Зиму 1955/56 года Бурлюки традиционно провели во Флориде и в марте вернулись в Нью-Йорк, чтобы вскоре отправиться в своё главное послевоенное путешествие — на родину.
Глава тридцатая. Поездка на Родину
Этой поездки Бурлюки ждали очень долго. О ней мечтали, думали и говорили. Осторожный Давид Давидович всегда — сознательно и подсознательно — готовился к возвращению на родину. Во многом отсюда и его просоветская позиция, и отсутствие публичной критики известных ему «перекосов». Отсюда избегание упоминаний о трагической судьбе братьев, о которой он знал из писем Антона Безваля.
После тридцати шести лет, проведённых в эмиграции, у Давида Давидовича был неоднозначный статус. С одной стороны, он давно был американским гражданином, с другой — питал искренние симпатии к СССР. Потому и осторожничал, чтобы не навредить ни себе, ни оставшимся на родине родственникам, для которых запись в анкетной графе о родственниках за рубежом была лишь отягчающим обстоятельством.
Давида Давидовича можно понять. Уезжая из Владивостока в Японию, он никак не мог представить себе то, что будет в дальнейшем происходить на родине, где остались его родные, друзья, слава и тысячи картин. Не мог знать, что окажется отрезанным от своей родной страны не только географическими, но и политическими, идеологическими границами. Но ведь как бы ни складывалась американская карьера, «терять» навсегда почти сорок лет жизни было бы безумием. Потому он и стремился домой. Разумеется, он хотел признания своих прошлых успехов, тем более что искренне считал себя одним из тех, кто своим искусством способствовал победе революции. Конечно же, хотел, чтобы его работы были представлены в советских музеях, а стихотворения напечатаны в книгах и журналах. Хотел выставок. Жажда признания естественна для любого творческого человека.
Ждать подходящего для визита момента пришлось долго. Дипломатические отношения СССР и США были установлены лишь в 1933 году. В 1940-м на его просьбу о возвращении ответа так и не последовало. Разгоревшаяся после Второй мировой холодная война тоже никак не способствовала контактам. И лишь начавшаяся после смерти Сталина хрущёвская «оттепель» дала надежду. Бурлюки сразу же начали предметно думать о поездке.
Как ни удивительно, но визит в Советский Союз, во время которого Давид с Марусей чувствовали себя почти королями (их официально пригласил и за всё заплатил Союз писателей), оказал в большой степени отрезвляющий эффект. Восторгов и приятных моментов было множество, но и разочарований тоже немало. После поездки возвращаться на родину они окончательно передумали, стали всячески подчёркивать то, что являются американскими гражданами, а в дальнейшей переписке, в том числе и в письмах в СССР, начали всё больше и больше критиковать недостатки советской власти. У этого были свои причины. Давид Давидович обнаружил, что в условиях официального господства «социалистического реализма» его ностальгические воспоминания об авангардном прошлом и неустанное акцентирование внимания на том, что Маяковский был в первую очередь футуристом, вызывают категорическое неприятие официальных литературно-художественных организаций. После встречи с бывшими соратниками по «Бубновому валету» он понял, что никакие модернистские работы на музейное экспонирование претендовать не могут. Однако всё же продолжал упрямо надеяться — и сохранять лояльность к советской власти. Надежды эти окончательно рассеются лишь после второго визита в СССР в 1965 году.
Но это будет позже. А пока — волнующее ожидание. Ради поездки Бурлюки даже продали дом в Бруклине.
Готовиться к поездке начали ещё в сентябре 1955-го. Давид Давидович стал забрасывать письмами старых друзей, которые могли посодействовать в получении ими советской визы и помочь с финансами. Да-да, с лёгкостью путешествовавшие чуть ли не каждый год во Флориду и Европу Бурлюки были ошарашены официальным курсом советского рубля к доллару. Давид Давидович писал Николаю Асееву: «Дорогой друг: теперь много наших конгрессменов посещают Россию. Мы думаем, что мы имеем некоторый шанс написать друг другу! <…> Весной-летом 1956 — хотели бы приехать на родину с кратким визитом — пописать этюды. (Воспоминания о Маяковском.) Мы можем взад вперёд билеты иметь до Швеции. Но на Россию — денег не хватит. Поговори — как насчёт быть в гостях у муз<ея> Маяковского — отработать 3 месяца стоянку двоих».
Через три месяца он отправил Асееву большое письмо:
«Дорогие милые Коля и Оксана! <…>…для нас простых америк<анских> смертных, кажется, наконец, надеемся к весне не ухудшится погода (ветер weather) — будет возможно приехать на Родину на 3 месяца, в качестве (в виде) американских туристов. Марта 29-го я и Маруся на норвежском п<аро>х<о>де отплываем в Осло, оттуда поездом в Стокгольм и т. д. Конечно, из Стокгольма тоже пароходом, летать мы не любим. Только однажды 2 года назад летели из Tangier’a до Gibraltar на колесном (9 пасс<ажиров>) и не так чтобы…
Раньше нам не удавалось наладить поездку. Но с 1949 года мы уже 2 раза были в Европе (от Сицилии до Лондона и от Цюриха до Лиссабона и до Марракеша в Африке)… 7 мес. и 6 мес. Как америк<анским> гражданам — нам разрешается (кажется?) — ехать за занавес… Но остановка теперь за следующим:
1) Советская виза или лучше всего иметь от какого-либо сов<етского> учреждения, напр<имер>, Музей Маяковского или что другое (Водопровод города Москвы) — приглашение. Званые гости…
2) Вторым номером идёт сов<етский> рубль. Вы даёте 4 руб. за доллар… На наш доллар два человека 300 дол. в мес<яц>могут жить припеваючи в Париже (даже ну 350) Италии, Португалии, Испании. 450 в мес<яц> (с лихвой) достаточно, если скакать по стране, стоя в хороших отелях с кормом.
