— Не надо меня обманывать, — Руслан смотрел в огонь, огонь смотрел на него, отчего угреватое лицо сделалось по-своему значительным.
— Я тебя не обманываю, я… Ты правда мне не противен, ну как бы я могла, извини за выражение, трахаться с тобой, если бы…
— Не извиняйся за выражения: если они точные. А трахалась со мною ты потому, что это твоя работа. Я никак не мог поверить, уразуметь, что эта работа для тебя все. Я думал, что ты от нее отличаешься.
— Ну, конечно, отличаюсь.
— И что может случиться так, что ты станешь жить только со мной. Или я все же не гожусь? Я урод, я противен?
Лариса продолжала извиваться и бороться со своими гримасами.
— Да нет же, нет. Когда-нибудь мы, может быть, и поживем вместе.
— Почему не сейчас?
— Потому что я сейчас не располагаю собой.
— Не располагаешь? — Руслан покачал головой, сам удивляясь бездне своего отчаяния, — а кто располагает тобой? Всякий, кто заплатит?
Хотя юноша сказал абсолютную правду, Ларису это задело.
— Ты даже не представляешь, о чем я веду речь. Ты не урод, ты не противный, ты просто маленький. Еще. Придет время, и расскажу тебе то, что не могла рассказать сейчас. И ты поймешь, до какой степени был не прав, оскорбляя меня.
— Ты попала в дурацкую ситуацию, тебя шантажируют? Почему ты думаешь, что я не смогу тебе помочь?
— Не расскажу.
— Почему?
— Потому что твое время закончилось.
Руслан стал нашаривать хронометр на левом запястье.
— Можешь не проверять, у нас как в аптеке.
33
На пороге стояла Марианна Всеволодовна. Выражение лица у нее, как всегда, было в высшей степени надменно.
Надменность, это неумение скрывать уверенность в себе, подумал бы какой-нибудь моралист, глядя на нее.
Денис не успел подумать ничего определенного, но понял, что надо приготовиться к неприятному известию. Он сидел на том самом стуле, к которому его прикручивал неизобретательный Никита, прежде чем допросить с пристрастием.
— К тебе пришли, Денис.
Когда он увидел профессора, то испытал облегчение, это было все же лучше, чем скуластый, безжалостный родственник Светланы Савельевны.
Когда профессор хотел, он мог произвести приятное впечатление. Именно это он и сделал в отношении Марианны Всеволодовны. Она спокойно оставила внука в обществе интеллигентного сорокалетнего гостя, рассчитывая по окончании визита выяснить во всех подробностях, для чего он появлялся.
Гость специфически улыбнулся вслед старушке и занял стул напротив рабочего стола Зацепина-старшего. Оглядел выставку чучел с таким видом, будто он знает в этом деле толк. Потом он обратился к Денису:
— В чем дело?
Зацепин-младший, едва заметно покручивавшийся на винтовом стуле, остановился.
— Я не понимаю.
— Плохо, если ты не понимаешь. Это значит — глупый ты мальчик.
Денис продолжал не понимать и не скрывал этого.
— А ведь ты мне сначала показался более сообразительным, чем твой напарник. Вот, думал я, какой шустрый и сообразительный парнишка. Может быть, имело бы смысл привлечь его.
— Вы насчет Руслика пришли?
— Пришел я насчет тебя и насчет твоего отвратительного отношения к этому, как ты его называешь, Руслику. Что за имя такое ублюдочное?
— Его так родители называют. А вообще — Руслан.
Профессор ослабил узел галстука и расстегнул пальто. В доме естествоиспытателя отопление работало исправно.
— Чай или кофе? — раздался сзади голос Марианны Всеволодовны.
— А? — повернулся профессор, — мне все равно.
— Потрудитесь сделать выбор. Неопределенным ответом вы перекладываете тяжесть выбора на меня.
Легкое обалдение возникло на мгновение за стеклами профессорских очков, но гость недаром был тем, кто он есть, он быстро сориентировался, что тут, в этой ситуации, к чему.
— Чай.
— А ты, Денис?
— Мне тоже чай, бабушка.
— Н-да, — почти поощрительно произнес вслед старухе гость, а Денис раздраженно подумал, как надоел ему это великосветский выпендреж. Старая самодовольная курица! У нее дважды за одну ночь пытали внука, а она даже не заметила. Главное, чтобы салфетки были под блюдцами.
— Чай так чай. А пока ты мне ответь, почему это ты отказываешься Руслику твоему патроны давать? Кончились?
— Почти.
Денис опустил глаза.
— Почти?
— Если надо, то можно сделать.
Профессор встал и прошелся по искусственному зверинцу.
— Ну так делай, что ты задумался?
Денис достал из кармана несколько пулек для пневматического ружья.
— Вот здесь сверху слегка откалупываем скальпелем.
— Ты отколупывай, отколупывай, зачем болтать впустую.
Денис взял скальпель и расковырял макушку пульки.
— Потом сюда кладем крупинку… лекарства.
— Клади. Где оно у тебя хранится? В этом сейфе, правильно?
— Да.
— Так открывай.
Щелкнул замок, с кратким скрипом отворилась дверь, но тут раздались шаги по коридору.
— Бабушка идет.
