- Готовы стартовать, Никита Сергеевич, - куда менее официально отозвался Олег.
- Мы будем следить за вашим полетом очень внимательно, - сказал Хрущев. - Вот сейчас стоим с товарищами на смотровой площадке и очень за вас волнуемся. Вы уж не подведите нашу советскую Родину, дорогие товарищи. Работайте в космосе так, как должны работать настоящие коммунисты.
- Никита Сергеевич, мы сделаем все, чтобы оправдать ваше высокое доверие, доверие партии и правительства, - еще раз поклялся я, стараясь, чтобы голос звучал как можно увереннее.
- Все будет хорошо, Никита Сергеевич, - Олег внес свою лепту в традиционный ритуал социалистических обязательств. -Мы уверены, что полет пройдет, как по маслу!
- Желаю вам успеха, товарищи, - голос Первого секретаря чуть дрогнул. А ведь и вправду волнуется Никита Сергеевич! Да и как же ему не волноваться? Наш полет - это еще одно свидетельство превосходства социализма над капитализмом. Свидетельство того, что мы, - Советский Союз, социалистические страны, - идем к коммунизму, как любит часто повторять в своих речах Хрущев, семимильными шагами.
Как только Никиту Сергеевича отключили от связи с нами, вал тестов и проверок накатил с новой силой и только минут за десять до момента запуска двигателей, когда уже стало ясно, что все системы в порядке и ракетно-космический комплекс готов к полету, накал нашего общения с Землей несколько спал. Теперь можно было чуть-чуть расслабиться и передохнуть.
- “Флаг-один”, “Флаг-два”, - в наушниках прорезался голос космонавта Женьки Хлунова, - как самочувствие?
“Флаги” - это наш с Олегом позывной. Я - “Флаг-один”, а Макарин соответственно - “Флаг-два”.
- Самочувствие нормальное, “Вымпел-один”, - я припомнил позывной Хлунова. - Как мы смотримся на ваших экранах?
- Замечательно смотритесь. Изображение очень хорошее.
- Не зря позавчера телеобъектив ваткой со спиртом протирал, - пошутил я. - Жаль только, что протирать пришлось без закуски.
- Может быть, вам музыку включить? - спросил Женька. -А то, я смотрю, “Флаг-два” что-то загрустил...
- “Флаг-два” спит, - Олег сидел в кресле с закрытыми глазами. - Но во сне он совсем не против послушать что-нибудь увеселительное и легкое. Развлекательное, одним словом.
Не прошло и минуты, как в эфире проявился звонкий голос Эдуарда Хиля:
- У леса на опушке жила зима в избушке...
Пока радио транслировало веселую песенку про потолок ледяной и дверь скрипучую, наземные службы на время забыли о существовании нашего экипажа. Музыкальная программа перед запуском относилась к сфере психологической поддержки космонавтов. Если на борту нет чрезвычайных ситуаций, то на это время все вопросы отступали на второй план.
Но едва Хиль закончил песню, все возвратилось на круги своя. Вместо Женьки Хлунова в эфире появился сам главный конструктор Василий Павлович Михеев с весьма оригинальным вопросом:
- На связи “двадцать пятый”. Как настроение, орлы?
- Как учили, - ответил я стандартной дежурной фразой. -Настроение боевое. Готовимся к штурму заоблачных высот.
- Самая малость осталась, - со смешком заметил Макарин. - Получить стартовое ускорение в нижнюю часть могучего тела ракеты.
- Молодцы, - Михеев раскатисто захохотал, оценив юмор Олега. - Ребята из стартовой команды говорят, что наша лошадка готова везти вас без помех до самой Луны.
- Это хорошо. Нам бы еще не забыть забрать с лунной поверхности одного блондина-первопроходца, - улыбнулся Макарин, бросив веселый взгляд в мою сторону. - Я, Василий Палыч, пометочку себе в бортжурнале сделал на этот счет.
Я посмотрел на часы. До момента старта оставалось меньше двух минут. Скорей бы уже!
- Алексей, - голос главного конструктора стал серьезным, - ты там на поверхности нашей соседки особенно не геройствуй, ясно? Лучше повременить, чем расквасить нос на первом же шаге.
- Буду работать максимально осторожно, Василий Палыч, - заверил я. - Уверен, что все пройдет нормально.
- Олег, - Михеев переключился на Макарина, - твоя основная задача - стыковка. Главное, не торопись. Когда Алексей начнет переход из “Лунника” в “Знамя”, будешь его страховать, но из бытового отсека - чтобы не ногой. И не забудь закрепиться фалом.
- Ясно, Василий Палыч, - кивнул Макарин.
Со стороны посмотреть, Олег - сама осторожность. Самый послушный ученик главного. Но я больше, чем уверен, что - не дай Бог, конечно, - если вдруг какая-нибудь неприятность случится около Луны или на ее поверхности, Макарин моментально забудет все советы об осторожности и умеренном риске и полезет меня выручать. Не очертя голову, но однозначно полезет.
- Тридцать секунд до старта, - в разговор вклинился оператор стартовой службы. - Все бортовые системы - в норме.
- Вот так-то, братцы, - было слышно, что Михеев от волнения даже закашлялся. - Вот мы и добрались с вами до отправного момента... Алексей, Олег, желаю вам успешного полета.
