Часть четвёртая⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀Давид жених⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Давиду исполнилось двадцать лет.
Был он завидный жених.
Имя его красило его лицо, лицо его красило его имя.
Когда он выходил из дому и шел по городу, девушки млели при виде его, а матери ахали.
Больше всех таяла, больше всех по Давиду сохла жена Горлана Огана Сарья-ханум.
Однажды, в то время когда Горлан Оган спал, Сарья встала с постели, взяла пирог, жареную курицу, меду, масла, кувшин с семилетним вином, облеклась в самый красивый наряд свой, волосы расчесала, глаза подвела, свечку зажгла и пошла к Давиду.
Давид спал; дверь у него была заперта.
— Давид! Отопри! — сказала Сарья.
— Кто это? — спросил Давид.
— Это твоя тетка, Сарья.
Давид встал и отпер дверь. Сарья вошла в покой, села.
— Стосковалась я по тебе, Давид… — сказала она. — Недосуг мне было приготовить для тебя что-нибудь повкуснее. Принесла, что под рукой было. Кушай на здоровье!
Поставила она яства перед Давидом, наполнила чару вином семилетним и молвила:
— Пей!
Давид подумал: «Что ж тут такого? Тетка мне мать заменяла, а сейчас вспомнила обо мне, поесть принесла».
Поблагодарил он ее и сказал:
— Ты мне заместо матери.
А Сарья-ханум:
— Давид, радость ты моя! Нет в нашем Сасуне таких пригожих удальцов, как ты, не было и не будет. Ешь и пей в свое удовольствие!
Давид закусил, выпил, захмелел, еще выпил, сказал:
— Отчего ж не выпить? Ведь это тетка моя родная меня потчует!
Еще выпил. И так, чарку за чаркой, сорок чар осушил… А ведь это было семилетнее вино — не что-нибудь еще!.. Уронил Давид голову на подушку и — хрр! хрр! — захрапел. Сон его одолел, и продолжать с теткой беседу он был не в силах.
Сарья наклонилась, поцеловала Давида в лоб, в обе щеки и удостоверилась, что Давид ничего не чует, спит себе мертвым сном. Нечего делать — встала Сарья и пошла в свой покой.
Так целую неделю ходила Сарья к Давиду и уходила ни с чем. Давид ее курицу и пирог съест, кувшин семилетнего вина опорожнит и — хрр! хрр! — захрапит. Наконец Сарья сказала себе: «Что же это я ношу Давиду семилетнее вино? Чтобы он хмелел и тут же засыпал?»
На этот раз принесла она Давиду полкувшина. Давид поел, выпил вина и не захмелел. Сарья обвила ему шею руками.
Давид возмутился:
— Тетя! Ты же мне мать!
— Почему я тебе мать, Давид? — спросила Сарья. — Я — жена твоего дяди, чужая тебе по крови.
— Мать и жена дяди — это для меня одно и то же. Дядя мне отец, ты мне мать. Ты для меня священна.
— Ах, Давид, не то ты говоришь!
— Почему не то?
— Я — чужачка. Я уже столько лет за твоим дядей, а детей у меня все нет как нет. Мне твой дядя постыл, а ты мне люб.
Говорит такие слова Сарья-ханум и виснет у Давида на шее.
«Если я ее ударю, убью, дядя скажет: «Давид убил мою жену», — думал меж тем Давид, — а не убью — она от меня не отстанет… Вот наказанье!»
Сарья-ханум кувшин слез пролила и ушла.
Наутро Давид встал, пошел к старухе и все рассказал ей про тетку.
А старуха сказала:
— Давид, милый, я ее не виню! Ты двадцатилетний красавец богатырь. Все девушки от тебя без ума — влюбляются с первого взгляда. Твоя тетка тоже… Что про нее сказать?.. Одно слово — женщина.
— Так что же мне делать, нанэ?
— Женись, — отвечала старуха. — Введи к себе в дом красивую жену, чтобы чужие жены от тебя наконец отстали. А то ишь ты какой рослый да ладный уродился, глаза так и горят — вот все по тебе и сохнут.
Покраснел Давид.
— Как же это я вдруг женюсь? — сказал он. — Стыдно!
— Да чего стыдиться-то? — подхватила старуха. — Иди к дяде и скажи: пусть, мол, найдет тебе пригожую статную девушку и женит тебя. Ведь ты властелин Сасуна, чего тебе стыдиться?
Пошел Давид к дяде, постучал в дверь, вызвал его, поговорил с ним о том о сем, а про женитьбу — ни слова… Застыдился!
Прошел год.
Однажды Горлан Оган сказал Давиду:
— Давид! Ты нас от поработителя Мора-Мелика избавил, ты вновь зажег светоч Сасунского царства. Теперь ты властелин Сасуна. Я сыщу тебе пригожую девушку и женю.
Давид покраснел, как артаметское яблоко.
— Да я и сам о женитьбе подумываю, — признался он.
Горлан Оган отправился в город Хлат. Царица хлатская Чымшкик-султан, дочь Белого Дэва, была девушка стройная, неслыханной красоты. Горлан Оган посватал ее Давиду. Давидова слава дошла до нее, и она согласилась.
Давид и Чымшкик-султан кольцами обменялись.
С того дня, как Давид убил Белого Дэва, вражда между его родом и Сасуном не утихала. Вот Горлан Оган и подумал: «Если Давид женится на дочери Белого Дэва, вражда пройдет».
…Слава Давида весь свет облетела. Все говорили друг другу:
— Давид Мсра-Мелика убил, родной свой Сасун освободил, на Мсыр дань наложил.
Донеслась молва и до Капутко́ха, до Хандут-хату́н.
Хандут-хатун была дочь капуткохского царя Вачо́ Марджо́. Молва о ее красоте разнеслась по всем странам. Царь Шапу́х к отцу Хандут сватов засылал: отдай, мол, за меня свою дочь. Пятьдесят доблестных пахлеванов с четырех сторон света сватали Хандут-хатун. Ели-пили в царском дворце, ждали когда она на ком-нибудь из них выбор свой остановит.
Но Хандут много слышала про Давида Сасунского и рассудила так: «Если есть на свете подходящий для меня жених, так это Давид, а кроме Давида, никто мне больше не нужен. На этих я и смотреть-то не желаю».
Вот как-то раз присела Хандут у своего окна, а в это время по улице проходили три гусана: один — белобородый, другой — чернобородый, а третий — безбородый. Хандут позвала их к себе и спросила:
— Гусаны! Сколько вы зарабатываете в день?
— У нас такое занятие, хатун, что день на день не приходится, — отвечали гусаны. — Иногда одну серебряную монету заработаем, а иной раз и две.
— Гусаны! Я вам буду платить три серебряные монеты в день. Ступайте в Сасун!
— А для чего?
— Сасунского царя зовут Давид. Спросите, где его дворец, пройдите в его покой и расхвалите меня, да так расхвалите, да так расхвалите, чтобы я пришлась ему по душе и чтоб он меня замуж взял. Пойдете?
— Хандут-хатун! — молвили гусаны. — Нет на свете ничего справедливее, как воздать тебе хвалу. Чтобы тебя восславить, мы не то что в Сасун, а и во Франгстан согласны идти. Безвозмездно пойдем!
— Нет, — возразила Хандут-хатун. — Если вы меня так расхвалите, что Давид придет в Капуткох, я вам заплачу не три серебряные, а три золотые монеты за каждый день. Ну, идите с богом!
