В неотправленном письме журналисту Эммануилу Поллаку Давид Бурлюк признавался: «Годы с 1930–1938 были годами нищеты, и я не люблю их вспоминать. <…> Русская улица меня никогда не кормила, не признавала и не признает. Русской улице я отдал все свои силы и все таланты, ничего не требуя взамен. Я всегда готовился к переходу на американскую (New-Masses) улицу (улицу Daily Worker’a) и с 1938 года перебрался сюда на постоянное место жительства. Среди так называемой русской колонии читателей (и почитателей) — у меня нет, знакомых тоже. Все мои друзья, читатели, знакомые, “костомёры” — американцы. Нек<оторые> из них говорят или “спикают” по-русски, но это неважно, ибо их основной язык — американо. К русской улице интереса не имею — она поклоняется Куприну, а меня не признает».
Последний, 66-й номер журнала «Color and Rhyme» — за 1967–1970 годы — вышел уже после смерти Давида Давидовича и Марии Никифоровны. На его обложке указан их адрес: Hampton Bays, N. Y. 11946 U. S. A. В журнале опубликованы дневники Марии Никифоровны за 1936–1938 годы, которые перемежаются другими её записями, воспоминаниями о жизни в России и Японии, фрагментами писем Владимира Бурлюка, Антона Безваля, Людмилы Иосифовны Бурлюк и стихами Давида Бурлюка разных лет. Этот номер был уже пятым «томом» воспоминаний Марии Никифоровны — первый (за март — июнь 1930 года) был опубликован в 53-м номере «Color and Rhyme» за 1963–1964 годы, затем дневниковые записи публиковались в 48-м номере (июль — декабрь 1930-го), 55-м номере (1964–1965) и 60-м (1965–1966). Благодаря этим публикациям мы можем подробно ознакомиться с деталями жизни семьи Бурлюков в 30-е годы прошлого века. И узнать все адреса, по которым они жили.
Приехав в Нью-Йорк, я сразу же отправился по «Бурлюковским» адресам. Расстроился, не найдя дом на Харрисон авеню в Бронксе. На Манхэттене повезло больше — дома оказались на месте. Первым был дом по адресу 105 East 10 Street. Окончив начальную школу в Бронксе, дети, уже привыкшие к американизированным именам Дейв и Ники, поступили в «High school» на 15-й стрит — неподалёку от нового жилья. Школа находится там и сейчас.
В этот период и позже Бурлюк организовывает несколько выставок на открытом воздухе — как он делал когда-то в Москве и Сибири. Выставки проходили в Вашингтон-сквер, в южном Манхэттене, и основной их целью было дать возможность заработать молодым художникам. К первой выставке Маруся даже напечатала каталог. Вместе с Бурлюком организацией первой выставки занимался скульптор Саул Бейзерман, учившийся в начале ХХ века в Одесском художественном училище. В последующих выставках примут участие и друзья Бурлюка — Аршил Горки, Джон Грэхем, Николай Циковский (свою изначальную фамилию Цицковский он сократил на одну букву — американцы её просто не могли выговорить), Мильтон Эвери, Евгений Дункель, Рафаэль Сойер.
Долго на новом месте Бурлюки не прожили — слишком высока была квартирная плата. Через два с небольшим года, в январе 1932-го, они переехали в небольшую квартиру в доме на 40-й стрит, угол 7-й авеню. Арендная плата была ниже, но квартира не отапливалась, а район был далеко не благополучный.
Вот что писала об этой квартире Мария Никифоровна:
«5 января 1932 года. Мы сняли квартиру 40 East 7 улица за 43 дол. в месяц, дешевле на 10 дол.
8 января 1932 года. Издательство — в шкаф, картины — на шкаф и столбиками в комнате в углах, в которой поместились Додик, Никиша и студия Бурлюка, верстак Додика между двух светлых окон.
9 января 1932 года. Мы поместились с Д. Д. на кухне, там два окна, одно всегда вверху открыто (в кухне стояла газовая плита, по закону окно должно быть открыто. — Е. Д.)… окна выходят во двор, где глухая стена театра на три тысячи человек. Неба не видно».
Бурлюк много работает, Маруся помогает ему во всём, но денег едва хватает. Ситуация не меняется и через несколько лет:
«4 июля 1935 года. Денег очень мало. Питаемся с Бурлюком впроголодь.
1 ноября 1935 года. Заплатили за Никишу правоучение 31 дол… не легко при получке 15 дол. в неделю. На пищу не осталось ни цента.
2 января 1936 года. Год 1935 был финансово тяжёлым.
11 января 1936 года. Конрад читает стихи, написанные мне, отображён холод дня; книги, картины, кот и наша плохо греющая печка.
14 февраля 1936 года. Еду к Маневичам. Иду по белому полю — глубокий снег… скользко. Рахиль Наумовна была больна… живу третью зиму без отопления и сейчас мне холодно в жарко натопленной студии Маневича.
19 февраля 1936 года. Переезд — не изменит моего материального положения… здешнего хозяина я знаю 3 года… они все одинаковы».
После очередной задержки платежа владелец квартиры порекомендовал Бурлюкам найти более доступное жильё, и они переехали в район Tompkins Square. В 9-м номере «Color and Rhyme» за 1938 год указан их адрес: 321 East 10th Street. Переезд оказался очень своевременным — спустя месяц в их прежнем доме случился большой пожар, в котором погибли девять человек, причём четверо — в бывшей квартире Бурлюков.
