью. Рука-победительница потянулась к кобуре, открыла кобуру, легла на металл. Делалось все быстро, профессионально, но с отставанием на один ход от того, что делал Руслан. Он поднял винтовку, навел и нажал на спусковой крючок в тот самый момент, когда пистолет покидал кожаное стойло.
Конечно, лейтенант не собирался никого убивать, только припугнуть хотел бы этого дурачка с мелкашкой, отобрать ее и довести дело до протокола. Руслан этого не знал и потому принял свое решение.
Он выстрелил. И попал. Попал в ногу.
Лейтенант охнул, отступил и свалился на спину, грузно и медленно. Ударился правым локтем о выступ стены, тем самым выбив пистолет сам у себя.
Пока мужественный милиционер, перебарывая боль и пережевывая матерщину, полз за ним, охотники за собаками покинули чердак и покатились вниз по лестнице.
Они бежали очень быстро и успели убежать очень далеко, так что явившиеся на призывные выстрелы лейтенанта люди не знали, куда за ними направлять погоню.