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Пришли гусаны в Сасун. На улицах дети играли.
Гусаны спросили:
— Где дворец Давида Сасунскгро?
Детишки наперебой зачирикали:
— Мы вас отведем! Мы вас отведем!
Смотрят ребята — на плече у каждого незнакомца висит хвостатое корыто.
— Что это за хвостатые корыта? — спросили ребятишки.
— То не корыта, а сазы, — отвечали гусаны.
— А что такое сазы?
Дотронулись ребята до сазов — сазы зазвенели в ответ.
Подивились детишки:
— Ой! Что это? Корыта звякнули. Давайте отнимем у них корыта и поиграем!
С этими словами накинулись они на гусанов. Кери-Торос увидел их в окно и крикнул:
— Эй, эй! Сумасброды сасунские! Оставьте гусанов в покое. Они пришли к нам поиграть и попеть.
Ребята, чирикая, разлетелись. Гусаны поблагодарили Кери-Тороса и спросили:
— Где дворец Давида Сасунского?
— А какое у вас до него дело?
— Дочь нашего царя послала нас, чтобы мы расхвалили ее Давиду, чтобы Давид пошел в Капуткох и взял ее в жены.
— А вы откуда?
— Из Капуткоха.
— Ах, вот оно что!.. — молвил Кери-Торос. — Ну так я и есть Давид. Идите ко мне и восхвалите дочь вашего царя.
Гусаны подмигнули друг другу.
— Чтобы Хандут-хатун пошла за этого седого старика?.. Да ни в жизнь! — сказали они.
Вошли во дворец гусаны, поели-попили, отдохнули после дороги.
Кери-Торос созвал всю свою родню, отборных молодцов сасунских — в палате иголке некуда было упасть.
— Пойте, гусаны! — приказал он. — Посмотрим, чего желает дочь вашего царя.
Гусаны сняли с плеч сазы и положили их на колени.
Белобородый гусан запел:
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Полюбуйтесь, друзья, на Хандут-хатун!
Ей руки и ноги калам[15] обводил,
Ах, словно калам обводил!
Ей ногти на пальцах подпилок точил,
Ах, словно подпилок точил!
Полюбуйтесь, друзья: у нее на спине
Извиваются сорок волнистых кос,
Ах, сорок волнистых кос!
Полюбуйтесь, друзья: на ланитах ее
Румянец живее пламенных роз,
Ах, живее пламенных роз!
Как багдадская башня, она стройна,
Ах, как башня она стройна!
Полюбуйтесь теперь, что в очах у нее:
Младость вечная в зтих очах зажжена,
Младость вечная в них зажжена!
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
— Славно! — дружно воскликнули сасунские молодцы.
— Тише! — цыкнул на них Кери-Торос. — Не мешайте им петь.
Тут заиграл и запел чернобородый гусан:
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Для тебя, о Давид, воспою Хандут-хатун.
Стан у нее стройней тростника.
Для тебя, о Давид, воспою Хандут-хатун.
А поступь, как у Джалали, легка.
Для тебя, о Давид, воспою Хандут-хатун.
Губы ее — что душистый мед.
Для тебя, о Давид, воспою Хандут-хатун.
Не зубами, а жемчугом полон рот.
Для тебя, о Давид, воспою Хандут-хатун.
Хлопка нежней шея у ней.
Для тебя, о Давид, воспою Хандут-хатун.
Как увидишь — заплачет сердце по ней.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
— Ого! — зашумели сасунские молодцы. — После такой хвалы у всякого сердце по Хандут-хатун затоскует — даже у тех, кто не видел ее.
— Погиб теперь наш Давид!
— Тише! — цыкнул на них Кери-Торос и обратился к молодому гусану: — А теперь ты спой.
Молодой гусан заиграл и запел:
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Как райские двери, уста у нее,
⠀ Нет, краше, нет, краше еще!
Журавлиные перья — ресницы ее,
⠀ Нет, легче, нет, легче еще!
А бела Хандут, будто снег на горе,
⠀ Нет, белее, белее еще!
А душиста она, как цветок на заре,
⠀ Нет, душистей, душистей еще!
Словно кедр, она высока и стройна,
⠀ Нет, стройнее, стройнее еще!
Как семь буйволов, наша Хатун сильна,
⠀ Нет, сильнее, сильнее еще!
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
— Красавица писаная! — дружно воскликнули сасунские молодцы.
— Эта девушка достойна Давида!
— Молчать! — гаркнул Кери-Торос. — Она не девушка, а ведьма! Ее гусаны явились в Сасун, чтобы нашего Давида обмануть, заманить в колдовскую эту страну и там его уничтожить, погасить светоч Сасуна. Бейте коварных гусанов, ломайте их сазы!
Сасунские молодцы отколотили гусанов, сазы их переломали, а самих гусанов выгнали вон.
Напуганные гусаны бежали опрометью, а на мосту остановились и сказали друг другу:
— Говорили нам, что сасунцы — сумасброды, а мы всё не верили!
— Что мы им сделали? За что они нас побили?
— Мы только расхвалили Давиду Хандут-хатун, как она нам велела.
— Мы-то думали: Давид — молодец из молодцов, а он оказался седым блажным стариком!
В это время Давид и его друзья после охоты спускались с гор, неся за плечами добычу. Увидев на мосту гусанов, он их окликнул:
— Здорово, братцы! Что вы тут делаете? Что вы за люди?
— Мы гусаны из Капуткоха, — отвечали они.
— Видать, чем-то вы недовольны, — заметил Давид.
Белобородый гусан пожаловался:
— Сасунские сумасброды нас побили, сазы наши переломали, выгнали нас из города.
— За что? — удивился Давид.
На это ему чернобородый гусан ответил так:
— Дочь нашего царя Хандут-хатун послала нас в Сасун, чтобы мы расхвалили ее Давиду, чтобы она пришлась Давиду по нраву, чтобы Давид пришел в Капуткох и женился на Хандут. Сасунцы послушали наше пение, а потом отколошматили нас и сазы нам переломали.
Безбородый гусан к этому добавил:
— И все это они учинили по приказу Давида. Как мы теперь будем без сазов?
— Что? — опросил Давид. — Вы видели Давида?
— А как же! — отвечали гусаны. — Ну уж и Давид!
— А что, не понравился он вам?
— Кому он может понравиться! Седой, дряхлый, выживший из ума старик! Жаль нам нашу царевну — охота была ей выходить за дряхлого сумасброда!
Давид подмигнул друзьям, и они расхохотались.
— Куда же вы идете в такой поздний час? — спросил гусанов Давид.
— Идем домой, в Капуткох, — отвечали гусаны. — Скажем нашей царевне, чтоб она не ходила замуж за эту старую развалину Давида. Какая он ей пара!
— Гусаны! — со смехом сказал Давид. — Давид — это я, а побил вас мой дядя.
Гусаны переглянулись.
— Вот это и правда Давид! — сказали они. — А тот вздорный старик — какой же он Давид?
— Гусаны! — молвил Давид. — Вот вам горсть серебра. Вернитесь в Сасун, сазы отдайте в починку, а когда почините, приходите ко мне и расхвалите вашу Хандут.
Гусаны взяли горсть серебра, возвратились в Сасун, починили сазы, пришли к Давиду в его покой, и каждый из них расхвалил деву Хандут, каждый спел ту песню, которую пел для Кери-Тороса, за что перенес побои.
