Один из ближайших друзей Бурлюка, художник Мозес Сойер, вспоминал, что во время депрессии галереи закрывались ежедневно и многие художники бросали живопись и искали другие заработки. Когда ситуация стала казаться безнадёжной, новая администрация начала спасать их, организовывая множество публичных арт-проектов. Первым был проект Госказначейства, в котором художники и скульпторы должны были декорировать общественные здания. Последовавший за ним «W. P. A.» был наиболее демократическим; он давал работу всем художникам — как знаменитым, так и никому не известным. «Ценность проекта W. P. A. невозможно переоценить. Он сделал американское искусство осознанным. Он принёс искусство в те места, где о нём раньше даже не слышали», — писал Сойер.
Художники в рамках проекта не только оформляли общественные здания, но и создали более ста арт-центров по всей стране, где давали уроки живописи и рисования взрослым и детям. Кроме того, они создавали постеры, рекламу, театральный и музейный дизайн. Все были абсолютно свободны в выборе тем для творчества — никакой цензуры не было. Достаточно назвать несколько имён, чтобы понять, какого уровня мастера были задействованы в проекте: Марк Ротко, Диего Ривера, Джексон Поллок, Виллем де Кунинг, Аршил Горки. Давид Бурлюк также участвовал в проекте, получая почти 24 доллара в месяц.
Он твёрдо верил, что сможет выкарабкаться. «То есть — в Америке — сила воли, упорство, привычка к точности — обеспечивают успех. Всякий специалист (в высокой степени) всегда здесь выбьется и займёт своё место, если он сумеет победить своих конкурентов! В России можно было быть “чем-либо” — по связям, по диплому, по рождению! В Америке всему этому — баста! Всё начинай сначала» — это строки из его заметки «Ещё раз о русских белоручках в Америке», написанной для «Русского голоса» в августе 1923 года.
Невзирая ни на какие трудности он делал хорошую мину при плохой игре. 6 февраля 1926 года организовал в «Harlem Casino» бал в честь самого себя — «Фельдмаршала мирового футуризма Давида Бурлюка». Вечер традиционно назывался «Градиозарь»; он включал в себя выступления музыкантов, «парад русских поэтов», среди которых публика избрала голосованием «первейшего поэта русской колонии», и танцы до утра. Приветственное слово в честь Бурлюка произнёс писатель Сергей Иванович Гусев-Оренбургский. Вход стоил 75 центов.
Спустя восемь лет Давид Давидович будет с размахом отмечать тридцатилетие своей литературно-художественной деятельности. Празднование состоялось 21 апреля 1934 года в Вебстер-холле по адресу: 119 Ист 11-я стрит. Организаторами стали коллеги из «Русского голоса», которые с февраля публиковали приветственные статьи, высказывания о Бурлюке Василия Каменского, Владимира Тренина, Николая Харджиева, Николая Асеева и многих других. Корреспондент газеты Марта Шафран в отчёте о вечере писала: «Зала густо набита любителями живого искусства, а на улице длинный хвост разочарованных людей, не имеющих возможности зайти в помещение, наполненное до отказа. Необходимо сказать несколько слов о “разнородности” посетивших этот вечер; пришлось на нём встретить видных деятелей искусства Нью-Йорка: поэтов, писателей, журналистов, художников, революционных работников искусства; и здесь же рядом улыбающиеся лица рабочих в синих рубашках и рабочих куртках, пришедших на вечер прямо с работы… Вечер был одним из культурнейших вечеров в жизни русской колонии. На этом вечере выяснилось, какое место занимает в сердцах всех творчество Д. Д. Бурлюка… На этом вечере о значении его говорили журналисты: С. Е. Шейнман (С. Земетчинский), Д. З. Крынкин, А. О. Корф и заслуженный ветеран — артист В. И. Никулин. Писатель А. Соколовский прочувственно рассказал о творческих вечерах молодёжи, устроенных в скромной уютной квартире Марии Никифоровны и Д. Д. Бурлюка… Пела на этом вечере талантливая певица Елена Славная… Звучала талантливо и живо скрипка Максима Шафрана под аккомпанемент Бориса Шафрана… Читали стихи: Д. Южанин, В. Сташев, Д. Опалов, Р. Магидов, артист Водяной, пишущая эти строки и другие».
Но вначале всё было отнюдь не так радужно. В «Русском голосе» приходилось работать всё больше и больше. В январе 1926-го случился неприятный эпизод — из-за разногласий в коллективе Бурлюк был уволен; правда, три месяца спустя его позвали обратно, поняв, что без него газета не получается такой яркой и интересной. Помимо литературных четвергов Давид Давидович устраивал там конкурсы поэтов и прозаиков, писал заметки о трудной жизни в Нью-Йорке, о городской бедноте, выставках и театральных премьерах, художниках, писателях и режиссёрах, печатал свои стихи, фельетоны, воспоминания и рассказы, «цветные новости», в которых было всё, даже криминальная хроника, вёл «Футуристический отдел», где публиковал стихи своих российских друзей. Ну и, конечно, регулярно сочинял и публиковал оды по случаю очередных годовщин Октябрьской революции, восхваляющие прекрасную советскую жизнь. Через газету его находили начинающие литераторы, в ней регулярно выходила «Памятка стихотворцу». «Под моим лидерством, учительством — благодаря газетам, открывшим страницы для юных талантов, — были организованы литературные общества: имени Горького, “Серп и Молот”, Общество пролетарских писателей, тесно связанные тогда с Коммунистической партией США. Многие выпустили свои книги. Устраивались в рабочих клубах вечера поэзии», — вспоминал Бурлюк.
