— Ты где?
— Я собираюсь…
— Приезжай скорей. Мясо отлично получилось. Я уже сказал Хлое, что ты придешь.
— Джек…
Но он уже отключился.
Сначала раздумываю, не пойти ли к Хел, а потом втихую улизнуть к Хлое. Но чем больше я об этом думаю, тем яснее понимаю — так будет еще хуже.
Придется кинуть Хел. Джека кинуть я не могу. После всего, что он сделал для меня, не могу. Несколько раз репетирую свою речь и звоню ей.
— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает она.
— Хуже.
— Ты что-нибудь ела?
— Нет. Все выходит обратно. Наверное, отравилась или инфекцию подхватила — у нас на работе несколько человек с желудком слегло.
— Хочешь, я за тобой приеду? Останешься у нас переночевать. И не волнуйся, не можешь есть — не надо.
— Хел, я не могу.
— Но сегодня же день рождения Гэва.
— Я знаю, но чувствую себя ужасно. Только праздник вам испорчу. Веселитесь без меня.
— Значит, не приедешь?
— Думаю, мне лучше лечь спать.
— Я тебе еще перезвоню, проверю, как самочувствие.
— Не волнуйся, я наверняка буду спать. Веселитесь. Поцелуй от меня Гэва.
Все. Теперь в рай мне путь закрыт.
До Хлои добираюсь очень долго и появляюсь там не в лучшем настроении. У нее квартира на первом этаже викторианского дома. Она встречает меня у дверей, ведет в сад. Я мельком оглядываю гостиную. Стильные деревянные полы, картины. Во всем виден хороший вкус. Даже сад в идеальном состоянии.
Джек и Мэтт колдуют у гриля, кроме них в саду еще человек сорок ту суется. Из колонок надрывается Арета Франклин. Все, кажется, уже пьяные.
— Хорошо, что ты смогла прийти, — говорит Джек и целует меня.
— Хорошо, — соглашаюсь я. Осматриваюсь, замечаю Мартина, брата Хел.
Он с кем-то разговаривает, углядев меня, салютует стаканом. Я машу ему в ответ. Все, я пропала. На этот раз точно. Он обязательно расскажет Хел, что видел меня здесь.
Я поворачиваюсь к Джеку.
— Есть будешь? — спрашивает он с набитым ртом.
— Нет, спасибо. Не хочется. Джек обнимает меня одной рукой.
— Ну, веселей. Это же вечеринка.
Веселей? Сейчас, когда вся моя жизнь летит коту под хвост? Я слабо улыбаюсь ему и спрашиваю через силу:
— Кто есть кто?
Он начинает перечислять:
— Это Стрингер, он работает в спортзале. Дамиен, старый школьный товарищ.
Дальше идет целый список имен, которые я никогда не смогу запомнить.
— А вот это Джонс, — наконец говорит он и показывает на парня в кожаных штанах. Парень очень симпатичный и явно сознает это, судя по его позе. — Держись от него подальше. У него от коки совсем крышу снесло. Черт, они идут сюда.
Девушка, которая вместе с Джонсом приближается к нам, кажется мне до боли знакомой. Вот только никак не могу вспомнить, где я ее видела. Наверное, модель или манекенщица — стройная, длинные светлые волосы. Очень красивая — глядя на такую красоту, невольно начинаешь подумывать о смене пола.
— Джек, у тебя отлично получается, — широко улыбается она.
Белоснежные зубы, без малейшего следа помады.
— Ты нас не представишь? — Она с любопытством оглядывает меня.
Джек прячет взгляд. Переворачивает стейк на гриле.
— Да, конечно. Эми, это Джонс, — говорит он, махнув между нами куском рыбы.
— Привет, — говорю я Джонсу. Джек прав. С первого взгляда очевидно, что он нюхает слишком много кокаина.
— И Салли, — бормочет Джек.
Я не сразу понимаю все значение этой фразы, но вскоре ужасная догадка поражает меня как молния: так это ее Джек рисовал? Голышом?
— А! — восклицаю я. — Так ты та самая Салли, с портрета. А я все думаю, где я тебя видела.
К счастью, в порыве притворного смеха я не захлопала себя по бедрам. Салли опускает взгляд, но она крупно ошибается, если думает, что мне неловко.
— С какого портрета? — спрашивает Джонс.
— Ну, знаешь, тот, — улыбаюсь я до ушей, — нагишом, который Джек пишет. Очень удачный портрет…
— Что?! — перебивает меня Джонс, вскидывая руку. На указательном пальце у него уродливый серебряный перстень с черепом. — Что?! — снова вопит он, откидывая с лица волосы.
— Ох… — Я зажимаю ладонью рот. — Это должен был быть сюрприз? — Я делаю виноватое лицо, поворачиваюсь к Салли. — Ты ему собиралась подарить свой портрет? Ой, ну конечно, это ведь такой… интимный подарок.
Я облажалась.
Сильно.
Очень сильно облажалась.
Салли сверлит Джека недобрым взглядом. На долю секунды воцаряется гробовая тишина, которую нарушает Джонс. Кажется, его сейчас разорвет. Он хватает Джека за грудки.
— ТЫ, УРОД НЕДОБИТЫЙ! — орет он и замахивается на Джека.
Все замирают.
Но Джонс промахивается и падает на гриль. Одной рукой с размаху он стукается об стол, переворачивая на себя соус; сосиски разлетаются во все стороны. Потом раздается треск падающего гриля, шипение кожаных штанов, поджарившихся на решетке, и, наконец, визг Джонса.
— Ну все, стерва! — орет Салли и со всей силы толкает меня на колючий розовый куст.
Она бросается к Джонсу, который пытается выкарабкаться из груды сосисок и железяк.