Давид послушал похвальные песни в честь Хандут-хатун, а затем взял у молодого гусана саз, настроил его и запел:
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Пусть всегда вам, гусаны, живется легко!
На Хандут вам раскрыть мне глаза суждено.
Мое сердце, как свежее молоко, —
После вашего пения скислось оно.
Как Сасун, прочен был мой сердечный покой —
Суждено было вам эту крепость пробить.
Сердце было осеннею чистой рекой —
Удалось вешним водам его замутить.
Было сердце мое — что стальная броня,
А теперь оно плавится, как от огня.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Тут Давид положил саз на пол и, обращаясь к гусанам, сказал:
— А теперь, гусаны, идите в Капуткох и скажите Хандут-хатун: пусть подождет шесть дней, а на седьмой я приеду к ней в гости. Завтракать буду в Чажване, обедать — в Бандымаху, ужинать — во дворце у вашей царевны.
Дал Давид гусанам горсть золота и отпустил в Капуткох.
Давид гусанов до моста проводил и, воротившись домой, погрузился в раздумье. Облик Хандут-хатун так и стоял у него перед глазами.
Дни шли за днями. Давид тосковал о Хандут-хатун, таял и сох, не пил и не ел.
Однажды Кери-Торос повел с ним такую речь:
— Мальчик мой Давид! Неужто бог так тебя создал, что ты растешь только в боях? Что с тобой? Когда ты каждый день сражался, ты в тело входил, крупней и сильней становился. Теперь мы ни о кем не воюем, а ты все хиреешь и хиреешь. Что с тобой?
— У меня, Кери-Торос, большое горе. Ты не знаешь!
— Какое горе, мой мальчик?
— Да так…
— Как это «так»? Что значит «так»? Коли у тебя горе, мы ему поможем.
— Горе мое — Хандут-хатун из Капуткоха, — объявил Давид.
Рассвирепел Кери-Торос:
— Что?.. Какая там еще Хандут-хатун? Что ты мне сказки рассказываешь?
— С того дня, как капуткохские гусаны расхвалили Хандут, сердце мое исполнилось любви к ней, и любовь эта жжет и палит меня огнем, я ни пить, ни есть не могу. Я поеду за ней в Капуткох. Умереть мне на этом самом месте, поеду!
— Давид, родной мой! — молвил Кери-Торос. — Послушайся ты меня: брось ты пагубную эту затею! Кто направится в Капуткох, тот назад не вернется. Силой там, брат, не возьмешь. Это колдовская страна. Там людей завораживают. С капуткохцами лучше не связываться. Послушайся ты меня: не езди в Капуткох.
— Нет, — возразил Давид. — Нет, Кери-Торос! Для меня в целом мире есть только Хандут. Кроме Хандут, мне не нужен никто. Я дал себе слово поехать за ней и поеду. Умереть мне на месте, поеду!
— Но ведь ты же обручился с Чымшкик-султан из Хлата! — напомнил Давиду Кери-Торос.
— Я и думать не хочу о Чымшкик-султан. Сердце мое стремится к Хандут-хатун. Еду в Капуткох!
Кери-Торос хорошо знал, что Давид слова на ветер не бросает: сказал — значит, сделал. Он только плечами пожал.
— Воля твоя, мой мальчик!
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀Хандут-хатун⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
От Сасуна до Чажвана — семь дней пути, от Чажвана до моста через реку Бандымаху — семь дней пути, от моста до Капуткоха — семь дней пути.
Давид помчался на Джалали, к завтраку доскакал до Чажвана; там перекусил, опять сел на коня, в полдень приблизился к Бандымаху. Недалеко от реки была деревня Горцот. Семеро плугарей из этой деревни пахали поле Чымшкик-султан. Как раз в это время плугари сели обедать. Приблизился к ним Давид и сказал:
— Добрый день, плугари!
— Здорово! — отозвались плугари.
— Бог вам в помощь!
— Спасибо, — отвечали плугари. — Подсаживайся к нам, путник, гостем будешь, кушай на здоровье!
— Благодарствуйте, — молвил Давид. — Я тороплюсь. Если я присосежусь, вам ничего не останется. Кушайте сами!
Пожилой плугарь сказал:
— Божий человек! Мир плугом кормится. Статочное ли это дело — мимо плуга голодным пройти? Нет, брат, присаживайся! Поглядим, сколько ты умнёшь, поглядим, как это ты ничего нам не оставишь!
Сошел Давид с коня, разнуздал его, чтобы вольней было ему пастись, сел, прислонился к повозке и молвил:
— Ну, воля ваша!
Принесли пастухи котел о семи ушках, в котором у них был приготовлен плов на семь дней, и поставили перед Давидом. Рядом положили хлеб, тоже на семь дней, и подмигнули друг другу: поглядим, мол, сколько он съест!
Давид клал один лаваш на другой, на них — два ковша плова, потом скручивал их жгутом, два раза откусывал — и двух лавашей как не бывало. Плугари подталкивали друг дружку локтем и пересмеивались втихомолку. А Давид весь их семидневный запас съел подчистую, запил водой, которую плугари тоже на семь дней себе запасли, сел на коня, попрощался и — в путь.
— Ой-ой-ой!.. — воскликнули плугари. — Что же он наделал? Съел без остатка наш недельный запас! Нам еще целую неделю здесь работать — кто же нам даст хлеба и воды? В деревню пойти, там скажут: «Вы что, волки, что ли? Недельный запас в один день сожрали?» Сказать, что путник подсел и все съел, — не поверят. Как же нам быть?
Давид услышал этот их разговор, обернулся к ним и сказал:
— Вы тут пока отдохните, а я за один час вспашу, сколько вам за неделю вспахать полагается, и дело с концом!
— Как это ты вспашешь?
— Очень просто. Как я семидневные ваши запасы сразу подчистил, так и семидневный ваш труд сразу окончу.
Связал Давид все семь плугов, сел на Конька Джалали, цепь на руку намотал, проехал до конца поля, вернулся обратно — полполя вспахал.
— Ну что? Теперь убедились? — спросил он.
Плугари в изумлении переглянулись.
— Тут твое умение ни при чем, — заметил молодой плугарь. — Это сила твоего коня.
При этих словах Давид соскочил с Джалали, намотал на руку цепь и за полчаса оставшуюся часть поля вспахал.
— А теперь что скажете? — спросил он.
Плугари рты разинули от удивления.
— Ну и ну! — сказали они. — Ох и силища у тебя, божий человек! Ты славно Давид Сасунский.
Рассмеялся Давид:
— А я и есть Давид Сасунский!
У плугарей глаза на лоб полезли.
— Так ты Давид Сасунский?
— Клянусь богом, я Давид Сасунский! А это мой Конек Джалали!
Обрадовались плугари, окружили Давида.
— Давид! — оказали они. — Слыхом мы про тебя слыхали, а видом не видали. Наш недельный запас пусть будет тебе во здравье! Куда бы ты ни пошел, да не споткнется о камень твоя нога! Да зеленеет зелень и да цветут цветы на твоем пути! Никогда не ведай печали! Да исполнит господь желание твоего сердца!
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Пока Давид уплетал недельный запас еды, который себе наготовили плугари, молодой плугарь сел на коня, поскакал к Чымшкик-султан и рассказал ей про необыкновенного этого пахлевана.
