- Конечно! - согласился я, не обратив никакого внимания на искусственно созданные условия окружающей среды. -Правда, не за каждым из них можно найти Мартына Андреевича Луганцева и Ингу Яновну Лаукайте. Так мне можно присесть?
- Присаживайтесь, - миролюбиво разрешил Луганцев. По его глазам видел, что он уже готов меня считать кем угодно, но не подвыпившим приставалой. - Откуда вам известны наши имена и фамилии? Что-то не припоминаю, чтобы меня с вами знакомили...
- О, нет, с вами, Мартын Андреевич и Инга Яновна, я знаком пока только заочно, - я уселся на стул. - Разрешите представиться - Чеслав Сэмюэль Волянецкий.
- А, так вы иностранец, - сделал попытку догадаться Луганцев. - И наверняка из корреспондентов... Коллега, да?
- Ничего подобного, - решительно запротестовал я. -Никогда не имел ничего общего с журналистикой! Я по нынешней специальности - обыкновенный строитель.
- И в какой же области техники вы проявляете свои строительные таланты? - безжизненно-холодным тоном поинтересовалась Инга. Уж ей-то я точно не приглянулся. С первого взгляда.
- В самых разных, - я пожал плечами. - У меня нет узкой специализации. Но большая часть моей работы все-таки связана с космонавтикой. Так или иначе.
- Ну, по этим вопросам у нас дока Мартын, - Инга кивнула в сторону Луганцева. - Я к космонавтике не имею практически никакого отношения.
- Знаю. Мартын Андреевич - автор семи очень неплохих статей в “Советских Известиях”, в которых он рассказал о руководителях советской космической программы.
Я сделал паузу и продолжил:
- Кроме того, журналист Луганцев имеет некоторое отношение к брошюре академика Мишина “Почему мы не слетали на Луну?” А вы, уважаемая Инга Яновна, являетесь обладателем уникальной купюры достоинством один рубль выпуска тысяча девятьсот восемьдесят пятого года. Которая сейчас лежит в вашей сумочке. Именно об этих брошюре и купюре вы только что беседовали с Мартыном Андреевичем, не так ли?
- У вас очень хороший слух, - не моргнув глазом, констатировала Инга. - Услышать нашу беседу через весь зал смог бы не каждый...
- Нет, слух у меня самый обычный, - я подарил ей улыбку, чтобы хоть чуть-чуть растопить ледяные торосы. - В данном же случае все много проще...
Я достал из кармана брюк уником и пояснил:
- Это универсальный коммуникатор - уником. С его помощью можно легко слышать любой разговор на расстоянии до трех километров. Главное, чтобы объекты, за которыми ведешь наблюдение, были хорошо видны.
- Ах, вот оно что, - недобро ухмыльнулся Мартын Луганцев. Его губы заметно дрожали - не от страха, а скорее от едва сдерживаемого возбуждения. - Значит, я правильно догадался. Вы все-таки из органов!
Я рассмеялся нарочито громко и весело:
- Мартын Андреевич, я же сказал вам, что работаю строителем. К правоохранительным органам, тайным полициям и прочим подобного рода структурам не имею ни малейшего отношения! Хотя, не буду скрывать, иногда и пользуюсь их методами...
- Я, кажется, поняла, - сказала Инга. Голос ее действительно потеплел на полградуса. - Вы - конструктор вот этой штуки?
Она указала пальчиком на лежавший на столе уником.
- Ничего подобного, - я затряс головой. - Эту штучку создали за несколько тысяч лет до моего появления на свет.
Я с удовольствием окинул взглядом их вытянувшиеся от удивления лица, и решил сжалиться:
- Ладно, хватит ходить вокруг да около. Я представляю один достаточно важный научно-прикладной проект. Вот с таким названием.
Я достал из внутреннего кармана пиджака бумажный прямоугольник размером с почтовую открытку и положил его перед ними на стол. С фотографии улыбался Юрий Алексеевич, одетый в белый гермошлем и оранжевый полетный скафандр. В нижней части фотографии присутствовала сделанная слегка наискось четкая подпись: “Гагарин” - “Гагар” с волнистым “хвостиком”.
- И я готов ответить на все ваши вопросы.
Алексей Леонтьев и все, все, все -12(из дневника космонавта)МИРОСТРОЙТЕЛИ
За Королевиным я незаметно шел от самого авиационного института.
В Московском авиационном открывали кафедру космонавтики - ту самую, на которой подрабатывали преподавателями и Королевин, и Михеев, и еще многие наши конструкторы и инженеры. Вообще-то кафедра уже работала с первого сентября, но официальное открытие придержали: многие из сотрудников института были заняты при подготовке первой лунной экспедиции.
