точкой на огромной карте Российской империи — а исколесили они практически всю страну. Собственно, и на карте русского и украинского авангарда Херсон — один из главных городов.
Вот лишь несколько фактов.
В январе 1905 года Давид Бурлюк организует тут свою первую выставку — «Выставку картин, этюдов и художественных проектов местных и иногородних художников» (она прошла в помещении Губернской земской управы с 9 по 23 января). Следующие выставки он проведёт осенью 1907-го и осенью 1909 года.
В 1908 году в Херсоне издаётся первый выпуск альбома Алексея Кручёных «Весь Херсон в карикатурах, шаржах и портретах». Кручёных и сам родился в посёлке Оливском Вавиловской волости Херсонской губернии.
Спустя два года Кручёных издаёт второй выпуск своего альбома. А в мае 1911-го в Херсоне проходит «Международная художественная выставка» художников «Салона» Владимира Издебского (после Одессы). В числе прочих выставлялись Давид и Владимир Бурлюки, Наталья Гончарова, Василий Кандинский, Алексей Кручёных, Николай Кульбин, Михаил Ларионов, Аристарх Лентулов, Владимир Татлин, Роберт Фальк, Александра Экстер, Георгий Якулов.
В 1912-м в Херсоне издаётся первая книга Велимира Хлебникова «Учитель и ученик». В декабре того же года в херсонской Общественной библиотеке выступают Давид Бурлюк и Владимир Маяковский.
В 1913-м в Каховке издан сборник «Дохлая луна» (Давид Бурлюк, Николай Бурлюк, Василий Каменский, Алексей Кручёных, Бенедикт Лившиц, Владимир Маяковский, Велимир Хлебников). В том же году в Херсоне издаётся сборник «Затычка», а в 1914-м выходит сборник «Молоко кобылиц». В том же году Давид Бурлюк издаёт однотомник «Творения. 1906–1908» Велимира Хлебникова и вторую книгу стихов Бенедикта Лившица «Волчье солнце».
Главным центром притяжения был, конечно же, гостеприимный дом Бурлюков — в самом Херсоне, в Золотой Балке, позже — в Чернянке. Тут перебывали, кажется, все — Хлебников и Кручёных, Лившиц и Маяковский, Ларионов и Лавренёв…
Воистину, «соки древней Гилеи» вскормили русский авангард. «Бурлючий кулак», который представлялся Бенедикту Лившицу «наиболее подходящим оружием для сокрушения несокрушимых твердынь», сформировался именно здесь.
Ну а первые авангардные опыты начались в Херсоне… с театра. В 1902–1904 годах сюда приезжает Всеволод Мейерхольд, именно здесь начинает он свои театральные эксперименты. В качестве заведующего репертуаром Мейерхольд приглашает Алексея Ремизова; очень скоро Ремизов становится интеллектуальным центром театра. А снимает он вместе с супругой, Серафимой Павловной Ремизовой-Довгелло, с ноября 1903-го две комнаты не где-нибудь, а в квартире Бурлюков на улице Витовской, в доме Бунцельмана. Этот адрес стал вторым херсонским адресом Бурлюков.
В своих воспоминаниях Ремизов писал:
«Серафима Павловна всегда считалась “ученицей” Д. Д. Бурлюка. С Бурлюками знакомство у нас старинное: мы жили с ними под одним кровом, и с Людмилой Д. Бурлюк-Кузнецовой у С. П. многолетняя дружба».
В альбоме Ремизова «Корова верхом на лошади. Цветник II» (1921) имеется портрет Л. Д. Бурлюк-Кузнецовой, предположительно выполненный С. П. Ремизовой-Довгелло.
Отношения Ремизова и «будетлян» — история интереснейшая. Бурлюк вспоминал, что ещё до появления термина «футуристы» Ремизов предлагал назвать «будетлян» «песьеголовцами». Он тесно общался не только с Бурлюками, но и с Алексеем Кручёных, и с Василием Каменским, и с Еленой Гуро, с которой чуть было не выпустил совместный сборник стихотворений. Более того — по мнению Александра Парниса, название первого поэтического сборника «будетлян», «Садок судей», придумал именно Ремизов, а не Хлебников. В 1910 году каллиграфия и рисунки Ремизова были впервые экспонированы на выставке «Треугольник — Венок-Стефанос» (в специально устроенном отделе рисунков и автографов русских писателей), соседствуя с рукописью и рисунком Хлебникова и живописью В. и Д. Бурлюков, Кручёных, Гуро, Каменского. Тем не менее после произошедшей в 1911 году ссоры Ремизова с Еленой Гуро «будетляне» стали клеймить его как «символиста», не обошли его и в «Пощёчине общественному вкусу»:
«Всем этим Максимам Горьким, Куприным, Блокам, Сологубам, Ремизовым, Аверченкам, Чёрным, Кузьминым, Буниным и проч. и проч. — нужна лишь дача на реке. Такую награду даёт судьба портным».
Несмотря на это, футуристы и символисты, в их числе и Ремизов, всё-таки оказались под одной обложкой в сборнике «Стрелец» 1915 года. Давид Бурлюк поддерживал контакт с Алексеем Ремизовым и позже — в альбоме писателя от 1950 года есть два выполненных Бурлюком рисунка. В 40-м номере «Color and Rhyme» Давид Давидович вспоминал, что в 1907 году ездил с Серафимой Павловной и сестрой Людмилой в Хельсинки, а в 1950-м в Париже виделся с самим Ремизовым. Когда Бурлюк с женой приехали в Париж в 1957-м, то в живых Ремизова уже не застали.