«Это, уж верно, Давид, — подумала Чымшкик-султан, — пришел, моего хлеба поел и ушел к Хандут-хатун! Хандут-хатун!.. Подумаешь, важная птица!.. Да она мизинца моего не стоит!»
В это время мимо ее дворца проезжал по улице Давид.
Чымшкик-султан окликнула его, остановила, вышла на улицу, взяла Давидова коня под уздцы и спросила:
— Куда путь держишь, Давид?
— В Капуткох.
— Я знаю, ради кого ты туда едешь. Гусаны мне всё рассказали. Слезай с коня и пойдем ко мне — закуси, отдохни. Капуткох от тебя не убежит.
Чымшкик-султан была красавица и говорить умела красно́. Чары ее подействовали на Давида — сошел он с коня, поел, семилетнего гранатного вина выпил, захмелел и уснул…
Проснулся Давид ни свет ни заря, и стали его мучить угрызения совести, и взяло его зло на себя.
«Что же я наделал! — подумал он. — Мой народ обмануть нельзя. Почему же меня обманули сладкие речи этой женщины?»
— Давид! — сказала Чымшкик-султан. — Останься у нас еще на денек!
— Нет! — отрезал Давид. — Один раз ты меня уже обманула — довольно!
— Давид! — продолжала Чымшкик-султан. — Ведь мы с тобой кольцами обменялись!
— Наши кольца обменяли мой дядя и твоя мать, — возразил Давид. — Неделю тому назад я твое кольцо отослал обратно.
С последним словом Давид сел на коня и поскакал.
Чымшкик-султан вслед ему поглядела.
— Ну погоди ж ты у меня, косноязычный Давид!.. Приехал, приворожил меня, а теперь едешь жениться на Хандут?.. Вот я тебе покажу Хандут-хатун! Подумаешь, важная птица! Да она мизинца моего не стоит!..
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
С той поры Чымшкик-султан стала недругом Давида, его супротивницей.
Три дня сидела Хандут-хатун под окном, все поджидала Давида.
На четвертый день, когда солнце стояло уже высоко, смотрит Хандут-хатун — между небом и землей, полыхая огнем, мчится всадник.
«Это, уж верно, Давид», — подумала Хандут и обратилась к привратнику:
— Гамто́л! Запри скорее ворота. Сейчас всадник подъедет.
Только успел Гамтол руку протянуть к воротам, а Давид уже тут как тут. Кто ни посмотрел бы в тот миг на Давида и на Джалали, всякий сказал бы: «Крепость взгромоздилась на крепость». Давид осадил Джалали под самым окном.
Как увидела Хандут-хатун Давида, сердце запрыгало у нее от радости, и она бросила Давиду яблоко. Давид поймал яблоко, понюхал, взглянул на Хандут, да так и обомлел. «Хандуч-хатун может солнцу сказать: «Солнце, заходи! Я вместо тебя буду светить». Гусаны и половину ее красот воспеть не сумели», — подумал Давид.
А Хандут-хатун затворила окно и скрылась в глубине комнаты. Давид направился к воротам, смотрит — грозный пахлеван с тяжелой палицей в руке стоит у ворот. Давид со страху ему поклонился. Гамтол ответил поклоном на поклон.
— Вот на! — сказал он. — Уже сорок лет, как я здесь привратник, а никому еще на поклон поклоном не отвечал. Нынче Давида Сасунского увидел и со страху ответил ему на поклон.
А Давид ему в ответ:
— Ну, слава богу! Раз и ты со страху мне поклонился, стало быть, беды в том нет, что и я со страху поклонился тебе. Вот если б ты со мной не поздоровался, обида меня бы сглодала, сжила бы со свету.
— Милости просим, брат мой Давид, добро пожаловать! Ты к нам зачем?
— Я приехал свататься к Хандут-хатун. Как бы мне ее повидать?
— Хандут-хатун по пятницам с сорока своими прислужницами выходит в царский сад погулять. Нынче как раз пятница. Иди в сад, там ты ее и увидишь.
— Как тебя звать? — спросил Давид.
— Гамтол, твой слуга.
— Гамтол! Ты назвал меня: «Брат мой Давид». Давай побратаемся!
— Я лучше, чем ты, брата себе не найду, — молвил Гамтол. — Коли ты женишься на Хандут, возьмешь меня в посаженые отцы?
— Мне лучше, чем ты, посаженого отца не найти, — отвечал Давид.
Подъехал Давид к царскому саду, пустил коня пастись среди роз и рехана[16], а сам лег у Родника бессмертия и уснул.
Пришла Хандут с сорока прислужницами, смотрит — Давид спит у Родника бессмертия, а конь пасется среди роз и рехана.
Рассердилась Хандут-хатун.
— Экий невежа Давид Сасунский! — сказала она. — Мой сад — это что, пастбище для него? Сам разлегся, а его конь топчет розы мои и рехан. Птица на крыле, змея на животе не смеют к моему саду приблизиться. Видно, Давид об ста головах, что в сад мой проник. Скажите: пусть уезжает. Но только дайте ему сначала поесть. Голодного выгнать жаль.
Прислужницы принесли Давиду поесть. Давид искупался в Роднике бессмертия, поел, попил, а затем обратился с вопросом к прислужницам:
— Как поживает ваша Хандут-хатун?
А прислужницы ему на это:
— Наша Хандут-хатун говорит про тебя: «Как он посмел въехать в мой сад, как он дозволил коню своему розы мои и рехан топтать?» Хандут-хатун велела тебе убираться вон. А не то…
— Коли ваша Хандут-хатун хочет, чтобы я уехал отсюда, — перебил их Давид, — зачем же она поесть мне дала? Нет, я отсюда никуда не уйду. Передайте вашей Хандут: пусть поступает со мной как ей заблагорассудится.
Прислужницы удалились.
Давид подозвал Гамтола.
— Гамтол! Где бы поставить коня? — спросил он.
— Брат мой Давид! — отвечал Гамтол. — Кони пятидесяти пахлеванов стоят вон в той конюшне. Поставь и ты там своего коня.
Давид отворил ворота конюшни, разнуздал Джалали и оказал:
— Ну, иди! Коли ты одолеешь коней, стало быть, я одолею хозяев.
Конек Джалали с торжествующим ржаньем вбежал в конюшню.
Все пятьдесят коней в страхе прижались к стене. Джалали всю их люцерну съел. Весть о том конюхи поспешили Хандут-хатун принести.
— Конь себя показал, — молвили они. — Теперь поглядим, каков хозяин.
Когда Хандут-хатун бросила Давиду яблоко из окна, все пятьдесят пахлеванов разобиделись.
— Мы уже семь лет сохнем по ней и таем, — сказали они, — а она на нас никакого внимания. А этот репоед сасунский не успел с коня сойти — она ему яблоко бросает! Мы не позволим заике Давиду восторжествовать над нами.
Вошел Давид в палату. Там пятьдесят пахлеванов вино пили. Рядом с Давидом они выглядели малыми детьми. Как посмотрели они на Давида, сердце у каждого из них упало, и они между собой уговорились:
— Давайте напоим его и убьем. Иначе плохи будут наши дела. Навряд Хандут кого-либо из нас ему предпочтет.
Пригласили они Давида, усадили, семилетнее гранатное вино разлили и протянули чару Давиду.
— Добро пожаловать, Давид! — сказали они. — Выпей за здоровье Хандут-хатун!