- Спасибо, Василий Палыч, - едва ли не в один голос произнесли мы.
- Двадцать секунд до старта, - бесстрастно прозвучал голос оператора.
Господи, это же какие нервы нужно иметь, чтобы говорить таким ровным и совершенно спокойным голосом! Я представляю, какие скачки моих пульса и сердцебиений выписывают сейчас самописцы в регистрационном блоке у медиков. Джомолунгмы и Эвересты эмоций!
- По-моему, - сказал Макарин слегка осипшим от волнения голосом, - я забыл выключить утюг в гостиничном номере...
- Десять секунд до старта. Пошел обратный отсчет времени... Семь, шесть, пять, четыре, три, два, один... Зажигание!
И тишина... Только легкое потрескивание помех в эфире...
- Что-то не так? - полувопросительно прошептал Олег и повернул голову в мою сторону. - Сбой пошел?
- Не зна... - я не успел договорить. Откуда-то издалека донесся нарастающий шум.
- Предварительная! - прозвучал в наушниках по-прежнему бесстрастный голос.
Я подмигнул Макарину: мол, все нормально, двигатели первой ступени выходят на предварительный режим тяги.
- Ребята, - это снова Михеев, - рядом со мной Сергей Павлович...
Королевин! Успел все-таки из Москвы к самому старту! Позавчера, прямо с Госкомиссии его вызвали в ЦК партии, а сегодня на правительственном самолете вместе с самим Хрущевым он прилетел проводить нас в полет. И теперь появился в бункере управления.
Олег довольно улыбнулся и поднял вверх большой палец правой руки. Старая наша примета: если Королевин провожает на старте, полет пройдет нормально.
- Промежуточная! - этому роботу с человеческим голосом совершенно не было дела до наших примет. Он четко и со знанием дела отслеживал растущую тягу двигателей.
- Привет, орелики, - над космодромом прозвучал голос, который я никогда не спутаю ни с чьим. Голос человека, который провожал в небесные дали Сергея Анокина, Петю Долгова и Юрку Гагарова, меня с Пашей Беляниным, - да и всех остальных наших ребят и девчат. - Как общий настрой?
В этом голосе было столько веселой уверенности, что сомнения и опасения, скованность и страх сразу отошли куда-то на задний план. Захотелось смеяться и петь. И я прокричал сквозь нарастающий рокот далеких ракетных моторов:
- Настрой боевой, Сергей Палыч!
- Главная! - сообщил оператор. Это означало, что все двигатели вышли на режим номинальной тяги, и ракета сейчас на мгновение застыла над стартовым столом.
- Подъем! - оператор теперь почти кричал. Что и у тебя нервы все-таки не стальные, дружище? Так-то...
Легкая вибрация. Задрожали стенки корабля, затрясся пульт управления, мелкой дрожью отозвались подлокотники кресел. Ракета чуть качнулась из стороны в сторону. И сразу же сильный толчок в спину откуда-то снизу. Словно пришла в движение сцепка из нескольких железнодорожных вагонов.
- Желаю вам успешного полета! - эта фраза Королевина тоже уже стала традицией. Нашей доброй и надежной приметой.
- Поехали! - заорали мы в один голос то единственное слово, которым стартующему экипажу и положено отвечать на старте.
Еще один сильный толчок в спину и рокот перешел в мощный раскатистый гул. Все вокруг вибрировало так, что задержать взгляд на каком-то предмете было просто невозможно.
- Лешка, мы пошли! - восторженно проорал Макарин мне едва ли не в самое ухо. - Пошли, слышишь?
Еще бы не слышать! Грохотало так, что у команды стартовиков даже в подземном бункере, наверное, уши заложило. Я молча улыбнулся Олегу в ответ. Попробуй-ка тут “не пойти”, если за спиной заработали двенадцать сверхмощных ракетных моторов...
- Десять секунд, - оператор снова превратился в бесчувственного робота. - Полет нормальный.
- Принято, полет нормальный, - отозвался я.
На удивление, мой голос прозвучал совершенно спокойно. Неужели со стороны я сейчас тоже кажусь кому-нибудь бесстрастной механической куклой? Вот ведь забавно, если это так! На самом деле сердце колотится как бешеное!
- Чувствуется постепенное нарастание перегрузки, -сказал Олег. Сказал тоже уже обычным голосом, без особых эмоций.
Перегрузка, по моим ощущениям, потихоньку подбиралась к двум единицам. Почувствовал, как кожа на лбу словно бы потекла к затылку. Будто кто-то положил на щеки ладони и начал медленно растягивать лицо от переносицы к ушам, одновременно чуть вдавливая голову в кресло-ложемент. Ниже, на груди и животе, развалилась невидимая и тяжелая туша.
Появилось ощущение, что ракета немного заваливается вбок, влево по ходу движения. Скорее всего, это была иллюзия.
Но, может быть, вестибулярный аппарат и не врал. “Ленин” -настолько мощный носитель и в нем столько взрывоопасного топлива, что для безопасности стартового стола ракету требуется после взлета как можно быстрее отвести подальше от космодрома. Чтобы в случае аварии ничего из дорогостоящего наземного “железа” не пострадало. Ракет у нас много, а стартовых комплексов для полета к Луне - всего два.
- Тридцать секунд, все нормально, - сказал в наушниках “робот”-оператор. - Давление в камерах сгорания устойчивое.