Читатель помнит об инстинкте эстетического самосохранения? Аккуратный Давид Давидович — скорее всего, с помощью Марии Никифоровны — вырезал все свои публикации и наклеивал в специальные альбомы. Несколько таких альбомов хранятся теперь в архиве Бурлюка в Исследовательском центре специальных коллекций американского Сиракузского университета. Благодаря этому мы знаем, что он писал не только под своим именем, но и под множеством псевдонимов: М. Некрасов, Указательный Палец, Бука, Бета, Д. Давидов, Подозрительная труба, Д. Труба, Интеллигент, Наблюдатель, Горьковец, Филк и другими. Только в период с 1926 по 1933 год под его именем было опубликовано более тысячи материалов; если же добавить к ним опубликованные под псевдонимами и без подписи, число публикаций можно смело увеличить в полтора-два раза.
Там же, в «Русском голосе», он давал объявления, например: «Художественная артель Н. И. Лашков и Д. Бурлюк принимают заказы на театральные работы (декорации, костюмы), портреты (все роды живописи), роспись помещений ресторанов, кафе и проч. Цены умеренные, организациям скидка».
Но газетных публикаций было, конечно, недостаточно для того, чтобы сохранить в веках своё имя. И, несмотря на острую нехватку средств, Давид Бурлюк решает с помощью Марии Никифоровны и сыновей продолжить в Америке свою издательскую деятельность. Они выпустили целый ряд книг со стихами, воспоминаниями, статьями и рисунками. Если монографию «Д. Бурлюк» на английском языке (1925) и книги «Давид Бурлюк пожимает руку Вульворт Бильдингу. К 25-летию художественно-литературной деятельности» (1924), «Маруся-Сан. Стихи» (1925), «Радио-манифест» (1926) и «Давид Бурлюк — радио-футурист, художник и поэт. Второй манифест» (1927) он указывал как свои издания, то уже сборники «Восхождение на Фудзи-сан» (1926), «Морская повесть», «По Тихому океану. Из жизни современной Японии» и «Ошима» (1927), «Десятый октябрь» (1928), «Толстой и Горький. Поэмы», «Новеллы» и «American Art of Tomorrow», «Рерих» (1929), «Энтелехизм. Теория. Критика. Стихи. Картины (к 20-летию футуризма — искусства пролетариата)» (1930) указывал как выпущенные издательством Марии Никифоровны Бурлюк. В издательстве М. Н. Бурлюк в 1930 и 1931 годах были изданы книга Эриха Голлербаха «Искусство Д. Д. Бурлюка» и «Поэзия Давида Бурлюка»; в том же 1931-м вышли книги Игоря Поступальского «Литературный труд Давида Д. Бурлюка» и «Гилея» Бенедикта Лившица, а также «David Burliuk and His Art», а в 1932-м — сборники «Красная стрела» и «1/2 века. К 50-летию Давида Бурлюка». Адрес издательства, разумеется, всегда совпадал с тогдашним домашним адресом Бурлюков.
Знаковыми стали сборники «Энтелехизм», «Красная стрела» и «1/2 века». «Энтелехизм», изданный к двадцатилетию футуризма, содержал программную статью Бурлюка и Каменского, в которой они подчёркивали «громадное влияние футуризма на пролетарских поэтов, писателей, драматургов, композиторов» и требовали установки памятника зачинателям «Первого искусства Революции Пролетарской» в бронзе и основания музея пролетар-футуризма в Советском Союзе. Там же Бурлюк опубликовал свой «Эдикт об энтелехическом стихосложении», в котором назвал себя «первым истинным большевиком в литературе» и, как обычно, многословно и путано пытался изложить теорию об искусстве как органическом процессе, при котором плоды творческой деятельности художника обогащают мир материи новыми формами.
Сборник «Красная стрела», который был «красной стрелой» преданности Бурлюков СССР и содержал стихи советских поэтов, был посвящён светлой памяти В. В. Маяковского, чья трагическая смерть потрясла Бурлюков. Они будут писать о Маяковском многократно. В этом сборнике были опубликованы три главы из книги «Маяковский и его современники».
В сборнике «1/2 века», который Бурлюки издали к 50-летию Давида Давидовича, опубликован ряд его новых стихотворений, а также переработанные старые. «21-го июля 1932 сего года мне исполняется 50 лет, — пишет он во вступлении. — В течение 10 лет в Соед. Шт. неукоснительно стоял на страже защиты интересов Советского Союза… <…> Моя жизнь посвящена — живописи, литературе и газетной работе. Некоторые люди не признаются и совершенно не оцениваются при жизни, я примирился с явлением этим, выпавшим, как видно, на мою долю. Сохраняю спокойствие. Теряю не я один». Ситуация не изменится и 25 лет спустя, когда в апреле 1957-го он напишет Николаю Никифорову в Тамбов: «Мои стихи здесь никому, кроме Маруси, не нужны…»
Увы, стихи Давида Давидовича будут опубликованы на родине лишь в 1990-е годы. Но он не унывал. Для сохранения и распространения своего наследия и информации о своих успехах и достижениях Давид Давидович и Мария Никифоровна начали в 1930 году новый, свой главный в Америке издательский проект — выпуск журнала «Color and Rhyme», «Цвет и рифма». Бурлюки издавали его почти сорок лет, до последних своих дней. Изначально предполагалось, что журнал будет выходить ежеквартально на русском и английском языках общим тиражом 1000 экземпляров. Конечно, так не получилось, но «Color and Rhyme» — это хроника времени и культурной жизни Америки, и в первую очередь жизни русской «колонии», друзей и окружения Бурлюков. Если издаваемые до этого сборники были ориентированы на русскоязычную публику, то теперь стратегия изменилась.