Давид исподлобья взглянул на них и сказал:
— Разве я воробей, чтобы меня из наперстка поить? Есть у вас карас[17]? Принесите, я его весь опорожню, чтобы легче стало на сердце.
Принесли карас, поставили перед Давидом, заместо чары дали ему большущий медный кувшин. Давид семь кувшинов вина осушил, захмелел, голову свесил на грудь.
Тут пахлеваны — мечи наголо, сейчас голову отрубят Давиду. А Гамтол, стоя в дверях, увидел это и крикнул:
— Брат мой Давид, брат мой Давид! Вокруг твоей головы мухи роятся, отгони их!
Давид поднял голову. Пахлеваны мечи под скатерть сунули.
Но Давид был пьян, и голова у него сама собой опять свесилась на грудь. Тогда пахлеваны опять мечи свои вынули.
А Хандут-хатун взобралась на чердак и через оконце в кровле наблюдала за коварными действиями своих женихов. Перед ней стояла корзина с орехами. Когда Давид опускал голову, а пахлеваны вынимали мечи из-под скатерти, Хандут бросала сверху орех, орех падал на медный поднос, поднос звенел, Давид просыпался, голову подымал, пахлеваны снова прятали под скатерть мечи, снова бледнели и мелкою дрожью дрожали. Так Хандут-хатун все орехи по одному сбросила в палату. Наконец хмель соскочил с Давида, и он сказал слуге:
— Возьми скатерть и принеси мне поесть. Но так, чтобы ни одна хлебная крошка на пол не упала, — бросать хлеб на пол грешно!
Хотел было слуга взять скатерть, но пахлеваны его остановили:
— Не трогай скатерть! Иди за едой.
— Что?.. — спросил Давид. — Скатерть должна идти за едой или же еда за скатертью?
Сдернул Давид — скатерть и видит: перед каждым пахлеваном обнаженный меч.
— Что это значит? Зачем перед вами мечи?
— Это наши мечи.
— Ими хорошо в огороде землю копать! Дайте их сюда.
Пахлеваны отдали Давиду мечи. Давид все мечи с одного разу об колено переломил, обломки отдал Гамтолу.
— Сложи-ка ты это в мой чувал, — оказал он. — Сталь добрая, я из нее моему коню подков наделаю.
Пахлеваны в ужасе выскочили из палаты.
— Иди сюда, Гамтол! — крикнул Давид. — Дом достался нам с тобой, а куры пусть во дворе гуляют.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Хандут-хатун между всеми женихами своими отличила Давида.
— Пригласи Давида ко мне, — велела она прислужнице. — А те пятьдесят пахлеванов пусть внизу пообедают.
Давид поднялся в покои Хандут, и как скоро увидел он ее — не мог удержаться: обнял и поцеловал в лоб. Но от этого поцелуя жар в нем не остыл, и он поцеловал ее в щеку. Но и тут не остыл в нем жар, и он поцеловал ее в губы.
Размахнулась Хандут-хатун — и бац Давида кулаком по лицу! У Давида кровь из носу хлынула.
— За что ты меня? — спросил Давид.
— За дело! — отвечала Хандут. — Мой отец не хуже твоего. Лев ли то, львица — всё лев. Когда ты поцеловал меня в лоб, я сказала себе: «Это награда за то, что ему пришлось долго ехать ко мне». Но зачем ты поцеловал меня в губы? Царь Шапух и пахлеван Гамза сватов послали к моему отцу. Завтра они придут, тебя отстранят, меня увезут, да еще попрекать начнут, что с тобой, с репоедом сасунским, зналась.
При этих словах Давид разгневался, выбежал из покоев Хандут наружу и крикнул:
— Брат Гамтол! Выведи моего коня.
Гамтол вывел Конька Джалали из конюшни.
Давид вскочил на коня и тронул поводья. В это время Хандут-хатун выбежала из дворца, коня за узду схватила.
— Давид, остановись! — крикнула она.
Давид вырвал узду у нее из рук и поскакал. Хандут со слезами пошла за ним и все умоляла его вернуться.
Но Давид не вернулся.
А Хандут все шла и шла, так долго шла, что туфельки у нее стоптались, разодрались, с ног соскочили. Тогда Хандут-хатун пошла за Давидом в одних чулках. Так долго шла, что и чулки у нее разодрались и слезли с ног. Тогда Хандут-хатун за Давидом пошла босиком. Так долго шла, что ноги себе поранила, из ран кровь текла и окрашивала в красный цвет колючки и камни. А Давид все ехал, ехал и назад не оглядывался. Хандут-хатун наступала на следы от конских копыт — ямы вмиг наполнялись кровью. Хандут-хатун, ступая по земле окровавленными босыми ногами, шла за Давидом и звала его:
— Давид, остановись, ради бога! Подожди меня! Обернись, взгляни на меня, только взгляни — и поезжай дальше!
Наконец Давид остановил коня, обернулся и увидел, что девушка бежит за ним босиком. «Вот так так! — подумал он. — Хандут-хатун отродясь босиком не ходила, а нынче босая бежит за мной и следы копыт моего коня окрашивает кровью…»
Подбежала Хандут-хатун и схватила коня за узду.
— Давид! — сказала она. — Не губи меня, не бери греха на душу! Ты видишь мои раны? Сжалься надо мною, вернись! Чудной ты, Давид! Ну за что ты на меня обиделся?
— Как же не обидеться! — воскликнул Давид. — Я за тобой прискакал из Сасуна. Такой долгий путь проехал ради тебя! Стоило мне тебя поцеловать — ты меня бац по лицу, аж кровь потекла. Всякий бы на моем месте обиделся.
— Давид, ненаглядный ты мой, не осуждай меня! — сказала Хандут-хатун. — Пятьдесят пахлеванов вот уже семь лет живут в моем доме, и никто из них еще не видел, какова я с лица. А ты только пришел, поздороваться не успел — полез целоваться, осрамил меня. Так нельзя! Я тебя позвала в мой покой для беседы. Мы бы друг дружку послушали, узнали друг друга, сблизились, обо всем договорились, а уж тогда…
Устыдился Давид.
— Хандут! Придумай мне любое наказание!.. — сказал он.
— Давид! — молвила Хандут-хатун. — Я дала себе слово: пока грудь моя дышит, я босиком пойду за тобой до Сасуна, до Мсыра, на край света!
Тут Давид подхватил девушку, посадил ее на коня, и воротились они в Капуткох.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀Бой Давида с женихами Хандут⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Восточный царь Шапух послал письмо брату своему, царю западному, Бап-френки:
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Давид Сасунский Мсра-Мелика убил, возгордился, в Капуткох прискакал — хочет жениться на Хандут-хатун. Помоги мне его проучить.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Бап-френки письмо Шапуха прочел и от себя написал Давиду:
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Давид Сасунский! Коли ты такой храбрый, выходи со мной биться. Коли не придешь, я со своим войском пойду на восток, Сасун разрушу, Капуткох разрушу, а пыль развею по ветру.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Письмо Бап-фргнки гонцы доставили в Сасун, а как узнали, что Давид уехал в Капуткох, помчались с письмом туда.
Давид в это время спал, письмо прочла Хандут-хатун и сказала себе:
«Мой Давид долго воевал, он устал от сражений, пусть отдохнет. Я во что бы то ни стало должна предотвратить новую эту войну!»
