Давид Бурлюк. Инстинкт эстетического самосохранения — страница 89 из 114

Где бедный в богача опеке

Что смерти лишь не повредит!

………………………………………………..

Я здесь один кто не на службе

С болезнью злой не знаю дружбы;

Средь сострадаемых калек

Нью-Йоркское столпотворенье

Не чту беднятскою душой.

Долго отгонять волка от семейного очага не получилось. На службу пойти всё же пришлось — ведь он был единственным, кто мог заработать деньги для семьи. Работа в газете стала первой и единственной постоянной в жизни Бурлюка.

Неожиданным козырем на новом месте стали… его нетипичные для украинцев и русских имя и отчество. Давиду Давидовичу начали помогать новые еврейские друзья:

«Кроме чисто русской колонии — рабочих и крестьян — в Нью-Йорке 45 лет тому назад был громадный контингент русско-еврейской иммиграции, среди которой звучала ещё не забытая русская речь. Две громадные газеты “Фрейгайт” и “Форвертц” объединяли этих выходцев из России. Первая — орган Коммунистической партии США — возглавлялась вождём-идеалистом старой русской марки Моисеем Ольгиным (доктор Клумак ведал отделом искусств). Моисей Ольгин, Минна Гаркави, доктор Клумак оказали мне на первых порах некоторую поддержку. Через 2 с половиной года приехавший в США на гастроли “русский поэт-журналист В. В. Маяковский”, как его тогда рекламировали, был привезен в США Амторгом (советский торговый представитель Г. Рэхт), и его гастроли здесь устраивались еврейской газетой “Фрейгайт”.

Вскоре, овладев посильно английским языком для переводов в газетах, я начал сотрудничать в газетах “Русский голос” и “Новый мир” — просоветских и коммунистических. До великого краха банков и биржи в 1929 году это улучшило временно наше положение — семьи американских новопоселенцев. Но чтение лекций в рабочих клубах всё же являлось большим подспорьем бюджету и было радостной культурной услугой дорогой советской Родине — говорить американским рабочим, русским массам правду о новой жизни на Родине.

Особо необходимо отметить нашу многолетнюю тесную дружбу с сотрудником “Дэйли Уоркер” Майкл Голдом, автором книги “Евреи без денег” (женат на Лизе, внучатой племяннице Станиславского). Рабочие не покупали моих картин. В 1942 году Майкл Голд напечатал, кажется, в трёх номерах “Дэйли Уоркер” статьи о Бурлюке и Маяковском, что улучшило наше финансовое положение».

Майкл Голд, блестящий американский журналист, действительно неоднократно писал о Бурлюке. В 1944 году он написал очерк «Давид Бурлюк. Художник, исследователь, Отец Российского футуризма», который был опубликован в каталоге выставки Бурлюка в нью-йоркской ACA Gallery (20 декабря 1943-го — 8 января 1944-го).

Еврейские организации стали помогать Бурлюку с устройством выставок, еврейские газеты стали печатать его статьи. В марте 1923 года Бурлюк начал работать в газете «Русский голос», которой в то время руководил писатель, поэт и левый политический деятель Александр Браиловский. В 1933 году у руководства редакцией встал Давид Захарович Крынкин. Бурлюк быстро сдружился с ним, и дружба эта длилась долгие годы. «Русский голос» был «левым» беспартийным печатным органом, где к Советскому Союзу относились с большой симпатией — это было принципиальным для Бурлюка. Редакция газеты располагалась в нижнем Манхэттене, по адресу: 64 Ист 7-я стрит. Рабочий день был долгим — с 8 утра до 8.30 вечера; нужно было сидеть в маленькой комнатушке, заполненной людьми, что было совершенно непривычно для любившего свободу художника. Но нужно было зарабатывать деньги. Маруся почти каждый день приезжала к нему в редакцию, и помощь её была крайне важна.

В самой первой своей статье «Русский язык за границей в годы революции» Бурлюк пишет: «Газета “Русский голос” со следующей недели, по четвергам, будет посвящать особый отдел литературе и искусству, под именем “Литературно-художественный четверг”. Этот отдел имеет целью собирать и объединять художественное слово в Америке, дать место начинающим и пишущим русским писателям». С этого момента Бурлюк ведёт по четвергам литературную страничку, печатает и комментирует небольшие рассказы и стихи русских авторов, живущих в Америке, свои собственные стихи и рассказы, даёт информацию о литературной жизни в России. В дальнейшем он станет основным обозревателем событий, связанных с литературой и искусством, — будет писать отчёты о наиболее важных выставках, делать обзоры выходящих книг и музыкальных концертов, а после войдёт в состав редакции. С марта 1925 года газета по воскресеньям начала выходить с дополнительной литературной страницей — её сделали специально «под Бурлюка». Он проработал в «Русском голосе» семнадцать лет — до 3 февраля 1940 года.

Работа в русскоязычной газете и выступления перед эмигрантами на родном языке позволяли поддерживать ораторские навыки и совершенствовать литературный стиль — ведь в новой стране он на первых порах ощущал себя «немым». Но за литературной подёнщиной Бурлюк никогда не забывал о своём главном деле — живописи. «Я работаю усиленно в газете — тем пока отчасти и существую. Всё жду лучших дней — чтобы писать пером не приходилось, а исключительно на кисть перейти», — писал Бурлюк в Прагу в конце 1923 года.

