Руслан серьезно покачал головой.
— Не думаю. Во всяком случае, что бы там со мной ни случилось, я помешаю только себе.
— Спасибо, друг! — Денис повалился на диван и громко захохотал.
24
Стул был старый, расхлябанный, при малейшей попытке пошевелиться он покачивался и скрипел. А пошевелиться Никите хотелось все время. Руки, связанные за спинкой кресла, затекли, спина давно казалась чужой и деревянной.
Комната была ничем не примечательна, обычный среднебюрократический кабинет: вытертый паркет, обшарпанная мебель, настольная лампа с поцарапанным абажуром.
За голым окном невидимая машина, пыхтя и постанывая, загоняла в землю сваи.
Так или иначе, эта комната была попривлекательней той, где ему пришлось сидеть в обнимку с батареей парового отопления. Около получаса находился здесь Никита, разнообразно манипулируя стулом, решительно освободиться он не пытался, потому что в комнате находились Дима и Андрей. Им, видимо, приказано было не спускать с него глаз, и они не спускали. Почти не переговаривались друг с другом и уж, конечно, не отвечали на вопросы прикованного к стулу.
Никите эти строгости, отдающие стилем крутых разборок, казались нелепостью. Он бы вслух посмеялся над ухватками бывших офицериков, когда бы забыл, как безапелляционно они скручивали его в брачной конторе, как транспортировали сюда, воткнув ствол пистолета под ребро. Еще он помнил о том, как их приятели били его по затылку в заброшенном доме.
Всякому бреду приходит конец, даже жизни как таковой. Должно же было чем-то разрешиться скрипучее сидение.
За спиною Никиты открылась дверь.
Офицерики вскочили, их лица сделались еще серьезнее, чем были.
Никита напрягся и всему телу стало от этого больнее.
Дальше произошло странное. Ладонью правой, заведенной за спинку стула, вставленной в кольцо наручника, полубесчувственной руки он почувствовал теплое прикосновение. Затекшая конечность не смогла сразу определить, в чем дело, но потом все же определила — ее пожали.
— Здравствуйте, Никита.
— Здравствуйте, — ответил сидящий, силясь повернуть голову, ибо не привык приветствовать человека, оборотившись к нему затылком.
Вежливый господин, идя навстречу его усилиям, вышел из-за спины и тут же был с облегчением узнан: профессор.
Когда он огибал правое плечо пленника, тот оказался в облаке благородного алкогольного запаха.
— Так, — сказал профессор, усевшись за конторский стол, — что на этот раз?
Никита инстинктивно попытался встать, чтобы сделаться поближе к человеку в очках и подальше от бесчувственных офицеров, но принужден был со стоном опуститься на место.
На лице профессора появилась улыбка, в уголках которой посверкивали бледные хмельные искры. Выше уже много говорилось о длине его лица, улыбка лишь отвратительно ее подчеркнула. Никита подумал, что он, пожалуй, рано обрадовался появлению этого очкастого удава. Да, когда-то он его вылечил, но так и не сказал, для чего.
— Говори же. Я ради тебя оторвался от интересного, приятного дела, а ты сидишь и молчишь. Ты понимаешь, что устроил большой переполох на моей ферме, или фирме, как угодно. Ты повел себя так, как не принято себя вести. Объяснись.
Никита посмотрел на военных братьев.
— Пусть они уйдут.
Профессор поднял брови, потом догнал их очками. Покашлял.
— А почему они должны уйти. Они мои охранники, им я доверяю, тебе — нет.
— Ты какой-то особенно гордый, да? Ладно, я попрошу ребят уйти. Что еще?
— Руки.
— Что руки?
— Не чувствую. И спина. Больно очень.
— Ты хочешь, чтобы мои охранники ушли, а перед этим освободили тебе руки, правильно?
— Правильно, — Никита отвернул взгляд в сторону. Его угнетало ироническое дружелюбие профессора.
— А вдруг ты на меня набросишься? — сладко зевнул всем ртом профессор, рот у него рассекал лицо поперек и очень глубоко, так что возникала мысль — если он откроется слишком широко, верхняя часть головы может завалиться назад. Впрочем, эта мысль целиком на совести того состояния, в котором находился Никита.
— Чего молчишь? Я сказал, что боюсь твоего нападения в отсутствие моих охранников. Нападешь?
— Зачем? — спросил Никита, и спросил так, что профессор после короткого раздумья кивнул офицерам.
— Руки ему освободите, а вот ноги…
— У меня есть специальные такие штуки, — тут же отозвался Дима и достал из кармана куртки другие наручники, неестественно большого размера.
Профессор искренне удивился.
— Это теперь такие делают колодки?
Офицер улыбнулся, понимая, что его предусмотрительность нравится шефу.
— Юаровское изобретение. Со скованными руками эти негритосы бегают не хуже страусов. Со скованными ногами — не могут.
— Ладно, — прервал лекцию профессор, — цепляй и — в коридор.
Никита медленно, как оживающий памятник, привел руки в нормальное положение и «залюбовался» их неестественным цветом.
— Итак, — сказал профессор, рассеянно закуривая, — теперь нет препятствий к тому, чтобы ты мне все рассказал.
— Спрашивайте.