Так порешила Хандут-хатун и от своего имени написала письмо Бап-френки:
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Бап-френки! Это письмо пишет тебе Хандут-хатун, капуткохского царя дочь, Давида Сасунского невеста. Давид ничем тебе не досадил, он тебя видом не видал, слыхом не слыхал, так чего же тебе от него надобно? Зачем ты вызываешь его на бой? Давид не придет. Коли ты такой удалой боец, так приходи сюда. Но приходи не один — это я, тебя жалеючи, говорю. Вспомни, чем кончил Мсра-Мелик. Возьми с собой других царей — вдруг да одолеете Давида Сасунского… если только, впрочем, кому-нибудь под силу его одолеть.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Взяли гонцы письмо Хандут и доставили царю своему Бап-френки. Тот созвал визирей и обратился к ним за советом:
— Как быть?
— Не надо воевать, — рассудил один из визирей.
— Как так? — воскликнул Бап-френки. — Брата моего Шапуха не выручить? Нет, будем воевать!
— Ну, коли так, — молвил визирь, — отпишем ко всем царям — недругам Вачо Марджо: пусть придут к нам на подмогу.
Разослали письма всем шести царям, которые зарились на Хандут-хатун.
Бап-френки со своею ратью пришел и осадил Капуткох, чтобы силком увезти Хандут-хатун.
Восточный царь Шапух, царь оханский, царь тоханский, царь ландбандский, царь алепский и черный царь, шести государств правители, — каждый со своим войском, — пришли и осадили Капуткох, чтобы силком увезти Хандут-хатун.
Каждый лелеял тайную мысль, что солнцеликая дочь Вачо Марджо достанется ему.
Поглядел Давид в окно, увидел войско семи царей и сказал:
— Хандут! В тот день, когда ты ударила меня по лицу, я молил бога> чтобы все враги твоего отца пришли и осадили Капуткох. Бог услышал мою молитву. Посмотри!
Поглядела Хандут-хатун и сказала:
— Да!.. Не струсили, пришли.
— А почему они должны были струсить?
Тут она раскрыла ему тайну своего письма.
— Я была уверена, — сказала Хандут-хатун, — что мое письмо напугает их и они не пойдут войной на тебя. Так нет, не струсили, пришли!
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Поутру Вачо Марджо созвал пятьдесят пахлеванов.
— Семь царей хотят со мной воевать из-за Хандут-хатун, — объявил он. — Кто из вас выйдет на бой?
Пахлеваны ему на это ответили:
— Вот уж семь лет, как мы здесь живем, а дочь твою в глаза не видали. Давид Сасунский приехал только вчера, и уже твоя дочь яблоко ему кинула, в покой к себе позвала, обласкала его…
— Стало быть, не выйдете на бой? — спросил Вачо Марджо.
— Нет, не выйдем, — отвечали пахлеваны. — Кому Хандут-хатун подарила яблоко, тот пусть и выходит на бой. Обещай выдать за победителя свою дочь, тогда мы пойдем в бой.
Но тут вмешался Давид.
— Этот бой — мое дело, — сказал он. — А вы себе спите спокойно. Где бой, там и Давид Сасунский.
— Давид! — сказала Хандут-хатун. — Ведь ты же так долго сражался, ты устал…
— Хандут! — молвил Давид. — Ради тебя я согласен воевать с целым светом. Чтобы ринуться в бой, я только жду твоего повеления. Ворочусь я через три дня. Не вернусь — значит, меня убили. Об одном я прошу тебя: тело мое унеси с поля битвы и похорони меня своими руками. Примета моя — Ратный крест на правом плече. По этому кресту ты меня и опознаешь.
Давид пошел в конюшню выводить Конька Джалали. Хандут-хатун догнала Давида.
— Подожди, Давид! — сказала она. — По обычаю наших предков, если муж идет в бой, его коня должна выводить жена. Дай я выведу твоего коня.
Давид остался ждать во дворе. Хандут-хатун вошла в конюшню, смотрит — пятьдесят коней забились в угол, а перед ними, как неприступная крепость, стоит Джалали. Хандут-хатун протянула руху — хотела за гриву Джалали ухватить и вести из конюшни. Но Джалали ее не признал, не дался ей. Он так мотнул головой, что Хандут-хатун отскочила и — бух! — грянулась оземь.
— Ой, Давид! — закричала она. — Конь твой меня убил!
Давид подбежал, обнял Хандут и сказал своему коню:
— Ай-ай-ай, Конек Джалали! Как же тебе не стыдно? Ты ударил мою жену! Разве ты не видишь, что это женщина? Негоже мужчине бить женщину.
Конек Джалали в смущении опустил голову.
— А теперь выводи его! — обращаясь к Хандут-хатун, молвил Давид.
— Ты что ж это, хочешь, чтобы конь твой меня убил? — сказала Хандут-хатун.
— Нет, Хандут, — отвечал Давид. — Конь думал, что ты мне чужая. Теперь он тебя не тронет. Выводи.
Подошла Хандут, взяла Джалали за гриву и вывела во двор. Конь не противился. Она оседлала его.
Давид затянул подпруги, поцеловал коня в лоб, сказал: «Хлеб, вино, вездесущий господь!» — вскочил в седло, перемахнул через стену и помчался в бой.
Осадил коня Давид на высоком холме, смотрит: сколько в море песку, столько в поле войска; сколько в лесу деревьев, столько в поле шатров.
«По обычаю предков моих, я должен предупредить врага, а потом уже нападать», — напомнил себе Давид и громким голосом заговорил:
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Кто спит — скорее проснись-пробудись,
⠀⠀ Гей-гей, скорей пробудись!
Кто встал — скорее коня седлай,
⠀⠀ Гей-гей, скорее седлай!
Кто оседлал — на коня, на коня,
⠀⠀ Гей-гей, на коня, на коня!
Я никому не позволю болтать,
Будто Давид подкрался, как тать.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Голос Давида, как гром, прокатился по горам и ущельям и донесся до войска семи царей. Пробудилось войско, забушевало, как море, сомкнутой стало стеной.
— С нами бог долины Леранской! — воскликнул Давид, врезался в ряды вражьего войска, погнал его, как ветер-дракон гонит сухое перекати-поле, по всей долине крутился, направо и налево рубил, крушил, крошил, мертвыми телами, точно скошенной травой, всю Капуткохскую равнину устлал. Хлынули реки крови и унесли тела.
Царь Шапух издали увидел Давида, взвыл от бешенства и метнул в него трехсотпудовую палицу. Давид поймал ее на лету и с размаху метнул в супостата. Палица ударилась о Шапуха, сшибла его с коня, череп ему размозжила и на семь кангунов в землю ушла.
Царь оханский и царь тоханский стояли возле Шапуха. Как увидели они это грозное чудо, поворотили коней — и наутек. Давид устремился за ними в погоню. Войско не переводя дыхания следило, чем кончится эта погоня. Пыль столбом поднялась, небо затмила. Солнца не было видно. В пыльной мгле сверкал лишь Давидов меч-молния да сыпались искры из-под подков Джалали.
Давид беглецов догнал, обоим головы отрубил, насадил их на копье и швырнул перепуганным насмерть воинам.
— Берите свою добычу и идите домой! — сказал он.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Половина вражьего войска была разгромлена, осталась еще половина.
Давид убил трех царей, четыре осталось.
Стали цари между собой совет держать.
— Как же нам быть? — говорили они. — Давид непобедим.
Бап-френки сказал:
— В старинных книгах написано, что Давид погибнет от руки сородича своего. Пусть кто-нибудь из нас съездит в Сасун и подговорит кого-либо из тамошних пахлеванов Давида убить.
