— И куда?
— В парк аттракционов, — улыбнулся я, — я с ней на колесе катался. Она сама взяла меня за руку и потянула туда, а я как подросток пошел, куда велено. Страшно было жуть. Но и хорошо. С ней было хорошо.
— Ромыч, ты меня поражаешь все больше и больше.
— Сам себе удивляюсь.
Та рыженькая встала и куда-то удалилась. Раньше бы начал искать ее глазами, чтобы не потерять из виду. А сейчас ничего. Вижу, как в бар заходит тройка парней, студенты, либо только выпустились. Мы же с Саней когда-то такими же были. Смотрю на него и вижу, что об этом же думает. Воспоминания нахлынывают. Как с лекций сбегали, как практику проходили, как на нелегальные гонки ездили. Ну и попало потом нам. Саню на месяц машины лишили, а мне… только сократили карманные расходы, которые и так были невелики.
— Я поспорил на нее… Если трахнется со мной, то Роб машину мне свою отдаст. Если нет, то миллионный оборот ему должен сделать.
— Ты … что?
Да, Саня, вот такой у тебя друг. Придурок.
— Хм… Я когда все это начал, не думал, что так все обернется. Что…
— Влюбишься?
Третий выстрел. Но от него сердце бьется быстрее. Совсем не так должно быть. Я уже сдохнуть должен был. А я живу. Сижу, виски пью.
Я из кармана достаю помятую карточку — фотографию отца, и протягиваю ее Сане. Пока не знаю зачем. Наверно, первый раз мне хочется с кем-то поделиться. Нет, не с кем-то. С другом.
Саня внимательно рассматривает фотографию и ни одного вопроса не задает. Там и так все ясно. На ней — мой отец. Мы один в один похожи.
— Это мой отец.
— Я уже понял, — отдавать не спешит, рассматривает.
— У них связь с матерью длилась не больше месяца, недели три. А она его до сих пор любит, представляешь? Ненавидит, обижается, но …любит. Никогда в этом не признается, может только самой себе. Сань, как такое возможно, за три недели полюбить человека?
— Вы пи*дец как похожи. Могу поспорить, у тебя такие же глаза, как и у него.
Да, у матери красивые серо-зеленые глаза, у меня же чисто-серые, мышиные, как она всегда говорила.
— Почему Каренина?
Улыбаюсь. Я улыбаюсь, потому что вспомнил нашу с ней первую встречу. Смотрела на меня как испуганный зверек, но бойкая, резвая. Слово боялся сказать, чтобы не накинулась на меня.
— Она переходила дорогу, а я на нее чуть не наехал. Будто специально под машину хотела броситься. Как Анна Каренина под поезд.
— Детям потом будешь это рассказывать.
— Каким детям?
— Таким, Ромыч. Мелким, писклявым, которые будут лезть на тебя, когда с работы будешь приходить.
Я представил маленькую девочку, с такими же конопушками и красивыми глазами. Но уже не цвета виски, а карамельки. Две карамельки. Озорные и задорные. Представляю, а где-то здесь, в райне сердце, теплеет. Три выстрела уже не ощущаются.
За стол вернулась та рыженькая, заказала себе еще бокал вина. Соблазнительно надувает губки, перед тем, как пригубить. Я наблюдаю за ней. Раньше я правда давно бы подошел. Завел непринужденный разговор, пошутил, соблазнил. Думаю в этот раз минут за пятнадцать бы управился точно. Но я сижу напротив и думаю о том, какой я придурок. Сегодня я упустил то, что не имел права упускать, потому что полюбил. Бл*ть, ее, мою Настю.
— Сорок шесть и шестьдесят три.
— Не понял?
— Сорок шесть с правой стороны, шестьдесят три с левой. Конопушки. Я их посчитал.
— Я так и думал, — Саня улыбнулся. Ни капли осуждения, сочувствия и презрения. Просто поддержка.
Рыженькая встала с бокалом и направилась в нашу сторону. Не дождалась никого.
— Мальчики, привет. Я смотрю вам тут одиноко без женского общества, — сладкий женский голосок. Ни капли не возбуждает.
— Да не жалуемся, — Саня скептически осмотрел дамочку, жаль что не фыркнул.
Не обращая внимание на пренебрежительный тон Сани, она села по правую руку от меня, где свободно. Облокотившись на мое плечо, как на опору, она приземлила свою очаровательную попку на стул. А меня окутал противный сладкий аромат ее духов.
— Меня, кстати, Настей зовут.
Ну что тут скажешь. Пи*дец!
Саня сидит и ухахатывается. Ему конечно смешно, а мне хочется взять ее за эти рыжие крашеные волосы и выволочь за дверь.
— Нах*р иди отсюда! — не выдерживаю я.
— Что?
— Нах*р говорю пошла!
— Придурок.
Она встала, забрала свой бокал и ушла оттуда, откуда и пришла. Только тошнотворный аромат духов так и витает. Она права только в одном, что я придурок.
— Ром, все еще можно исправить. Я видел, как она на тебя смотрит, и как ты на нее смотришь. Любит она тебя. И ты ее.
Мы выходим из бара. На улице душно, это не под кондеем сидеть. Хотя, лето оно должно быть таким.
— Давай подвезу? — спрашивает Саня.
— Ты же пил…
— Черт, забыл.
Мы с ним вызываем такси и каждый едет в свою сторону. Сегодня наша дружба стала еще крепче.
