Давид Боровский — страница 92 из 124

«Игры юношеского чемпионата Европы, – поведал Березовский читателям, – не в состоянии произвести такой фурор, какой произвел московский Театр на Таганке, только что закончивший свои гастроли в Хельсинки, Турку и Тампере. В день премьеры столичные газеты писали: “Все билеты на все спектакли проданы до единого. Но тех, кому не посчастливилось, просим не огорчаться. Приходите сегодня вечером на площадь к Национальному театру, и вы увидите часть спектакля ‘Десять дней, которые потрясли мир’”.

Площадь настолько оказалась запруженной народом, что машина президента Финляндии с трудом пробралась к парадному входу. Герои спектакля – в кожанках, перепоясанные пулеметными лентами, с винтовками и гитарой – вышли на площадь и сыграли первые сцены на ней.

Президент Финляндии Мауно Койвисто, сидевший с супругой в первом ряду, на себе тогда ощутил, что значит находиться под винтовочными прицелами, но никому о своих ощущениях не сказал».

Этот номер еженедельника «Футбол – хоккей» – № 22 от 30 мая 1982 года – имел колоссальный успех на «Таганке». Артисты отправили администратора театра на улицу Архипова, где рядом с синагогой располагалось здание редакции «Советского спорта», приложением к которому и был тогда «Футбол – хоккей». Несколько десятков экземпляров номера с отчетом Валерия Березовского о юношеском чемпионате Европы администратор повез в театр.

Давид, записавший в блокноте высказывание Альбера Камю «Всем, что я знаю о морали и человеческом долге, я обязан футболу», обсуждал футбольные события с Юрием Ростом (любил с ним смотреть матчи по телевизору, комментировать составы команд, ход игры, шансы соперников); с Александром Тителем (оба обожали бразильский футбол); с Сергеем Бархиным, с которым два выдающихся художника – не поверить! – о футболе и беседовали большей частью, когда оказывались где-либо вместе, в Берлине (на обломках Берлинской стены, например…) или Риге (Сергей Михайлович говорил: «Как зрелище, футбол мне нравится больше. Театр – вид веселой совместной работы, но и страшная мясорубка – психически тяжело каждый день умирать или изображать из себя монстра»); со мной («Как там наши кияне?» – интересовался Давид, использовавший футбольную терминологию, когда мы, «поздравляясь» 1 января с Новым 2000-м годом, обсуждали внезапную замену Ельцина на Путина, которую Боровский назвал «голом на последней секунде»)…

Когда поздравлял Давида 2 июля 2003 года с днем рождения, обсуждали с ним шикарный новостной заголовок дня (недели, месяца, квартала, года!): «Губернатор Чукотки Абрамович купил лондонский футбольный клуб!» «А представь, – предложил пофантазировать вместе с ним Давид, – вдруг после этой «сделки века» модно и престижно станет для них, олигархов, покупать знаменитые западноевропейские клубы? И купят они “Реал”, “Барселону”, “Баварию”, “Милан”, “Ювентус”… Какой турнир Лиги чемпионов может получиться!»

В блокнотах Давида – сплошь и рядом записи о футболе.

«Мы добавим “Челси” то, чего ему не хватало: средства и амбиции» – из интервью Абрамовича Би-би-си. И добавил ведь! Да так, что при Абрамовиче, до той поры, пока в силу политических причин его не лишили клуба, «Челси» выиграл 21 трофей – больше, чем за 100 лет существования клуба до этого: и в чемпионатах Англии побеждал пять раз, и в английских кубках восемь, и дважды в Суперкубке Англии, по два раза в Лиге чемпионов и в Лиге Европы, и клубным чемпионом мира становился, и Суперкубок УЕФА брал…

«Финал чемпионата мира 1998 года! Бразилия – Франция 0:3?» – проиграли любимые бразильцы.

18 ноября 1998 года. Голландия – Германия. 1:1. Удивительно! Страсть, соответствующая финалу чемпионата мира. Оказалось (ночью на «Свободе» узнал) – товарищеский матч.

«Финал Кубка Англии “Манчестер” – “Арсенал”! Два часа по ТВ – все голы чемпионата Англии 2004–2005 и Кубка. С ума сойти!»

«Из иных острых удовольствий, – записал Давид в блокноте слова Владимира Набокова, – назову телетрансляцию футбольного матча…»

«Финал Лиги чемпионов. “Милан” – “Ливерпуль”! 3:3. Первый тайм 3:0. Второй тайм, 6 минут, и 3:3… Эх, Шева, Шева (Давид переживал за бывшего нападающего киевского «Динамо», игрока итальянского клуба Андрея Шевченко, которому симпатизировал. – А. Г.)… Мало того что за три минуты до конца добавленного времени не забил с трех метров, так еще и в серии пенальти смазал. Вот же, когда не везет…»

На одной из блокнотных страниц наклеена газетная вырезка: Шева с выигранным клубом Кубком Лиги чемпионов европейских стран, который он потом привез в Киев и поставил к памятнику Лобановскому.

На 40 дней Давида Женя Каменькович привез из Киева на Троекуровское кладбище шарф (болельщики называют такие шарфы «розами») с эмблемой киевского «Динамо».

Запись в дневнике, сделанная Давидом в Италии:

«Сегодня Страстная суббота.

Театр закрыт на два праздничных дня.

Солнце пробивает занавески на окне.

На огромном экране телевизора – фильм о Христе и Голгофе. По размаху и количеству людей в кадре – похож на голливудский.

Крупным планом умирающий на кресте Христос.

Музыкальное крещендо.