Поехал в Сасун царь алепский и сказал Горлану Огану:
— Помоги нам, Оган, умоляю тебя! Из Туранской земли пришел удалой пахлеван и перебил все наше войско. Мы слыхали, что у вас в Сасуне много смельчаков. Пошлите одного из них — пусть он убьет нашего недруга. А мы (вам за это семь больших городов отдадим.
Горлан Оган, ничего не подозревая, обратился к Пачкуну Верго:
— Верго! Давай пошлем им в помощь Парой-Астхика, а за это семь городов себе возьмем, присоединим к Сасунской земле.
Парон-Астхик, сын Пачкуна Верго, был могучий и доблестный пахлеван. Вскочил он на боевого коня, булатным мечом опоясался и стрелой полетел на поле боя.
Давид пришел к Хандут-хатун и сказал:
— Хандут! Завтра я на бой пойду.
— Ты устал, Давид, — сказала Хандут-хатун. — Не ходи на бой. Я вместо тебя пойду.
— Нет, Хандут, я тебя не пущу! — сказал он. — Я пойду на бой. Но поклянись мне, что из дому ты не выйдешь, двери не отворишь, окна не отворишь и не взглянешь на бой.
— Пусть будет по-твоему, — сказала Хандут-хатун. — Я двери и окна закрою, дома посижу, рукодельем займусь.
На заре Давид снова ринулся в бой.
До полудня сражался он с Парон-Астхиком. Давид узнал своего родственника, а тот его не узнал. Давид бил шутя, Парон-Астхик бил изо всей мочи.
Внезапно отблеск меча проник в покой Хандут-хатун.
«Что это? Никак не пойму, — сказала она себе. — Ведь сейчас не ночь, лунный свет проникнуть в комнату не может, и туч на небе нет, молнии сверкнуть неоткуда. Что же это за луч играет у меня в комнате?»
Не утерпела Хандут-хатун, встала, раскрыла окно. Смотрит: могучий всадник на лихом коне кружит, над головою Давида булатным мечом машет — искры так и сыплются. Хандут была умница, грамоте хорошо знала. В старинных книгах ей довелось прочесть, что Давид погибнет от руки сородича своего, и тут она догадалась, что это двоюродный брат Давида машет у него над головою мечом. Заметила Хандут, что Давид бьет шутя, а Парон-Астхик — изо всей силы-мочи, что для него это бой не на жизнь, а на смерть. Взяла Хандут-хатун саз и запела:
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Парон-Астхик, остановись!
Тебе кричу: остановись!
Осыпан искрами Давид,
Спалишь Давида ты огнем —
То счастье все мое горит.
Схоронишь ты Хандут живьем.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Услыхал Давид голос Хандут.
— Ох-ох-ох! — воскликнул он. — Вот она, женская стойкость! Я знал, что ты дома не усидишь.
Как скоро Давид удостоверился, что двоюродный брат и впрямь хочет его убить, ударил он его мечом-молнией, коня его рассек пополам, а самого Парой-Астхика опрокинул.
Парон-Астхик издал предсмертный стон:
— Ах!.. Я пал от руки своего родича.
— Ой, ослепни мои глаза! — вскричал Давид. — Убил я своего двоюродного брата! В Сасуне есть старинный обычай: когда кто-нибудь из нашего рода умирает, он должен положить голову на колени к родственнику своему и тогда уже душу богу отдать.
Соскочил Давид с коня и положил голову родича к себе на колени. Парон-Астхик притих, потом захрипел и испустил дух.
Увидел Давид, что Парон-Астхик отошел, и в то же мгновенье без чувств упал на его неподвижное тело. Враги бросились на Давида. Но Конек Джалали грозно кружил вокруг своего хозяина и не подпускал к Давиду врагов.
Наконец Давид очнулся, тотчас вскочил на коня и напал на врагов. Враги в ужасе разбежались.
— Не бегите! — крикнул им вслед Давид. — Скажите мне только, где ваш царь, и я вас не трону.
Войско остановилось.
— Наш царь Бап-френки удрал, — отвечали беглецы, — ускакал на запад, в свой город.
Давид примчался в тот город и велел передать Бап-френки: пусть, мол, выйдет, Давид хочет с ним побеседовать.
Вышел к нему Бап-фревки, смотрит — Давид верхом на Джалали, словно крепость на крепости. Испугался Бап-френки и бросился бежать.
Давид его догнал, поймал, отрубил ему голову, затем возвел на престол другого царя и сказал горожанам:
— До конца ваших дней не воюйте с нами. А если царь ваш, визирь или еще кто-нибудь станет вас утеснять, пошлите мне грамоту, и я за вас заступлюсь.
В ответ горожане дружно воскликнули:
— Твое слово — закон!
После этого Давид возвратился на поле боя и объявил войскам:
— Я убил вашего царя. Возвращайтесь домой, живите мирно и впредь войной на нашу страну не ходите.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Давид восточного царя убил, западного царя убил, оханского царя убил, тоханского царя убил, остальные бегством спаслись, по своим краям разъехались.
Что оставалось делать Давиду? Крикнуть: «Хандут-хатун! Открой дверь! Это я, Давид!»
Судьба, однако ж, готовила Давиду новое испытание. Всему миру известный пахлеван Гамза прислал отцу Хандут-хатун письмо:
«Отдай за меня Хандут-хатун. Не отдашь — пеняй на себя».
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Растерялся Вачо Марджо.
«Как же мне быть? — сказал он себе. — Если я свою дочь пахлевану Гамзе отдам, Давид Сасунский разгневается. Если же я ее Давиду отдам, пахлеван Гамза разобидится. Я между двух огней».
Созвал Вачо Марджо отцов города на совет.
— Как нам быть? — опросил он. — Пахлеван Гамза письмо мне прислал, требует отдать за него Хандут-хатун. Давид Сасунский за нее сражался, хочет, чтобы я отдал ее за него. За кого же мне ее выдать? Этому отдадим — от того не избавимся, тому отдадим — от этого не избавимся Что вы мне присоветуете?
Отцы города ответили ему так:
— Пошли гонца с письмом к Давиду Сасунскому — пусть, мол, переведается с пахлеваном Гамзой. Кто победит, тому в награду отдашь ты Хандут-хатун.
Младший брат Хандут, припав к луке седла, во весь конский мах поскакал на ратное поле и письмо отца Давиду вручил.
В это самое время на сасунских лихих конях во главе отряда молодых всадников примчались Кери-Торос, Горлан Оган и Пачкун Верго. До них дошла весть о смерти Парон-Астхика, и они приехали, чтобы тело его забрать и похоронить в Сасуне.
Давид поздоровался с родственниками, расцеловался с ними, а затем прочел им письмо царя.
— Ну что ты теперь будешь делать, вздорный репоед? — спросил Кери-Торос. — Разве у нас в Сасуне девушек мало, что ради Хандут понесло тебя в Капуткох? Ты думаешь, это тебе Козбадин, или Мсра-Мелик, или Шапух, или Бап-френки, или твой двоюродный брат? Нет, мой милый, это пахлеван Гамза! Его мизинец шире твоей руки.
А Пачкун Верго заплакал и сказал:
— Ты убил своего двоюродного брата, и кровь его на тебе. Она вопиет к отмщению. Погибнешь ты от семени своего.