Сначала в большом зале дома культуры авиационного института состоялась официальная часть: все чин чином -забитый до отказа студентами и преподавателями зал, море цветов, президиум на сцене, в который, конечно же, усадили институтское руководство и как изюминки в булке -Королевина, Михеева, меня и Олега Макарина. Я мысленно настроился часа на два нудноватого мероприятия с длиннющими речами, бурными аплодисментами и хоровыми здравицами, но торжество пошло очень динамично. Ректор института Иван Тимофеевич Беляков, открывая собрание, уложился ровно в три минуты. Коротко приветствовали собравшихся Президент Академии наук СССР Мстислав Всеволодович Келдин и Сергей Павлович Королевин. Примерно по пять минут ушло на мое и Олега Макарина выступления. Два комсомольца-активиста и молоденькая студентка-отличница заверили партию и правительство, что будут учиться, учиться и учиться. И где-то на сорок пятой минуте действо завершилось всеобщим вставанием и хоровым исполнением институтского гимна “Мы рождены, чтоб сказку сделать былью”. Потом были неизменные пятнадцать минут общения в фойе дома культуры со студентами и преподавателями - фотографирование, автографы, вопросы и ответы, - а затем президиум в полном составе через черный ход провели из ДК прямо на огражденную забором территорию МАИ. В просторном зале на втором этаже первого корпуса был устроен обычный для подобного рода мероприятий официальный банкет.
Речи, тосты, пожелания... За несколько дней, прошедших после окончания карантина на Байконуре и возвращения в Москву, я уже стал уставать от всей этой суеты. Но вместе со славой “лунного первопроходца” на мои плечи теперь свалилась и необходимость быть “свадебным генералом”. Ежедневно пачками поступали предложения посетить различные съезды, слеты, конференции, итогом которых были шикарные банкеты.
Количество бутылок и закусок на огромном П-образном столе гарантировало, что торжественное возлияние на новорожденной кафедре космонавтики перерастет в многочасовые посиделки. Скучной чередой пошли тосты: за открытие кафедры, за нынешние и будущие космические достижения, еще за то-то и се-то. Я тоже сказал несколько приятных слов в адрес присутствующих товарищей, преподавательского коллектива кафедры, в целом работников космической отрасли, сорвал шквал аплодисментов и едва не утонул в море улыбок.
Я старался воздержаться от питья, но парочку-троечку рюмочек водки все-таки пришлось принять на грудь, и к концу первого часа “заседания” во всем теле уже начало разливаться приятное тепло расслабленности и умиротворения.
Вскоре ведущий банкета объявил “первый перекур”, и народ из-за стола потихоньку потянулся в институтский коридор. Я бросил курить еще в шестидесятом, когда пришел в отряд космонавтов, и дышать дымом сейчас, общаясь с инженерами и преподавателями, особой охоты не возникало. Поэтому решил остаться за столом.
Около меня немедленно нарисовалась приятной наружности дама в возрасте слегка за тридцать, попросила автограф на открытку с каким-то космическим пейзажем. Уселась на стул рядом, и, положив ладонь, на мой локоть, жарко дыша в щеку и ухо, принялась горячо интересоваться, как обстоят дела в космосе и на Луне конкретно. Я отвечал вежливо, подробно, но без особого интереса. Еще после первого полета привык к кому, что такие интервью тет-а-тет заканчивались откровенным предложением встретиться “завтра где-нибудь наедине”, чтобы более подробно обсудить перспективы развития советской космонавтики.
Возможно, дама и вырулила бы, в конце концов, на интим-предложение по ходу нашей беседы, но тут с другой стороны на меня круто спикировали две девицы, - по возрасту скорее аспирантки, чем студентки, - со своим ворохом вопросов. Дама зло зыркнула на конкуренток, но боевую позицию рядом со мной не оставила.
Тем временем гуляющие массы постепенно стали просачиваться из коридора обратно в банкетный зал. И тут я краем глаза заметил, что Королевин в общей суете рассаживаний поднялся из-за стола, шепнув что-то на ухо сидевшему рядом с ним Михееву, и бочком-бочком вышел в неприметную дверь в углу зала.
Еще толком не понимая, что делаю, я поднялся со стула, извинился перед трио настырных дамочек, и отправился следом за Сергеем Павловичем.
Дверь оказалась черным ходом, который выходил в холл второго этажа. Королевин торопливо спускался по мраморным ступеням широкой лестницы на первый этаж. В гардеробе около выхода он взял верхнюю одежду, и на ходу надев шляпу и плащ, вышел из корпуса.
Я сбежал вниз по ступенькам. Протянул гардеробщице номерок, получил шинель и папаху. Осторожно приоткрыл тяжелую входную дверь и выглянул наружу.
Королевин шагах в десяти от меня склонился к приоткрытой дверце своей “Чайки” - давал какие-то распоряжения шоферу. Закончив разговор, хлопнул дверцей. Машина тотчас же плавно двинулась с места и покатила в сторону ворот, а Сергей Павлович прошел по аллейке вдоль учебного здания и свернул за угол, в сторону институтских лабораторий. Я вышел из корпуса и торопливо зашагал следом.
Королевин пересек рабочую зону института и через небольшую проходную - обыкновенную калитку в каменном заборе с деревянной будкой вахтера рядом, - вышел на улицу. Я отстал от него примерно на сто шагов, стараясь остаться незамеченным, если Сергей Павлович вдруг обернется, и одновременно не желая потерять его из вида.
Улица изгибалась дугой вдоль собранного из бетонных плит забора вокруг территории авиационного института. Прохожих почти не было, машины по дороге проезжали редко, пару раз по рельсам прогромыхали трамвайные вагоны.