И вдруг внизу экрана справа налево движется строка: “Roma – Milan 1: 1”.

Это невероятно!

Где я нахожусь?

В главной стране христианского мира и всех католиков.

Куда смотрит Ватикан?

Святые дни Пасхи…

А между тем на экранном небе в красивых облаках воскресает Иисус Христос.

Народ торжественно поет: “Аллилуйя, Аллилуйя!”

И опять так же справа налево движется строка…

Какой я осел!

Чему удивляюсь?

Нет, нет, скорей восхищаюсь.

Что Христос воскрес, итальянцы знают уже две тысячи лет.

А что Парма обыграла Неаполь со счетом 2:1, должны узнать сейчас же.

Хотя и Страстная суббота».

Иногда в – молодости – Давид заходил на киевскую «брехаловку» возле филармонии – Мекку болельщиков. В каждом городе, где были команды высшей лиги (да и не только высшей), стихийно возникали такие: обсуждали составы команд, игроков, тренеров, соперников… Одного из самых заметных динамовцев, форварда Валерия Лобановского, ставшего затем всемирно известным тренером, Боровский, как и многие киевские болельщики, заприметил еще в дубле и частенько ходил на динамовские тренировки на кортах, высматривая копну рыжих волос на высокорослом худом парне.

Давид рассказывал мне, что непременно выяснял расписание первых в сезоне – январских – тренировок «Динамо» – «надо было успеть взглянуть на Лобана: как он после отпуска? – еще до отъезда команды на южные сборы», и отправлялся из театра (на часок-другой) на «Динамо» и вместе с такими же, как он, ценителями динамовской игры, заполнявшими пространство вокруг сеточного ограждения кортов, восторженно наблюдал за динамовцами – Базилевичем, Каневским, Трояновским… И особенно – за Лобановским, на публику чеканившим мяч огромными ногами, обутыми в полукеды 47-го размера, массивными бедрами, вовремя подставленными плечами и головой, – до тех пор, пока на площадке не появлялся тренер и не давал команду на построение.

2 июля 1984 года Давиду исполнилось 50 лет. Находился он в тот момент в Киеве. Я позвонил Лобановскому, обрисовал ситуацию, и через полтора часа в дверь квартиры, в которой остановились Давид с Мариной, позвонили и вручили подарок – футбольный мяч с автографами футболистов киевского «Динамо». В фамилии юбиляра, правда, в «запаре» перепутали одну букву, и мяч, на котором написано «Давиду Буровскому», нашел свое место в мемориальном музее «Мастерская Давида Боровского» в Большом Афанасьевском переулке.

13 мая 2002 года Давид Боровский записал в Вене в блокнот: «Сегодня вечером умер великий футболист Валерий Лобановский».

Дмитрий Дмитриевич Шостакович безумно любил футбол, болел за «Зенит» и тбилисское «Динамо», брал автографы у своих любимцев. Давид, когда композитор приезжал в Киев, не раз обсуждал с ним футбольную тему и удивлялся познаниям Дмитрия Дмитриевича, помнившего все, наверное, эпизоды из тех матчей, которые он видел, и с легкостью необыкновенной оперировавшего в разговоре об игре, которую он называл Великой, статистическими сведениями. Он вел тетради, в которые заносил сведения о матчах. Как-то на стадионе вмешался в спор болельщиков, каждый из которых настаивал на своей версии развития событий в каком-то матче. Шостакович достал из любимого портфеля гроссбух и показал спорщикам запись о том, как в той встрече все происходило на самом деле.

Стадион Дмитрий Дмитриевич называл «единственным местом» в стране, где «можно громко говорить правду о том, что видишь», и громко кричать не только «за», но и «против».

Давид один раз водил Шостаковича в Киеве на футбол, киевское «Динамо» уже тогда гремело на всю страну своими яркими победами под руководством тренера Виктора Александровича Маслова. Известно, что Дмитрий Дмитриевич мечтал написать «Футбольный марш», под который команды выходили бы на поле, но его опередил Матвей Блантер.

Музыка настолько понравилась Шостаковичу, что, слушая позывные на матчах, он неоднократно с гордостью объявлял: «Это наш Мотя сочинил!» Перед тем как приступить к «Маршу», Блантер тщательно, с секундомером выверял, сколько времени уходит на то, чтобы футболисты добежали от бровки до центра поля (это потом они стали брести по газону, словно грибники на опушке леса).

В кабинете Дмитрия Дмитриевича висели два портрета – Бетховена и Блантера. Блантер, говорят, свой повесил сам – пускай, дескать, напоминает… – и снять его Шостаковичу было уже как-то неудобно.

За то, что остались великолепные фотографии Боровского, отдельное спасибо фотохудожникам, настойчивым в уговорах. Прежде всего Валерию Плотникову, Александру Стернину, Виктору Баженову и Юрию Росту, конечно.

«Каждый раз, – вспоминает Юрий Рост, – Давид, позируя, испытывал чувство неловкости. Ему было неловко, что я его фотографирую. И мне было неловко, что я трачу на это драгоценное время. Ведь мы могли сидеть, обсуждать какую-то ерунду: политику, театр или как сыграло киевское “Динамо”. Теперь понимаю: нужно было пользоваться каждым моментом, любой возможностью общения. Он был уникальным человеком и уникальным художником. Давид не успел окончить десятилетку, но, общаясь с ним, можно было подумать, что он – академик. Мне кажется, он чувствовал то, что Белла Ахмадулина называла “Божественным диктатом”. То есть создавал свои работы он, а вот откуда брались эти гениальные идеи – не знал никто».