Длиннолицый стряхнул первый пепел.
— Не хочешь, стало быть, по-хорошему.
— Хочу.
Последовала длинная вдумчивая затяжка.
— Сначала я решил, что меня к тебе, то есть тебя ко мне подсаживает ментовка. Потом думал, что ты от кого-то из моих недоброжелателей. Мно-огие люди желают мне недобра, самого разного. Теперь уж я и не знаю, что мне думать. Ведешь ты себя как человек не вполне нормальный, и я до сих пор не могу определить, бояться мне тебя или нет. Пожалуй, ни менты, ни конкуренты к помощи такого тихого идиота, как ты, прибегать бы не стали.
— Вы правы.
— Вот-вот, опять начинаешь. Но больше у тебя это валяние Ваньки получаться не будет. Надо мне какой-то сделать вывод, решение какое-то принять. Разве может позволить себе не сделать этого человек, занимающийся тем, чем занимаюсь я, а?
— Не знаю.
— А я тебе скажу. Надо бы тебя, конечно, пришить. От греха подальше. Так бы и поступил любой из моих коллег. Твое везение в том, что ты попал ко мне в руки. Если только не сам ко мне стремился. Я человек интеллигентный и не просто интеллигентный, но и любознательный. Но и моему терпению близится предел, ощущаешь?
В тишине заданного вопроса столб пепла обломился и с грохотом обрушился на стол.
— Понимаю, — сказал Никита, пытаясь согнуть пальцы, но они начинали гнуться не там, где было принято.
— Если сейчас, не отходя от этого стула, ты не ответишь, причем честно, на несколько вопросов, я пошлю за ниткой и иголкой.
— Зачем?
— Чтобы пришить тебя, дурак, это образное такое выражение. Тебе все равно не понять.
Машина за окном стала стучать медленнее, словно заинтересовавшись исходом разговора.
— Я отвечу. Честно.
— Ты сказал, что женщина, которую ты привел в гости, — твоя сестра, это…
— Правда.
— Единокровная сестра.
— Да.
— Не единоутробная?
— Единокровная.
— Значит, Савелий Никитич Воронин твой…
— Да…
— И ты приехал в Москву, чтобы, так сказать, ему представиться?
— Да.
25
Денис шпионским движением потушил свет и отодвинул занавеску.
— Что там?
— Машина, Руслик, кажется, приехали.
Руслан вскочил.
— Тогда я наверх.
Он бросился к лестнице и стал быстро подниматься на второй этаж.
— Постой, понос, бутылку с собой захвати и пожрать чего-нибудь. И побольше.
— Зачем?
— Слушай старших. Если тебе понравится, а я подозреваю, что понравится очень, за четыре часа ты успеешь проголодаться. И не один раз.
Руслан лихорадочно наполнял тарелку бутербродами.
— Какие четыре?
— Сеанс у них такой, Руслик, сеанс.
Увидев, что по присыпанной снегом дорожке к дверям дома неуверенно направляется темная мужская фигура, Денис зажег свет, давая фигуре понять, что она не ошиблась. Сюда!
Сутенер оказался длинным худощавым парнем в вязаной черной шапке, длинной, до колен, кожаной куртке, говорил почти не открывая рта, но все равно было понятно, что у него гнилые зубы.
— Фирма «Купидон», — сообщил он.
— Ждем, — сказал Денис, впуская его внутрь и стараясь держаться от него подальше.
— У вас уже снег выпал, хорошо, а в Москве мокро и грязно.
— У нас тоже всего час как идет.
— В мои обязанности входит осмотр помещения, — сказал гость, осматривая в основном самого Дениса. Тот знал, что ответить, если спросят насчет несовершеннолетия. Гнилозубый, словно почувствовав, что с этой стороны подкапывать бессмысленно, не торопясь прошелся по каминной зале.
— Но в заказе говорилось о двух господах.
— Второй господин уже на рабочем месте, — в тон ему ответил Денис.
Сотрудник фирмы потер переносицу.
— А он это…
— Что вы имеете в виду?
— Как бы это попроще объяснить, он человек, одним словом?
— Успокойтесь, не крокодил.
— Это хорошо. Значит, одно, как вы говорите, рабочее место наверху, а вот вторая пара?
— Комнат хватит на всех, — отрезал Денис, изо всех сил стараясь глядеть на долговязого, как требовательный покупатель на нерадивого продавца.
— Ну что ж, хоромы не тесные. Тогда последнее, и одновременно первое — деньги.
В представителе фирмы «Купидон» чувствовался скорее недоучившийся студент, чем блатная косточка, это успокаивающе действовало на Дениса. Первоначальное напряжение спадало. Он молча достал из кармана деньги и пересчитал их в тонкопалую, не мозолистую руку сутенера; подавил в себе желание произвести на этого ублюдка впечатление путем отслюнивания гонорара от толстенной пачки бумажек. Он заранее отложил в карман ровно столько, сколько надо, больше ни рубля.
В свою очередь пересчитав деньги, работник «Купидона» поглядел на часы.
— До одиннадцати пятнадцати.
— Правильно.
Совсем было собравшийся уходить гнилозубый улыбнулся вдруг с отвратительной угодливостью и почесал ноздрю но