То есть к этим словам надо отнестись серьезно.
Конечно, в такой критический момент я мог бы прибегнуть к одной из традиционных уловок:
A. Задумчивое «м-м-м» (особенно в сочетании с медленным покачиванием головы и выражением боли на лице).
Б. Невнятное «я тебя тоже лубгвх» (чем пьянее, тем лучше).
B. Испуганное «господи, меня сейчас вырвет» (и не будь голословен, друг мой).
Г. Психологически выверенное «спасибо, что доверилась мне» (и не забудь после этого благодарно пожать ей руку).
Д. Нахальное «я в курсе» (пристально смотри ей в глаза, самодовольно либо презрительно улыбаясь).
Но мне сейчас не до уловок. Я в смятении. Я смотрю на Эми и думаю, что, может быть, именно эти слова я и хотел от нее услышать. Я польщен. И еще я понимаю, что этими словами Эми выразила жизненно важное решение: я — тот, кто ей нужен.
Где-то в глубине души мне и правда хочется взять ее за руку, посмотреть в глаза и сказать: «Да, я — тот, кто нужен тебе. Да, я люблю тебя и счастлив, что ты любишь меня». В конце концов, все мы хотим одного — любить и быть любимыми. Ведь так? Любовь без взаимности — это не то.
Но есть и другие чувства. Неуверенность. Мысли, в которых не хочется признаваться даже самому себе. Например, насколько хорошо я ее знаю? Достаточно ли, чтобы поверить в это признание? А что, если я ей поверю и ошибусь? Что, если пойду у нее на поводу и приму свои запутанные чувства за Любовь?
Предыдущий опыт подобных отношений не прибавляет мне уверенности. Во-первых, за всю свою жизнь я признался в любви только один раз (не считая родственников и домашних животных). Зое. В аэропорту Хитроу. Мы застряли там на шесть часов в ожидании нашего рейса на Ибицу и уже через три часа устали до смерти. Скука чудовищная. Я сидел в пластиковом кресле, тупо уставившись на табло, и надеялся, что вот-вот зашевелятся буквы и напишется «Идет посадка».
Зоя спала, положив голову ко мне на колени. Помню, я смотрел на нее, на ее разметавшиеся волосы, на сомкнутые веки, и мной овладело безумное желание защитить ее от всего мира. Такую красивую и безмятежную. Мне никогда раньше не было так хорошо и уютно. Я наклонился к ней, поцеловал в лоб, и три волшебных слова сами собой сорвались шепотом с моих губ. Мы встречались с ней тогда уже шесть месяцев, и я искренне верил в то, что сказал.
Но сейчас, здесь — в ванной Хлои, сидя с подбитым глазом и опухшей челюстью, я все воспринимаю по-другому. Я уже не мальчик. И любовь для меня — не наплыв нежности, не тихое восхищение, не ожидание счастья. Любовь — это решение. Это уверенность в том, что она — та самая. Я не из тех, кто с легкостью признается в любви, лишь бы в такой момент не молчать. И не из тех, кто использует эти слова как код доступа в ее спальню (на этот случай я могу придумать что-нибудь получше). Но я также не из тех, кто боится этих слов. Я скажу это, когда буду уверен в своих чувствах. А сейчас, когда я смотрю на Эми, я не уверен…
Вывод: наше совместное будущее пока под вопросом.
Поэтому, вместо того чтобы принять ее слова и выдать ответное «Я тебя тоже люблю», я выбираю путь, избитый поколениями нерешительных мужчин: линяю в кусты.
— У тебя платье порвалось, — говорю я, переводя взгляд на ткань.
На несколько секунд воцаряется такая тишина, что я слышу биение своего сердца. Думаю, она тоже слышит.
Наконец она спрашивает:
— Ну и что скажешь?
— Бред какой-то, — говорю я.
К счастью, она понимает, что мои слова относятся к происшедшему в саду, а не к ее признанию.
— Зря я так, — говорит она.
Я крепче обнимаю ее, притягиваю к себе, целую в щеку.
— Нет, это я зря. Зря наврал тебе про Салли. А она зря не сказала правду Джонсу. И зря этот чокнутый урод принял все так близко к сердцу и решил свернуть мне шею.
Эми опускает взгляд.
— Да, но его можно понять…
— Да какой там, к черту, понять! Никто не имеет права так себя вести. Слишком много тут, — говорю я, прикладывая палец к ноздре и вдыхая, — и слишком мало тут, — и стучу пальцем по виску. Едва я подумал о Джонсе, мой пульс сразу участился.
— А если бы ты был на его месте? Если бы ты узнал, что кто-то рисует меня голой? Ты бы не взбесился?
Вопрос, конечно, верный, но мне сейчас не до этих рассуждений. Я категорично мотаю головой.
— Нет, я бы не взбесился, потому что я не псих. И… потому что я доверяю тебе.
— А ты знал, что она ему не сказала? Ну, до сегодняшнего вечера?
Думаю, не наврать ли снова, мол, Джонс знал и был не против? Но к чему это вранье? Достаточно один раз взглянуть на Джонса и станет ясно, что он разъярится, даже если кто-нибудь подсядет к Салли в автобусе, не говоря уж о вещах более интимных. И поэтому я выбираю правду.
— Да, она сказала, что Джонс взбесится, если узнает.
— Как и я, когда увидела картину.
— Да, — вздыхаю я, — как и ты.
— Наверное, все дело в честности. Я сразу заподозрила самое плохое.
Я подвигаюсь ближе, заглядываю ей в лицо. Глаза у Эми опухли от слез, и мне кажется, это я во всем виноват. В принципе так оно и есть.