Вернёмся к театру Мейерхольда. Одной из первых моделей Бурлюка-портретиста стал актёр из труппы Мейерхольда, друг семьи Бурлюков Н. И. Киенский. Фотография художника, позирующего вместе с моделью на фоне портрета, чудом сохранилась в пражском семейном архиве сестёр Бурлюка. Давид Давидович датировал фотографию 1902 годом и использовал её дважды, частями — в 36-м номере «Color and Rhyme» он опубликовал себя, а в 57-м номере — Киенского, упомянув, что на стене за ним висят работы Степана Колесникова и Исаака Бродского. Собирать свою коллекцию Бурлюк начал ещё тогда.
Все Бурлюки обладали удивительной способностью заводить дружбу с людьми творческими и необычными. Проявлялось это даже при выборе адреса проживания. Вот и херсонский адрес, дом Бунцельмана, — адрес не простой, как и сам Бунцельман. Давид Пейсахович Бунцельман был известным в Херсоне архитектором (в 1920-х стал городским архитектором), построившим в городе целый ряд знаковых строений, в их числе гостиницы «Европейская» и «Новый Берлин». Кроме того, Давид Бунцельман, как и его брат Эммануил, был художником. Как портретист Давид в 1909–1915 годах участвовал в выставках Херсонского общества любителей изящного искусства; Эммануил, окончивший Херсонскую гимназию и учившийся в 1900 году на юридическом факультете Новороссийского университета в Одессе (как много юристов стали художниками!), экспонировал работы на XVI (1905) и XVII (1906) выставках Товарищества южнорусских художников в Одессе. На XVII выставке ТЮРХ выставляли свои работы и Бурлюки. Однако в 1909 году между Давидом Бурлюком и Эммануилом Бунцельманом произошёл конфликт — Бунцельман, видимо, завидовавший успехам Бурлюка (привезшего тогда в Херсон выставку «Венок»), разразился в местной прессе рядом критических замечаний. Давид Бурлюк ответил ему, опубликовав в газете «Родной край» заметку «Профанация критики» от имени комитета выставки «Венок».
Благодаря вынесению конфликта в публичную плоскость мы теперь знаем, что послужило причиной смены Бурлюками херсонского адреса. Следующим стал дом Волохина на улице Богородицкой.
Херсон был для Бурлюков «домашней площадкой». Интересно, что весь сбор от входа на организованную Давидом Давидовичем «Выставку картин, этюдов и художественных проектов местных и иногородних художников» (20 копеек, для учащихся вполовину меньше) шёл в пользу херсонской городской библиотеки. Наверняка это было инициативой Бурлюка, который и позже нередко так делал. Тогда же в херсонской газете «Юг» двадцатидвухлетний художник опубликовал серию статей, в которых рассуждал о роли искусства в жизни общества и высказывал свои взгляды на живопись. Это были первые опыты Бурлюка-теоретика.
В заметках этих, сохранившихся на пожелтевших тонких листах херсонской газеты, уже читается характер Бурлюка. Он уже новатор и пассионарий, страстно стремящийся к обновлению искусства и его как можно более широкому распространению. Он пишет о том, что организаторы выставки не предъявляли к экспонентам каких-либо исключительных требований, поэтому на выставке «есть холсты различных типов живописи, и наряду с импрессионистскими и пуантелистскими вещами можно встретить произведение академической живописи». Фраза о требованиях показательна в свете того, что это была всего лишь третья выставка в Херсоне за пятнадцать лет. Бурлюк приводит фразу Репина о том, что даже посредственное искусство имеет воспитательное значение. На выставке был представлен эскиз музея изящных искусств в Ялте — и Бурлюк пишет о том, что такие музеи необходимы, они имеют громадное значение. Выставки же — текущая художественная жизнь, и «чем эта жизнь живее, стремительнее, тем и выставки носят характер более пёстрый, поражающий многообразием форм художественного языка, часто по новизне своей совершенно не понятного большинству». «Заслуга выставок в больших центрах человеческого гения, духовной силы почти такая же, как повседневной текущей литературы».
В следующих заметках он разъясняет читателям, что такое этюд, эскиз и картина, подчёркивая, что картины не носят никаких следов временного, случайного, что «картины… родятся для счастливых людей веками», что их «пишут только гении» и это «обобщение целых столетий жизни человеческого духа в могучей прекрасной внешней форме». Интересно, какие собственные работы считал он картинами? Впрочем, он писал также, что новое в искусстве характеризуется живой формой и эскизностью исполнения, имея в виду, конечно, и свои произведения. Предвосхищая непонимание нового публикой, Давид Бурлюк писал о том, что весь мир, как область неведомого, недоступен созерцанию обыкновенного человека, и лишь одинокий гений может оживить внутреннее содержание жизни. «Самый незначительный предмет под руками творческой натуры открывает доселе незримый, дивный мир неведомого»; именно при помощи искусства должны люди учиться смотреть на внешний мир — а первым среди искусств является живопись. Между тем положение великих живописцев часто трагично — Рембрандт, Рейсдаль, Франс Хальс были осмеяны современниками. Глаз же художника своей способностью к тончайшим восприятиям видимости явлений отличается от глаза других людей, и красота оживает именно при его посредстве.