Моделью настоящего неба на земле на все последующие времена стал, разумеется, Рим. Эта машина работает до сих пор, штампуя оттиски, которые для всех, претендующих на абсолютную власть по отношению к людям и истории, обладают неотразимой притягательностью. До настоящего времени мы насчитали двенадцать римов, действующих только в Западном полушарии. Это сам Рим (языческий), западный христианский Рим и Византия, упомянутая Римская германская империя Фридриха Бабароссы, Москва Филофея (сомнительно, но согласимся), далее Санкт-Петербургский «Рим» Петра Первого (явно не то, что понравилось бы Филофею и что он включил бы рамки своего проекта!)… Но после этого, однако, идут «Рим» Лондона – Британская империя, над которой не заходит солнце, и «Рим» Наполеона… Все они отчетливо брали за основу свой западный Рим, воспроизводя зачастую отдельные детали его политического устройства и геральдической символики, чтобы подчеркнуть преемственность. Но к этому же относится и бисмарковско-гитлеровский Берлин (единая конституция и правовая база от 1861 до 1945), который попросту клялся Римом, да и обновленный Рим Муссолини (из песни слова не выкинешь!)
Отдельно в этой же западной обойме стоит золотопогонная сталинская Москва, столь мучительно соблазняющая нынешних ностальгиков возможностью связать воедино через Кремль XVI век с XXI.
И, наконец, всем римам Рим – Соединенные Штаты Америки!
Вот это, по нашему счету, будет двенадцатый Рим – роковой и последний в национально-почвенном смысле перед «глобальной империей» (описанной Негри), которая станет непосредственно империей антихриста – тринадцатой, как ей и положено.
Мы сознательно (хотя и по разным причинам) оставили за скобками данного перечисления империю Чингизхана и Османский халифат.
Первое являлось восточным эхом Рима, точнее, может быть, даже эхом эпопеи Македонского. В отличие от империи западного типа, она не ставила задачи создать новую сверхцивилизацию и тем самым радикально стимулировать максимально обобщенный человеческий ресурс. Ее цель заключалась в обеспечении мирового господства для фамильного клана чингизидов через создание монгольской правящей верхушки во всех завоеванных странах. Цель же западной империи – прежде всего, реорганизация сознания, которая по важности неизмеримо превосходит обеспечение династического наследования. (Поэтому, с династическим наследованием во всех империях дело обстояло очень плохо, не исключая и пример Романовых!)
Что касается второго – османы осуществляли свою геополитическую экспансию, для того чтобы защитить мусульманские народы от повторения крестовых походов, и смысл их проекта был – по крайней мере, в своей восходящей фазе – антиимперский и антизападный в целом. Поэтому ни этот халифат, ни предшествующие ему халифаты в истории Ислама не подходят под определение империи, также как и не превращаются в традиционные теократические государства архаического прошлого. Это в худшем случае просто продукт бюрократического перерождения первоначальной общины верующих, противостоящих государственной организации языческого общества. В конечном счете, именно бюрократическое перерождение, делавшее исламское общество подобным его противникам, и приводило халифаты к краху.
Мы не можем обойти упоминанием неизбежные ссылки критиков на Срединную империю Китая и Японскую империю. В случае Китая мы имеем дело с пережитком классической архаики: сакральное государство-храм, в котором «император» – сын неба. Само использование западного понятия «империя» в переводе с китайского есть просто поверхностная адаптация чуждого феномена к привычным штампам. Немного сложнее ситуация с Японией. О том, империя она или нет, вопрос не стоял до революции Мейдзи. После этого началась вестернизация и модернизация японского общества, которая проводилась целиком в интересах западного сообщества, прежде всего, Британской империи. Бесспорно, при этом японцами были заимствованы некоторые имперские технологические атрибуты: мобилизация и реорганизация ресурсов собственного населения, поползновение к колониальной экспансии (Корея, Китай) и т. п. По своим геополитическим соображениям Запад счел нужным официально дать Токио статус «империи». Однако тот факт, что вся недолговечная эпопея имперского проекта на Японских островах была инициирована внешними побудительными силами, полностью лишает возможности историков и аналитиков ввести модернизированное японское государство в сакраментальную «римскую обойму».
Если исходить из признания первичной римской модели основополагающим критерием в определении «имперскости», то неизбежно придется разделить этот феномен на два главных аспекта: символикометафорический и содержательно-технологический.
О последнем в ходе этого изложения нам случалось уже упоминать. Содержательным стержнем империи является глубинная стимуляция всех пластов и объемов человеческого фактора, для того чтобы заставить его перейти на другой уровень «данничества» (от слов «дань», «данник»). Данники фараона или китайского монарха – это люди, независимо от своего социального статуса, включая рабский, в подавляющей степени предоставленные сами себе. Люди, так сказать, в их натуральном, почти неотчужденном виде.