Главное дело и на новом месте осталось таковым — американская публика знала и знает его в первую очередь как живописца.

Глава двадцать седьмая. Новые выставки. Маяковский. Радио-стиль

Первой большой выставкой, на которой были представлены работы Давида Бурлюка, стала «Выставка русской живописи и скульптуры» в Бруклинском музее (23 января — 4 марта 1923 года). О её масштабе говорят имена участников: Борис Анисфельд, Лев Бакст, Вадим Чернов, Сергей Фотинский, Николай Фешин, Адольф Федер, Наталья Гончарова, Борис Григорьев, Ладо Гудиашвили, Александр Яковлев, Василий Кандинский, Николай Кузнецов, Михаил Ларионов, Абрам Маневич, Савелий Сорин, Сергей Судейкин, Александр Архипенко… Выставка была организована усилиями Кристиана Бринтона, директора Бруклинского музея Виллиама Генри Фокса и основательницы «Анонимного общества» («Societe Anonyme») Кэтрин Дрейер, с которой Бурлюка познакомили Бринтон и Марсель Дюшан. Давид Бурлюк показал на выставке 30 работ — в основном на японскую тематику.

Легендарное «Анонимное общество» было фактически единственной институцией, занимавшейся в 1920-х в США пропагандой современного искусства. Основателями его, помимо Дрейер, были Марсель Дюшан и Мэн Рей, который и предложил для общества название. Восходило оно к французскому названию «Акционерное общество»: именно так назвали свою выставку французские импрессионисты в 1874 году. Благодаря Дрейер общество смогло арендовать помещение на Манхэттене, по адресу: 19 Ист 47-я стрит. Назвали его «Музеем современного искусства». «Societe Anonymе» привлекало большое количество художников из Европы, в первую очередь благодаря сотрудничеству с галереей «Der Sturm» Герварта Вальдена. Собственно, деятельность Вальдена стала моделью для «Societe Anonymе» — в его берлинской галерее были сосредоточены все новейшие направления в искусстве, в том числе русские модернисты. Кэтрин Дрейер, как и Кристиан Бринтон, была «заражена» любовью к русскому искусству. Она стала автором книги «О новом русском искусстве», посвящённой 60-летию Александра Архипенко, написала монографию о Кандинском и — в 1944 году — первую монографию о Давиде Бурлюке.

Деятельность «Анонимного общества» была невероятно масштабной. Им были организованы 23 выставки в Нью-Йорке и 11 выставок в Буффало, Торонто, Ворчестере, Мичигане и других городах, причём к каждой выставке выпускался каталог с подробным описанием творчества художников и статьями о современном искусстве. В 1941 году Кэтрин Дрейер передала часть работ художников, членов «Societe Anonymе», в дар музею Йельского университета — так в университетскую коллекцию попали и картины Давида Бурлюка. В 1948 году Дрейер с помощью Дюшана составила каталог коллекции общества, опубликованный в 1950 году, в год его официального закрытия. К тому времени коллекция Дрейер насчитывала более тысячи произведений искусства. Коллекция «Анонимного общества» стала основой собрания нью-йоркского Музея современного искусства (MoMA) и Музея Гугенхайма; часть Дрейер завещала Музею Филипса в Балтиморе.

Несмотря на представительную репрезентацию, американская публика не заинтересовалась работами Бурлюка на выставке в Бруклинском музее. Вскоре после выставки он писал Фиалам:

«Получаем известия о ваших успехах. Радуемся. Собираетесь ли вы приехать Америку. Вообще какие планы на будущее. Мы здесь, очевидно, застряли лет на пять. Надо сказать, что время идёт незаметно, по крайней мере полгода, которые мы здесь просуществовали, протекли мимолётно. Бруклинская выставка, каталог её вам высылаем, прошла с большим моральным успехом, но продаж ни у кого никаких не было — это и есть Америка, где продажа, кажется, трестирована крупными предпринимательскими фирмами и галереями.

Живём месяц — за месяцем. Масштаб здешней жизни настолько велик, что даже приблизительно к ней отношения до сих пор не имеем, говоря об американской, о русской же колонии, то принимаю участие в местных газетах, что последнее время понемногу стало оплачиваться. Здесь хорошо зарабатывают ремесленники разного рода, но я за ремесло никакое не брался, и первые полгода нам удалось прожить благополучно».

Уже летом он писал: «Относительно Америки надо сказать, что страна к искусству вообще довольно равнодушная, а к японским сюжетам прямо-таки недоброжелательная, приедь я сюда с русскими мотивами, я бы, конечно, имел гораздо больший успех, но так как я предполагаю пробыть здесь для обучения детей долгое время, то надеюсь одержать в конце концов наперекор всему победу в Америке».

Идти наперекор и добиваться своего он умел.

В сентябре 1923-го Бурлюк открыл в галерее «Арт-центр» благотворительную выставку-продажу картин в пользу пострадавших от землетрясения в Японии. Он показал на ней 108 работ — почти все были японского периода. Трагическое землетрясение непосредственно затронуло и Бурлюка — в Иокогаме погибли Герберт Пикок и его жена. Свою книгу «Восхождение на Фудзи-сан» (1926) Давид Давидович начал словами: «Посвящается светлой памяти Герберта Рудольфовича и Одилии Бернардовны Пикок».