Но Рома лишь берет меня на руки и несет в спальню, ту, где мы не раз занимались любовью. Он спешно снимает с себя рубашку и джинсы, оставаясь только в боксерах, совсем не скрывающие его эрекцию. Глядя на его член, слюна непроизвольно скапливается во рту, но я никогда ему в этом не признаюсь. Только провожу рукой по всей длине, ускоряясь с каждой секундой и слегка надавливая, все как он любит.
Его рука накрывает мой лобок и проходит вниз, там где уже вовсю пульсирует желание. Слегка надавливает на клитор и ведет круговыми движениями, потом входит в меня сразу двумя пальцами. Я выгибаюсь дугой от удовольствия, а спальня наполняется моими стонами, которые сдерживать уже не в силах, и пошлыми звуками. От них я всегда краснела, а Роме это нравилось и еще больше распыляло.
Кто сказала, что трахаться в миссионерской позе обыденно и скучно, что так делают только супруги спустя несколько лет брака? Нет, сейчас это единение, я чувствую каждый миллиметр его тела, его член так глубоко во мне, но я хочу его всего себе, до последней капли, до последнего вздоха. Мы смотрим глаза в глаза. В его глазах плещется похоть, желание, восхищение. Можно ли стать еще ближе, чем мы есть сейчас? И можно ли стать более далекими, чем мы будем потом?
Рома не спешит ускоряться, хотя я знаю, как он хочет, как сдерживает себя, чтобы дать мне время насладиться. Он двигается медленно, но сразу глубоко и на всю длину. Я вижу, как капельки пота стекают по его виску от напряжения. Хочется поцеловать их.
— Поцелуй меня, — умоляю я.
Хочу почувствовать его язык у себя во рту. Рома сначала слегка посасывает мою нижнюю губу, оттягивает ее, а потом начинает целовать сразу настойчиво, повторяя языком движения его члена. Потом он начинает ускоряться. Быстро, неутомимо, придерживая меня за бедра, резко входит в меня, вколачиваясь со всей возможной силой. Вот он такой и есть — несдержанный лев, который имеет свою самку.
Рома выходит из меня, когда отголоски моего оргазма разносятся по всему телу, меня пробивает дрожь, а пальцы на ногах немеют, что приходится их сжимать. Я чувствую как живот и грудь вся в горячих следах его спермы, я чувствую ее запах и даже знаю, какая она на вкус.
Рома ложится со мной рядом и утягивает меня на себя, пачкаясь в следах нашей страсти, но его это, похоже, никак не смущает. На лице у него глупая улыбка довольного льва. Мы дышим часто и одновременно, я слышу с каким глухим стуком отдает его сердце, разнося по вена кровь и посторгазменное удовольствие.
— Мне надо в душ, — первая произношу я, предпринимая попытку отлипиться от него и встать.
— Вместе пойдем, — Рома держит меня крепко, не давая ни единого шанса даже повернуться в другую сторону, — я тоже немного испачкался.
— Нет, Багров, в душ я с тобой не пойду, — первый раз за все время улыбаюсь я.
— Это еще почему? Мне казалось тебе понравилось в душе, — намекает он на наш секс в душе в том домике на озере.
И конечно же одну мыться он меня не отпустил, он пошел вместе со мной, где мы еще раз занялись сексом, а потом вернулись в спальню, где Рома снова прижал меня к матрасу. Он как изголодавшийся хищник, дорвавшийся до своей добычи. Но в его ласках уже присутствует нежность, аккуратность и забота. Дикий зверь, которого приручили, одомашнили.
Утро наступило неминуемо. Если я раньше не любила ранние подъемы, то сейчас я их просто ненавижу. Ненавижу это яркое солнце, что светит в окно, ненавижу шум машин за окном. Я провела одну из самых лучших ночей в своей жизни, проспав от силы часа три. А еще мне предстоит отправиться в аэропорт и уехать на месяц в незнакомую страну. И сейчас глядя на Рому, который спит рядом со мной, я отчетливо понимаю, что не хочу никуда ехать и оставлять его. Мысль о том, что может попробовать начать сначала, отчетливо врезается в мозг. Только готов ли он? Что ждет от меня? Что он вообще ко мне чувствует. Ведь не может быть, что после таких ласк и таких говорящих глаз он ничего ко мне испытывает.
— Сколько времени? — Рома резко открывает глаза и соскакивает с кровати. Такой смешной, заспанный. От него пахнет уютом, теплом и мужской силой.
— Все нормально, я успеваю. Только шесть утра.
— Черт, я забыл завести будильник, — садится он обратно на кровать.
— Я пойду в душ. Одна, — кричу я, закрывая за собой дверь.
Можно ли чувствовать себя такой счастливой с этим человека, зная, что он играл с твоими чувствами? Как можно что-то чувствовать к человеку, который потоптался на них? Ответов я не знаю. Но знаю, что где-то здесь в сердце тепло и радостно. Боль не чувствуется так отчетливо, как вчера. Будто он зализал все раны, наполнив их нежностью и любовью.
Я выхожу из душа уже полностью одетой. Ехать собирать вещи нет ни времени, ни желания. С собой у меня только паспорт, маленькая косметичка и телефон. Хорошо, что кое-какая одежда еще лежит в его шкафу. Не придется наспех покупать джинсы с футболкой.
Рома стоит на кухне с чашкой свежесваренного кофе, аромат которого я почувствовала еще в ванной. Он стоит ко мне спиной, но как только я зашла на кухню, повернулся ко мне, будто почувствовал мое присутствие.