В районе Tompkins Square жило немало художников, ставших впоследствии знаменитыми, и общительный Бурлюк быстро нашёл новых друзей. Один из основателей «ACA Gallery» Герман Барон, побывавший у Бурлюков дома, писал: «Мы с женой посетили его в доме холодным зимним вечером 1939 года. Он со своей женой Марией жил в холодной квартире на Ист Сайд. Мы застали его за мольбертом в пальто. Он писал картину “Песня Урожая” на полотне размером 4 на 7 футов. Комната, в которой он работал, была предельно маленькой и затемнённой, однако, когда эта картина была выставлена в нашей галерее (в мае 1941), она поражала яркостью красок и излучала тепло, в ней была ностальгия по России, и драматизм переживаний художника передавался зрителю. <…> Невозможно было не заметить груды книг на родных языках, кучами сваленные повсеместно. Мы слушали его и наблюдали за благородными манерами Марии Бурлюк. Атмосфера была тёплой и истинно семейной. Мы оказались в доме, где доброжелательность и тепло полностью растопили нас».
Несмотря на постоянные финансовые трудности, увлечение детей морем не прекращалось. Однажды им удалось всего за 25 долларов купить полузатонувшую яхту длиной 38 футов. Они приложили невероятные усилия и смогли её отремонтировать, потратив 500 долларов. Однако игра стоила свеч — семья обрела красавицу яхту, получившую название «White Cap». Яхта стала семейной гордостью, на ней можно было добраться до самых отдалённых мест. Немало великолепных холстов написано было Бурлюком под впечатлением этих прогулок. В 1938 году яхту продали — Давид-младший за 60 долларов выкупил другую затонувшую моторную яхту класса люкс, длиной 74 фута. Ремонт занял полгода, после этого у семьи появился настоящий комфортабельный летний дом, на палубе которого были написаны сотни картин.
Хождение под парусом стало их настоящей страстью. Вот фрагменты записей Марии Бурлюк:
«26 июля 1936 года. “Мама океан хуже, чем вино, и азарт его ничто не сможет заменить… своим разнообразием впечатлений”. Никиша. — Идём на парусах — ветер. Мы с Бурлюком в корме — голубая синь и воздух.
27 июля 1936 года. В порту Бурлюк пишет этюд — удачный по новизне и сюжету.
30 июля 1936 года. Бурлюк пишет акварель “рыбацкого судна”, на кормовой мачте висит сеть. Мы варим картофель, кофе и яйца на щепках “дар моря” — сухие горят без дыма».
Благодаря яхтенным прогулкам Бурлюки хорошо узнали Лонг-Айленд и полюбили его. Они ездили туда всё чаще и чаще. Вот, например, запись Марии Никифоровны от 23 августа 1936 года:
«До Монтока “круговой билет” 1 доллар 50 центов. Туман… поезд — уходит по расписанию. Белые стада уток в морских заливах. Дюны… дорога по горе, до слуха доносится густой сглаженный расстоянием рёв сирены. Маяк — белый… трава, камни… океан в длинных волнах с белыми гребнями. Голова маяка укуталась густой паутиной неспокойной погоды… люди ползут к маяку. Бурлюк пишет мотив “Маяк и ветряная мельница”. Волны катают отполированный пень гигантского дерева… в бутылку набираю воды для акварели».
В октябре 1941 года в семье Бурлюков произошло долгожданное событие. Они приобрели небольшой дом, расположенный на берегу океана, в посёлке Хэмптон Бейз на Лонг-Айленде. Бурлюк добился того, о чём он всегда мечтал, — иметь собственную обитель, где могли собираться вся семья и многочисленные друзья, где он мог быть окружён картинами и книгами. К этому времени и Давид-младший, и Николай уже окончили Нью-Йоркский университет; Николай получил диплом журналиста, а Давид — архитектора.
Как только Бурлюки переселились в Хэмптон Бейз, они сразу же отправились на поиск «своей» церкви. Такую епископальную церковь они нашли в получасе ходьбы от дома и, по свидетельству Эллен де Пацци, соседки Бурлюков, которая напишет позже о Давиде Давидовиче целую книгу, они каждое воскресенье, несмотря на погоду, пешком добирались до церкви, стараясь не пропустить ни одной службы. Хотя приверженцами определённой конфессии Бурлюков назвать было сложно. Например, в 1928 году они посещали курсы теософии. «Маруся с детьми по субботам бывает в обществе теософии, они у нас воспитываются вне религий, — писали они Фиалам в Прагу, — древний буддизм (по Японии) понятен им более всего».
В новом доме Бурлюки оборудовали мастерские не только для Давида Давидовича, но и для детей: для Давида-младшего в кухонном крыле, а для Никиши в старом домике для экипажей и повозок. Перед смертью отца Никиша торжественно пообещал ему, что оставит его мастерскую нетронутой.
Как быстро выяснилось, жить в новом доме на Лонг-Айленде зимой было слишком холодно, а ездить в Нью-Йорк — далеко. И в 1946 году Давид Бурлюк приобретает дом в Бруклине, по адресу 2575 Бедфорд-авеню. В нём они жили всей семьёй. В этот период на журналах «Color and Rhyme» были указаны два адреса — Hampton Bays как адрес Николая Бурлюка, который указан редактором, и 2575 Bedford Avenue, Brooklyn 26 как адрес Марии Бурлюк — издателя.