— Успокойтесь! — кричит Джек. Джонс отпихивает Салли.
— Шлюха! — орет он, с трудом сохраняя равновесие. Потом хватает вилку для гриля и бросается к Джеку. Гости испуганно скучиваются. Джек дергает к себе пластиковый стул, и несколько секунд они сражаются с Джонсом, пока тот не роняет вилку. Джек отшвыривает стул, пригибается и выставляет руки, словно готовясь к приему карате.
— Спокойно! — снова кричит он. Джонс отворачивается, опускает руки. Джек выпрямляется. — Давай спокойно все обсудим.
Но он не видит лица Джонса. Я догадываюсь, что сейчас произойдет, и хочу броситься к ним, но мое платье зацепилось за колючки.
— Осторожно! — кричу я, и на секунду Джек отвлекается. И конечно, именно в эту секунду Джонс наносит ему удар. Я вижу, как его кулак впечатывается в скулу Джека, слышу свой крик, потом вижу, как серебряный череп вспарывает кожу. Джек пятится, падает на стол, переворачивает его, в воздух летят бутылки и тарелки.
Мэтт, Дамиен и Стрингер кидаются к Джонсу, хватают его.
Я наконец отрываюсь от розового куста и бегу к Джеку. Джонс продолжает выкрикивать ругательства, пока Дамиен и Стрингер за руки и за ноги тащат его к выходу. Салли бежит за ними, и вскоре поток брани затихает вдалеке.
Я приседаю рядом с Джеком:
— Ты как, в порядке?
Он совсем не в порядке. Он держится за лицо и баюкает челюсть. Я протягиваю к нему руку, но он отталкивает меня.
— Оставь меня в покое! — шипит он с такой злостью, что я от неожиданности падаю на землю.
Он поднимается и, пошатываясь, скрывается в доме.
— Джек!
Но он не обращает на меня внимания.
Я прячу лицо в ладонях. Мэтт склоняется надо мной:
— Не волнуйся, он сейчас успокоится.
Все вокруг в шоке. Мэтт помогает мне встать, обнимает меня одной рукой за талию. Тут подбегает Хлоя. Она в ярости. Все вокруг сломано, в саду словно смерч пронесся.
— Где Джек? — резко спрашивает она. Я растерянно киваю в сторону дома.
— Господи! — закатывает она глаза, потом отворачивается и шагает к дому.
Несколько минут спустя нетвердой походкой я захожу в ванную и сажусь на крышку унитаза. Не знаю, сколько времени провожу так. Вдруг раздается стук в дверь и голос Мэтта:
— Эми? — Он снова стучит. — Эми, открой дверь.
— Не заперто, — хриплю я.
При виде выражения его лица я начинаю рыдать.
— Не надо, — говорит он, присаживаясь на край ванны рядом со мной, — успокойся. Все образуется.
Он обнимает меня за плечи и дает рулон туалетной бумаги. Я сморкаюсь.
— Мне так неловко.
— Ничего, ничего. Мне тоже становится не по себе в таких случаях.
Дверь резко открывается.
— А, вот ты где, — говорит Хлоя, морщась. — Ложка дегтя в моей бочке меда.
Мы с Мэттом встаем.
— Как он? — спрашиваю я.
— Не волнуйся. Я за ним присмотрю.
В дверях появляется Джек, прикрывая рукой лицо. Глаз уже начал опухать. Хлоя протискивается мимо Мэтта и открывает шкаф.
— У меня есть немного гамамелиса. — Она вытаскивает бутылек, большой клок ваты и командует: — Джек, иди сюда.
— Я сам, — отвечает он. На меня не глядит. — Вы не могли бы оставить нас одних ненадолго? — Мэтт согласно кивает, Хлоя сверлит Джека взглядом. — Тут слишком тесно, — добавляет он.
Хлоя смотрит на меня с такой ненавистью, будто я таракан на ее кухне, которого она с превеликим удовольствием раздавила бы. Потом выходит вслед за Мэттом, хлопнув дверью. Джек запирает дверь, приваливается к ней спиной, закрывает глаза. Потом смотрит на меня.
— Прости меня, — говорит он, — я не хотел тебя так толкнуть.
— Не извиняйся, я сама во всем виновата. Господи! Прости меня, Джек.
— Иди сюда, — говорит он, и в ту же секунду я оказываюсь в его объятиях.
— Он просто идиот!
Я поднимаю на него взгляд и содрогаюсь. Подвожу Джека к ванне, усаживаю на краешек. Беру бутылочку, вату и наклоняюсь.
— Очень больно?
Джек не отвечает. Он кладет руку мне на плечо и утыкается лбом в мое лицо.
— Какой кошмар, — вздыхает он.
— Все уже позади. — Я не хотел… — Ш-ш-ш…
Я прижимаю палец к его губам. Он поднимает голову, и мы смотрим друг другу в глаза. И вдруг все встает на свои места. Все ясно как белый день. Ни Мэтт, ни Салли, ни Хлоя, ни Джонс — никто из них сейчас не имеет значения. Мне нет ни до кого дела, кроме Джека.
— Я тебя люблю, — шепчу я.
7ДЖЕК
Не «ты мне нравишься». Не «ты мне очень нравишься». И даже не «ты мой лучший друг».
Нет.
Просто «я тебя люблю».
Если уж размышлять о фразах, то эта — ого-го какая фраза. Практически в одном ряду с другими: «Пока мы не зашли слишком далеко, думаю, ты должен знать, что я не всегда была женщиной…» (Микаелла/Майкл — Мэтту в 1995); «Сказав, что неженат, я был не совсем честен с тобой…» (Грэм Кинг — Хлое в 1997); «Думаю, нам пора всерьез обсудить нашу будущую семейную жизнь…» (Зоя — мне в 1995).