— Ты об этом подумала, когда нашла портрет?
— Что ты спал с ней?
— Да.
— Ну, я бы соврала, если бы сказала, что не подумала об этом. — Чувствую, как она проводит рукой по моим волосам. — Конечно. Да что там, я была почти уверена. — Она поднимает голову и смотрит на меня. — Ты злишься, что я могла так подумать?
— Нет, — отвечаю я после некоторого раздумья.
— Нисколечко?
— Ну ладно, — соглашаюсь я, — немножко.
— Прости меня. Это все от ревности. Я доверяю тебе, Джек. Полностью. Ты ведь и сам знаешь?
Чувствую себя полным ничтожеством. И не просто ничтожеством. Хуже… С тех пор как мы помирились после ссоры в мастерской, мне все время так. Вот сейчас идеальный момент — рассказать Эми правду о моих видах на Салли. Сказать, что мной двигало вожделение, а не вдохновение. И покончить с этим раз и навсегда.
Но зачем? Почему я должен отчитываться за то, что было в моей жизни до ее появления? Чего ради причинять ей боль? Теперь все это уже неважно. Мне нужна Эми, а не Салли. И незачем Эми знать, что раньше все было иначе.
— Не думал об этом, — говорю я, уходя от темы. — А чем твоя логика отличается от логики Джонса? Ты повела себя так же, как и он.
— Но я тебя не ударила, — возражает она. — Это разве не считается?
Невольно улыбаюсь:
— Наверное, считается. Но я ведь не поджарил тебе кожаные штаны. Это тоже считается.
Она корчит гримасу:
— Да, судя по звуку, было больно.
— Да уж, — говорю я, не в состоянии сдержать ухмылку, — как бекон на сковородке зашкворчал.
Ее голос снова становится серьезным:
— Джек, нам кое-что нужно выяснить.
— Ты про доверие?
— Да, но не только. Я о прошлом, чтобы не осталось никаких секретов, лжи. И чтобы не повторилось того, что случилось сегодня.
Она права. С этим надо разобраться. Но не здесь. Не сейчас. И не так. На сегодня эмоций достаточно.
В дверь стучат. Это Мэтт.
— Ну как, тебе уже лучше? — спрашивает он, содрогаясь при виде моей физиономии.
— Гораздо. — Оборачиваюсь к Эми и улыбаюсь ей: — Давайте-ка продолжим вечеринку.
ЧЕСТНОСТЬ
Вторник. Вечер. Эми сидит за столиком на улице у «Зака». Мы решили заглянуть сюда выпить, а потом пойти на вечеринку к ее знакомому. Не дойдя до бара несколько метров, я останавливаюсь и внимательно разглядываю Эми. В эту игру я играл, еще когда встречался с Зоей. Называется она «Запал бы я на нее, если бы она не была моей девушкой?» Я стою поодаль, пытаясь представить, что не знаком с Эми. Будто проходил мимо, заметил ее и подумал: «А не затащить ли мне эту крошку в постель?»
Сначала оцениваем внешние данные: волосы, фигура, одежда. Все вроде бы в моем вкусе. У нее нет «мокрой» химии, она не лысая и не носит бороду. Признаков дистрофии, ожирения или злоупотребления стероидами тоже не наблюдается. Так, теперь одежда… Никаких флюоресцентных легинсов, шпилек или футболки фан-клуба Майкла Болтона. Хорошо. По возрасту тоже подходит: не более чем на пять лет моложе меня (то есть можем вместе пустить слезу, вспоминая телепередачи времен семидесятых-восьмидесятых) и не больше чем на десять лет меня старше (то есть снижается вероятность прошлого, обремененного бывшими мужьями, детьми и старыми пластинками). Для начала недурно. Дальше разглядываю детали. Читает глянцевый журнал (грамотная — хорошо), на макушку сдвинуты темные очки от… (любит дорогие вещи — плохо), на столе бутылка вина и пара стаканов (кого-то ждет; вероятно, своего парня — совсем плохо). Общий вывод: очень недурна, жаль, что у нее уже есть парень.
Если бы это была наша первая встреча, мне пришлось бы сейчас скромно удалиться. Но я вижу Эми не в первый раз. И тот факт, что у нее есть парень, меня совсем не смущает. Потому что ее парень — это я, и второй стакан на столе явно для меня. И я подхожу к ней, широко улыбаясь, потому что на свой вопрос отвечаю — ДА!
Первое, что я понимаю, поцеловав Эми, сев за столик и налив себе вина, журнал в ее руках — брошюра из турагентства. Второе, что я понимаю, пока она спрашивает меня, как дела, — это брошюра об отдыхе на Гавайях. Третье, что я понимаю, когда Эми замечает, что два года не была за границей, — она думает, будто я сказочно богат и летаю на всякие там Гавайи чуть не каждый месяц. Но главное, что я понимаю, пока она соскребает желтую краску у меня с волос, — я влип по самое «не хочу».
— Ну, что думаешь? — спрашивает Эми, разворачивая брошюрку и показывая мне фотографию дико дорогого отеля.
Что я думаю? По правде? Я думаю, что после уплаты штрафа за перерасход кредита, оплаты жилья и прочих жизненно важных счетов денег за мое «творение в ошизительно желтых тонах» не хватит даже на автобусный билет до Клэктона, не говоря уже о более экзотическом курорте. Я думаю, что незачем ехать за границу, когда и тут красиво и жарко. И еще я думаю, что если бы на свете была справедливость, то Эми страдала бы какой-нибудь жуткой аэрофобией и нам бы пришлось все лето провести в любимом Соединенном Королевстве. Но вряд ли Эми хочет знать правду. По крайней мере, я