В империи в обязательном порядке происходит обобществление людей в пользу имперского проекта. Каждый человек как бы «национализируется» или обобществляется как корова, которая до определенного момента мычала сама по себе, а с приходом коллективизации становится социалистической буренкой, работающей на торжество мирового коммунизма! В Римской империи такой «коровой» становился каждый гражданин, ибо само слово «гражданин» уже указывает на национализацию его физического лица.
Сенат и народ Рима, голос народа – глас божий… Эти и другие выражения ясно указывают, что все, кто имел счастье или несчастье быть членом римского народа, тем самым были мобилизованы и призваны на противостояние мировому варварству и защиту Pax romana – мира по-римски.
Необходимость в империи возникает тогда, когда с точки зрения всемирного общества его сегментация на ячейки препятствует выделению достаточного количества энергии, чтобы компенсировать последствия энтропии в окружающей среде. Тогда вбрасывается очень специфический проект, при котором все его инсайдеры (римские граждане, носители «бремени белого человека» или участники мирового коммунистического и рабочего движения) обретают сверхчеловеческую силу, становятся причастными к небывалым возможностям. В их сознании происходит фундаментальная трансформация, в результате которой граждане империи – в отличие от варваров и дикарей за ее духовными границами – переживают энтузиазм и способны вершить великие дела. Конечная цель империи – повышение капитализации охваченного ею человеческого ресурса.
Однако, у империи есть и символико-метафорическая сторона, на которой покоится ее мистика. Без этой стороны никакой энтузиазм граждан и, говоря шире, никакая историческая эффективность империи немыслимы. Этот символико-метафорический ряд не является произвольным и не меняется от империи к империи. Он задан римским проектом как некий иероглиф, воспроизведение которого служит паролем для входа в это особое пространство титанизма и триумфа. Соответствие римскому образцу (право на порядковый номер) определяется тем, насколько верно воспроизводится этот иероглиф в новой среде.
Зерном первого Рима был герой Эней, уплывший из-под Трои со своей дружиной. Иными словами, империю должен закладывать исход некоего героя из уже исчерпанного прошлого к иным берегам. (Ну, например, уход Петра Алексеевича из Москвы на брега Балтики или бегство Наполеона из Египта – его личной Трои.) Далее в классическом римском примере должен быть архаический период царей, с которыми ассоциируется некая темная, хотя и традиционная субстанция («олимпизм»), подлежащая преодолению. Последнее же выражается в республиканском периоде – аскетичном, простом, героическом. Это не легендарный субстрат, как цари, но эпос. (Наполеоновское собирание Европы, петровская реформа и т. п.) Затем, когда Апеннины уже собраны в единое пространство под эгидой будущего вечного города, следует вызов враждебного мира. Не каких-то мелких варваров, а глобального образования типа Карфагена (для России – Запад). Период Пунических войн, в ходе которого республика преодолевает свою детскую стадию и становится зрелой и готовой к триумфальному преображению, обязательно завершается гражданской войной, потому что при отражении внешней агрессии поднимаются великие герои, каждый из которых считает себя перевоплощенным Энеем и отождествляет свою личную судьбу с судьбой всего общего дела. Смута ведет в финале к торжеству единственного Цезаря, за которым начинается уже постреспубликанский, собственно имперский период. На этом этапе энтузиазм становится официальным, литургическим и охватывает уже все народы, так или иначе попавшие «под длань»…
Понятно, что примеры более десятка последующих «оттисков» только частично соответствуют этому первозданному иероглифу. Чем меньше сходство, тем мимолетнее и неубедительнее воспроизведение империи. Хотя полного разрыва быть ни в коем случае не должно. Так в Райхе «Энеем» выступал «приплывший» из Австрии Гитлер (в 1912 он для убедительности даже сплавал в Великобританию и год провел в одном из портовых городов Шотландии!) Роль гражданской войны сыграли конфликт со штурмовиками и «ночь длинных ножей». Имелось и республиканское собирание Апеннин – германские земли Судетов и Силезии, Эльзас-Лотарингия…
Однако из всех этих примеров есть единственный, который воспроизводит иероглиф первого Рима в максимальной приближенности и тем самым получает больше всего прав на то, чтобы считаться его прямым наследником. Сегодня это «двенадцатый Рим», единственная империя, которая имеет Сенат и Конгресс римского образца, находящиеся на Капитолийском холме № 2 в городе Вашингтон, округ Колумбия.
История США практически без изъятий воспроизводит с понятной поправкой архетипическую историю подлинного Рима. Уяснение себе этого факта очень важно, потому что определение того, на каком этапе воспроизводства этого архетипа находится сегодняшняя Америка, позволяет предсказать, – опять же, исходя из римского аналога, – что будет дальше!