После того, как поднос с чаем был водружен на стол и назойливая хозяйка удалилась, профессор получил возможность удовлетворить свое любопытство. Встряхнув по очереди каждую из изъятых пробирок, он спросил:
— Чем они отличаются друг от друга?
— Руслик же вам все уже рассказал.
— Правильно. Вот эта совсем почти пустая. — Профессор посмотрел на свет пробирку, на дне которой болталось всего несколько десятков кристалликов. Бумажка, налепленная на нее, гласила LQL.
— Да, ты меня не обманул.
— А зачем мне вас обманывать?
— Откуда я знаю зачем? Так, так. Вот именно отсюда вы брали кристаллы для усыпления?
— Да.
— Но, насколько я помню, должно быть тут средство, чтобы собака просто взбесилась, да?
— LHL, — сказал Денис.
Профессор взял со стола изувеченные скальпелем пули.
— А как ты заставляешь кристалл держаться?
— Приклеиваю, да и все. Беру казеиновый клей и чуточку наношу вот сюда. Когда пулька попадает под шкуру, клей отваливается. Все просто.
— Действительно, просто. А теперь доставай свой клей. Казеиновый. И мажь как рассказывал.
Получив снаряженные полностью устройства для «взбешивания» собак, профессор спрятал их в спичечную коробку.
— А теперь, Денис, скажи мне, что тебе твой друг Руслик рассказывал о моей просьбе?
Потянувшийся было к чаю Денис убрал руку.
— А откуда вы знаете, что рассказывал?
— Он очень совестливый мальчик, стоило ему проболтаться, и он тут же мне признался.
Профессор спокойно смотрел сквозь ледяные стекла на своего молодого друга, тот не понимал содержание этого взгляда, но чаю ему расхотелось окончательно. Он даже подумал, что поспешил, определяя родственника Светланы Савельевны как самую большую угрозу на настоящий момент. За этими очками, пожалуй, скрывается что-то более страшное, чем кулаки с мозолистыми костяшками.
— А милиционеру-то ногу оперировали четыре часа, и гнуться, как прежде, она больше никогда не будет. Инвалид он теперь. Двое детей.
— Мы с Русликом поссорились, почему я должен был снабжать его патронами?
— Но ты же знал, на кого будут работать эти патроны, знал?
— Я не думал, что он сам все разболтает вам. Я хотел с ним договориться, чтобы он сделал одно дело для меня. А он наотрез отказался. Заладил, что ваша собака будет последней у него. А я уже взял аванс в таксопарке, и не только взял, но и потратил. Но дело повел не очень чисто, в случае чего они могут меня… что мне было делать?
Профессор всего лишь смотрел на него. Сеанс гипноза продолжался. Денис понял, что ему внушают — он абсолютно беззащитен. Его состояние хуже чем у человека, оказавшегося в центре незнакомого минного поля. Там, если не двигаться, не взорвешься. Здесь нельзя было не двигаться, то есть отмалчиваться. Бабка, несмотря на бодрственное состояние, не защитник. Ничто не помешает очкастому достать из кармана глушитель с пистолетом, хлопнуть в веснушчатый лоб предприимчивого старшеклассника и выйти через кухню на улицу. Он так и сделает, и даже не забудет поблагодарить Марианну Всеволодовну за отличный чай.
— Кто, кроме тебя, Руслана и меня, знает о существовании этих патронцев?
Денис оглянулся, хотя в этом не было нужды.
— Никто.
Не то! Не то! стучало в голове.
Профессор сунул руку в карман пиджака.
Денис нашел себе наименование: свидетель. Свидетелей всегда и везде убирают.
— Я вспомнил. Еще один мужик.
— Мужик? Что за мужик? Тот, что привязал тебя здесь к стулу?
— Он пришел на дачу к Руслику еще до вас. Погнался за мной. Поймал меня на карнизе, я хотел, как всегда, залезть в комнату, чтобы не будить бабушку. А тут скользко, снег. Он залез вместе со мной. К стулу привязал.
— Бил?
— Очень больно.
— Его можно понять, одна из девушек была его сестра.
— Я, когда звонил в контору, откуда мог знать, что ваши девицы повсюду разъезжают с братьями?
— Ну, это, положим, исключение. А скажи-ка ты мне, зачем нужно было ему все выкладывать, зачем?! Он ведь требовал только, чтобы ты ничего об этом приключении не рассказывал в школе.
— Он почему-то очень хотел узнать, откуда у нас столько денег.
— Он просто спросил, а ты с перепугу не смог придумать историю поправдоподобнее.
— Он сказал, что вернется к Руслику и вытрясет из него все, что ему нужно знать.
— Не надо врать. Откуда он мог знать, что на даче остался такой тюфяк, как Руслик.
Денис все-таки выпил чаю.
— Я плохо соображал в этот момент, да и он тоже. Глаза белые. Он почти ничего не понял. Я начал колоться, но вижу, что он ничего не понимает. Он думает, что мы просто отстреливали собак. Он тупой, по-моему.
— Тупой-то он тупой… — профессор задумчиво вернулся на свой стул. Он перестал смотреть на Дениса, но гипнотическое его действие на парня не кончилось. Денис искоса ощупывал взглядом фигуру гостя, стараясь определить, где именно тот прячет орудие устранения свидетелей.