Дома меня встречает тишина. Звенящая и пробирающая. Ее нет. Но теперь я знаю, что не отпущу от себя. Пусть сейчас больно без нее и одиноко. Набираю заветные десять цифр, но “Абонент временно недоступен”.
Глава 22.
Рома.
Пол ночи я не спал. В голове продумывал план, разбирал каждый пункт, каждое действие. Это раньше было проще: подошел, перекинулся парой слов и все. Но не сейчас.
На часах восемь утра, время, когда я должен был выезжать в офис. Но не сегодня, надеюсь Саня простит меня. И не уволит. У меня план, где согласно первому пункту я набираю номер, который мне передал наш безопасник.
— Алло, — нежный и тихий голос на той стороне. Возможно она проснулась недавно, а может с опаской отвечает на незнакомые номера.
— Марина Александровна?
— Да, это я.
— Это Роман.
— Роман?
— Да. Настя… она у вас?
— Нет.
— А где она? — Боже, когда я последний раз разговаривал с мамой девушки, узнавая где она? Просто пи*дец. В какой угол ты меня загнала, Каренина?
— … сказала, что осталась у подруги.
— Мне нужно с вами переговорить. Можно я подъеду к часу? Но Насти не должно быть дома.
— Хорошо.
Кладу трубку первым. Не знаю, как там положено по этикету, но этот непринужденный разговор, который длился минуту высосал все соки. Она у какой-то подружки. Какой? Где?
К дому Карениной подъезжаю, как и договаривались. Хорошо, что все задуманное пока выполняется. Осталось набраться храбрости и взглянуть в глаза матери девушки, которую очень сильно обидел. И которую по всем прогнозам не должен был полюбить, но полюбил.
Старая обшарпанная пятиэтажка. Нет, не хрущевка, но год постройки явно прошлого столетия. Да, все аккуратно, все убрано, но не оставляет ощущение, что я не в Москве нахожусь, а как минимум в Рязанской области.
Поднимаюсь к ней на этаж, и сердце стучит быстрее, дыхание учащается. Что, если она все-таки дома? Предвкушение встречи. Ты готовишь речь, что сказать и как оправдаться, но уверен, стоит мне посмотреть на нее и все забуду, увижу ее глаза и мыслей никаких не будет. Только единственная, увезти ее к себе, закрыть на все замки и никуда не выпускать. Она — моя.
Звонок не работает. Не удивлен. Стучусь. И дверь мне открывает миловидная женщина, на вид ей не больше сорока, но по документам, который мне дал Толян, наш безопасник, я знаю, что ей сорок семь лет. Такая же маленькая, с темными волосами. Но без конопушек. Откуда они у Карениной то?
— Добрый день.
— Добрый. Вы — Роман? Проходите.
Она пропускает меня в маленький и узенький коридор. Я видел планировку квартиры, но не думал, что здесь все настолько маленькое. Миниатюрное. Но надо отдать должное, несмотря на ремонт, здесь чисто, пахнет едой и уютом, а не побелкой, старой мебелью и пылью.
— Насти нет? — сам не знаю, что жду в ответ. Что она сейчас выйдет из своей комнаты и посмотрит на меня злым и обиженным взглядом или что ее нет, и я не увижу эти глаза цвета виски?
— Нет, она осталась у подружки. Приедет только к вечеру, чтобы собирать вещи. Мы завтра уезжаем.
Только сейчас я заметил сложенные коробки, из которых виднеются вещи. И одна небольшая спортивная сумка. Я прошел в комнату, где осталась мебель, но внутри — пустота, все убрано. Уже не могу сказать, что это квартира жилая. Мои шаги отдаются эхом.
— Пройдемте на кухню, — я прав, ее слова тоже отдаются эхом.
Даже жалко, что им придется все вещи опять разбирать обратно.
— Чай? Кофе? — предлагает Марина; в голове никак не могу ее по имени и отчеству называть, она старше меня на одиннадцать лет, разница такая же, как у меня с Настей.
— Чай, с сахаром, если можно.
— Конечно, — и отворачивается от меня, чтобы достать чашки, пакетики и положить в вазочку печенье — курабье, которое я терпеть не могу. Оно жутко крошится, а варенье в центре пристает к зубам.
Кухня такая же маленькая, как и все в этой квартире. Старый кухонный гарнитур. Одну ручку у дверцы уже заменили на похожую, и если не приглядываться, то она ничем не отличается от других. А вот сколы на столешнице ничем не скрыть. Старая раковина, хоть и чистая, старый фартук, выложенный белой плиткой, но без жирных брызг. Марина суетится и проливает кипяток, когда заваривает чай. Вижу, что волнуется. В этом она очень похожа на Настю, не умеет скрывать то, что творится внутри. Если волнуется, то волнуется, если боится, то боится.
— Может помочь?
— Спасибо, я уже справилась, — подарила мне улыбку. Настя улыбается так же.
На стол она ставит две одинаковые чашки — из сервиза, такой же есть у матери, и вазу с ненавистным мне печеньем.
— Роман, я так понимаю, что вы поссорились с моей дочерью, — начинает не совсем приятный для нее разговор.
— Это так. Но к вам я пришел не поэтому поводу.
— А по какому?
Я встаю из-за стола и отхожу к окну, хотя отходить то и некуда, там всего один метр от стола до окна. Но я делаю этот шаг, чтобы дать себе силы все сказать. Да, готовился, строил свою речь, но в действительности, все сложнее.