Рома не выглядит раздраженным и злым, что придется ни свет ни заря везти меня в аэропорт. Признаться, я бы и сама доехала, вызвав такси. В его глазах печать.
— Насть, — он берет меня за руку и подводит к себе, чтобы обнять, — я не умею говорить какие-то слова про чувства и прочую х*рню…
— Рома, только ты мог такое сказать, — почему даже от этих нелепых слов я улыбаюсь.
— Я никогда в своей жизни никого не любил. Симпатия — была, желание — было, но чтобы так глубоко кто-то засел — ни разу. И я не знаю, что значит любить. Но то, что я испытываю по отношению к тебе не поддается описанию. Я не могу объяснить, что у меня здесь, — он показывает куда-то в область сердца, — Только знаю, что мне с тобой хорошо, а без тебя пи*дец, как плохо. Ты поселилась у меня внутри, мысли только о тебе, их, бл*ть, ничем не вытравить. Когда и почему такое произошло, я не знаю. Да и не хочу уже знать. Только уверен, что ты мне нужна. Может это и есть любовь? Когда без другого человека уже не представляешь свою жизнь…
Рома не выпускает меня из своих объятий, он вдыхает запах моих волос и запускает в них пальцы. В этом жесте нет ни грамма похоти и желания, только нежность, которую он готов дарить.
— Рома, я… хочу тебе верить, но пока не могу. Мне безумно хорошо с тобой, я даже задумалась над тем, чтобы остаться с тобой, но нет…. в голове до сих пор голос “он поспорил на тебя”. Если для тебя так просто поиграть с чувствами, где гарантии, что ты так же легко не отмахнешься от меня потом?
Больно это говорить ему, когда внутри от его слов разливается тепло — он меня любит. Но дважды обжечься для меня будет сравни самоубийству.
— Мне нужно время, Рома.
Я ухожу в коридор, так и не притронувшись к своей чашке кофе, которую Рома сварил для меня. Рома идет следом. Мы молча обуваемся и выходим на улицу. До аэропорта мы доезжаем довольно быстро, за час. В здании полно народа, и не скажешь, что утро. У аэропортов нет перерыва, здесь всегда нескончаемый поток людей.
Рядом со стойкой регистрации я вижу маму. Она держит в руках небольшую спортивную сумку и маленький рюкзачок. Мама высматривает кого-то в толпе, а потом, найдя меня, машет рукой. Как только я делаю шаг в ее сторону, чувствую, как Рома удерживает меня за руку. Еще секунда и я подумаю, что он действительно меня никуда не отпустит. А еще спустя две секунды я сама пойду за ним, куда бы он меня ни повел.
— Настя… я буду тебя ждать. У тебя есть время. Сколько надо, столько и бери. Только не уходи от меня. Прошу.
Передо мной стоит мужчина, у которого открыто сердце, он открыл его для меня. Вот так просто, не боясь сломаться и не стремясь сломать.
Ничего не говоря, я отпускаю его руку, которую все-таки он слегка удерживает и иду в сторону стоек регистрации, обнимаю маму, подаю документы. А потом мы скрываемся за воротами первичного досмотра.
Перед тем, как ворота за нами закроются, я вижу, что Рома все еще стоит на том же месте.
Глава 25.
Рома.
“Как добрались?”
“Как Мюнхен?”
“Ответь хоть что-нибудь…”
“Скучаю”
“Настя, ответь мне хоть на один вопрос. Напиши хоть слово”
“Ну просто пи*дец”
“Ты в курсе, что у того льва, Сесила, была самая пышная грива? Она очень привлекала самок. А еще его убили”
“Люди хуже зверей”
“Чтобы ты мне ответила, надо было сразу про льва тебе писать?”
Опять молчание. Опять это, с*ка, молчание. Словно наказывает меня. Ну так кричи, бей, злись. Но, ради бога, не молчи. Не оставляй меня за своей границей.
“Сесил спешит на помощь брату. Но слишком поздно. Леандр мертв. Сесил остался один, он ранен. Он потерпел поражение и должен покинуть свою территорию. Раненый и одинокий. Большинство львов именно так и умирают. И Сесил исчезает без следа. Львицы Сесила живут одни, без своего короля”
“Я себя чувствую как этот гребаный лев…”
“Львица моя, ты же ко мне вернешься?”
“Я не львица”
“Львица. Моя.”
“Ты забыл, что львы полигамны, а я не та, что будет терпеть других львиц”
“Когда встречаешь свою львицу, другие просто перестают существовать”
И все, опять тишина.
Мне удалось выяснить, что операция у Настиной мамы прошла успешно. Сейчас у нее курс реабилитации на базе клиники, в которой она и оперировалась. Через неделю ее занятия можно будет сократить до пары-тройки раз в неделю. Это вся официальная информация.
Как там моя львица, чем живет, где ходит — все это открытые вопросы, ответы на которые я не знаю. Могу только догадываться и воображать. И признаться честно, не всегда мое воображение рисует скромные картинки, как Настя ходит одна по Азамкирхе или Английскому саду. В моих мыслях она знакомится с каким-нибудь слащавым немцем, который своим deutscher charme поражает ее. Влюбляет ее, а потом, бл*ть, закрывается с ней в номере. Дальше вспышка. Я готов покупать билет на ближайший рейс и лететь к ней. Пусть она просила о времени, пусть не хочет меня видеть и слышать, но жгучая ревность меня гложет изнутри.