Мы будем иметь деньги на билеты до границы Сов. Союза — Финляндия (в оба конца). Мы планируем 2/3 дня в Ленингр<аде>, неделю — 2 в Москве. Заехать в Курскую губернию Корочка Обоянск<ого> уезда (бывш.), мы туда съездим вместе — Асеевы, Бурлюки. Затем Крым, Кавказ. Вернуться через 3–4 мес<яца> мы хотели бы <через> Константинополь, Марсель, Париж — Роттердам. От Конст<антинополя> до Марселя пароход 2-й класс 80 долл. с человека! Но нет сообщения дальше до Одессы? Как это устроить?!! Вообще как устроить, чтобы можно было 3 мес<яца> в USSR прожить и поездить (я должен приготовить в этот срок) выставку = Сов. Союз (People and Nature). Пейзажи — масло, акварели — Крыма, Кавказа и т. п., потратив в СССР не более 1200–1400 долл. <…> Необходима какая-либо помощь знатным путешественникам… редким — мы ведь едем видеть Колю и Оксану и многих…»
Конечно, активный Бурлюк не ограничился письмами одному Асееву. Писал он и Семёну Кирсанову: «Дорогой друг. <…> Мы хотим май, июнь, июль прожить и пописать (реальный стиль, “лубок”) на нашей родине. Я могу иметь на двоих в СССР — 10 дол. в день — что у нас здесь достаточно, но как быть с этими долларами в СССР? Дорогие: Кирсанов, Шкловский, Асеев — думайте! Love — David Marussya Burliuk».
Николай Асеев, Семён Кирсанов и Василий Катанян, литературовед и по совместительству муж Лили Брик, обратились в правление Союза писателей СССР с просьбой разрешить въезд Бурлюка с женой в Советский Союз в качестве их личных гостей. Секретариат правления Союза писателей, поддержавший просьбу, обратился в Отдел культуры ЦК КПСС. Но решение принималось на самом высоком уровне — в ЦК КПСС! У советского посольства в Вашингтоне запросили характеристику на Бурлюка — и получили ответ, в котором говорилось, что он неизменно занимал просоветскую позицию, поддерживал связи с прогрессивными силами США и что руководство компартии США также поддерживает эту поездку, считая, что она будет способствовать расширению американо-советских культурных связей. Вот когда пригодилась его лояльность…
Ни сам Бурлюк, ни Асеев с Лилей Брик не знали, конечно, обо всех этих протокольных сложностях. Оставалось лишь надеяться на то, что в конце концов всё решится положительно. В январе 1956-го Лиля Брик писала Бурлюку:
«Дорогой Давид Давидович, спасибо за милое подробное письмо. Очень ждём Вас обоих. Наше письмо об этом уже направлено в Союз Писателей. Надеюсь всё будет хорошо и мы доживём до встречи. Вы спрашиваете кто и что такое Катанян. Это прелестный человек, большой друг Володи и Оси и мой друг, сейчас самый близкий. Скоро выходит 3-е, дополненное издание его книги о Маяковском. Он её пришлёт Вам. <…> Знаете ли Вы что-нибудь об Элли и Володиной дочери? У меня есть их фото. Девочке было тогда года 2–5. Володя рассказывал мне о них. Как хочется, чтобы всё было благополучно и чтобы Вы весной приехали. Мы с Вами мало знаем друг друга, но из-за Володи Вы для меня совсем свои, родные. Крепко обнимаю Вас обоих».
Не дожидаясь получения советской визы, но получив от советника советского посла уверение в содействии, Бурлюки отправились в путь. В четверг, 29 марта 1956 года, на норвежском пароходе «Stavangerfjord» они отплыли в Осло. А уже 10 апреля в десять часов утра им позвонил Семён Кирсанов, сообщивший, что семью Бурлюков официально принимает Союз писателей. В пять вечера того же дня в гостиничный номер принесли радиограмму, подписанную Лилей Брик. Лиля Юрьевна также писала о том, что они, наконец, получили возможность посетить родину.
Из Осло Бурлюки отправились в Стокгольм, где в советском консульстве им выдали визу на въезд в СССР и разрешение находиться там 60 дней. Через Турку Давид и Маруся добрались до Хельсинки, где сели в поезд до Москвы. Давид Бурлюк писал в своём дневнике: «Мы смогли осилить стоимость только “плацкарта”, но, войдя в вагон, мы узнали, что проводник уже получил специальное указание поместить нас в первый класс. Доллар в России обесценен. Обменный курс очень невыгоден. Требуется 60–100 долларов в день на скромное проживание. На такие расходы мы не рассчитывали, и если бы не приглашение быть почётными гостями Союза писателей России, взявшими все расходы по нашему пребыванию на себя, мы бы не потянули эту поездку».
«Чудеса» со сменой билетов на первый класс были вовсе не случайны. Все детали приёма и организация проживания и