Тут заговорил Горлан Оган:
— Давид, милый, не бейся с пахлеван ом Гамзой! Убьет он тебя. Ты обручился с Чымшкик-султан. Поедем за ней и увезем ее в Сасун. А Хандут-хатун пусть достанется пахлевану Гамзе. Не бейся ты с ним!
А Давид ему на зто сказал:
— Дядя Оган, и ты, Кери-Торос! Хандут-хатун — единственная отрада моя, а больше мне никто и не нужен. Ради Хандут разгромил я несметную рать, ради нее умертвил четырех царей… Нет, я снова в бой за нее пойду, а там как бог даст.
Поворотил Давид коня на восток и помчался.
Долго ли, коротко ли, домчался он до города пахлевана Гамзы и спросил:
— Где живет пахлеван Гамза?
— В своем дворце, — отвечали ему.
Пахлеван Гамза даже сидя достигал высоты в пять алепских кангунов.
Давид поздоровался с ним. Гамза в ответ чуть прищурил глаз.
— Пахлеван Гамза! — молвил Давид. — Я приехал к тебе за подарком для Хандут-хатун.
— Кто ты? — спросил пахлеван Гамза. — Как тебя зовут?
— Давид Сасунский, твой слуга.
Пахлеван Гамза смерил Давида взглядом с ног до головы, затем снял с мизинца кольцо и сказал:
— Оно стоит семьсот золотых. Возьми и отвези Хандут-хатун от меня в дар.
— Нет, — возразил Давид, — я приехал не за кольцом. Я приехал за твоей головой, чтобы отвезти ее в дар Хандут-хатун.
— Что?.. Что ты сказал? Ты за моей головой приехал?
— Вот как бог свят, за твоей головой. Посмотрим, кто кого.
— Сопляк!
— Это мы еще увидим, кто из нас сопляк.
Сели они на коней и с палицами в руках налетели друг на друга. Часов пять подряд сражались, один в другого палицы метали — никто никого не одолел. Тогда они сошли с коней и сцепились врукопашную, друг другу трепку задавали, друг другу ребра пересчитывали, друг другу бока мяли — перевеса ни на чьей стороне не было. Тогда Давид вспомнил молитву, вслух ее произнес:
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Хлеб, вино, вездесущий господь,
Богородицы храм на горе,
На плече моем Ратный крест… —
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
схватил пахлевана Гамзу, оземь его ударил, коленом его прижал и выхватил меч-молнию, чтобы голову ему отсечь. Пахлеван Гамза взмолился.
— Давид! Выслушай меня, а тогда и голову руби.
— Ну говори!
Вот что сказал ему пахлеван Гамза:
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Нынче последний мой день.
Облегла меня смертная сень.
Слава, отчизна — как тень,
Что прошла по лицу.
Миром не править Рустаму, знатному храбрецу,
Не править и Сулейману, первому мудрецу,
Не править Гамзе-удальцу.
Не видеть мне звезд небесных, не видеть и света дня —
Пришел Давид Сасунский и отнял жизнь у меня…
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Давид голову пахлевана Гамзы в хурджин положил, сел на Конька Джалали и помчался к Хандут-хатун.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀Единоборство Давида с Хандут-Хатун. Давид даёт клятвы Чымшик-Султан⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Давид бился днем, а вечером возвращался к Хандут-хатун. В этот вечер он не вернулся.
— Горе мне! — сказала Хандут-хатун. — Убили Давида!
На рассвете она встала, надела на себя мужские одежды, вооружилась и понеслась на поле битвы с тем, чтобы или прийти Давиду на помощь, или взять его тело, поплакать над ним и предать его земле.
Долго пробиралась Хандут среди мертвых тел. Всех павших воинов богатырского сложения она подцепляла копьем и поворачивала к свету — нет ли Ратного креста у них на плече.
А навстречу ей ехал Давид.
Он еще издали приметил: Хандут копьем приподнимает тела, что-то ищет у мертвецов на плечах, а затем снова опускает на землю. Давид закрыл лицо красным платком и, изменив голос, сказал:
— Здравствуй!
Хандут ничего ему не ответила.
— Эй, молодец! — крикнул Давид. — Я — путник. Повстречался с тобой и поздоровался. Почему ты мне не ответил?
— Не твое это дело, — сказала Хандут. — Не хочу я с тобой здороваться и не буду. Проезжай!
Давида смех разбирал.
— Скажи ты мне, ради бога, — снова заговорил он, — куда ты путь держишь и отчего ты такой сердитый?
— Чего пристал? — крикнула Хандут. — Говорят тебе, проезжай!
Тут уж Давид не выдержал, рассмеялся:
— Знаю я, кого ты ищешь! Три дня назад я его убил. Не веришь? Его голова лежит в моем хурджине.
«Конь — Давидов, но всадник не похож на Давмда, — подумала Хан-дут. — Неужто это он Давида убил и сел на его коня?»
От одной этой мысли Хандут всю передернуло.
— Ты язык-то не распускай! — сказала она. — Тебе не под силу его убить. Не родился еще на свет такой человек, который мог бы его убить!
— А вот я, как видишь, родился на свет и убил того человека. Коли хочешь мужа, выходи за меня.
— Если ты убил Давида Сасунского, так убей и меня. Только через мой труп ты сможешь проехать. Я тебя не пущу. Мы должны биться.
— Биться?.. Добро!
И завязался у них бой. Кони землю копытами взрыхлили, боевая пыль поднялась, небо затмила. Бойцы кружили, взмахивали палицами — перевеса ни на чьей стороне не было.
Давид бил шутя, Хандут била, не помня себя от ярости, била насмерть.
Наконец Давид сказал:
— Коней жалко! Давай врукопашную!
Сошли они с коней, сцепились. Давид повалил девушку, коленом ее прижал.
— Ой, удалец, не убивай меня! — взмолилась Хандут-хатун. — Я — женщина!
Рассмеялся Давид.
— Я знаю, что ты женщина! — сказал он. — Это я тебе отомстил за то, что ты меня — помнишь? — кулаком двинула по лицу, так что кровь потекла.
— Ой!.. — вскричала Хандут-хатун. — Это ты, Давид?
— Он самый!
— Ненаглядный мой! Значит, ты жив-здоров?
— Еще здоровей, чем был до войны.
Поднял Давид Хандут-хатун и поцеловал ее. Сели они на коней, поскакали домой. А когда приехали, достал Давид из хурджина голову пахлевана Гамзы и бросил ее к ногам Хандут-хатун.
— Этот человек — Давид Сасунский, — сказала Хандут родителям своим и братьям, — он убил Мсра-Мелика, освободил Сасун. Он разгромил вражье войско, убил царя восточного, убил царя западного, убил царя оханского, убил царя тоханского, убил пахлевана Гамзу, освободил Капуткох, — все это он сделал ради меня. Чем же мы его вознаградим?
Мать с отцом и братья Хандут сказали:
— Мы тебя отдадим за этого человека, а в приданое за тебя дадим землю от Брана до Бандымаху.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Давид и Хандут собрались ехать в Сасун. Одежды и наряды невесты навьючили на шестьдесят коней, которых им подарил Вачо Марджо.
Давид сел на Конька Джалали, Хандут — на белого коня, и они тронулись в путь.
А как ехали через Хлат, преградила им дорогу Чымшкик-султан.
— Куда путь держишь, косноязычный Давид? — спросила она. — Ты обручился со мной, мы с тобой кольцами обменялись, а теперь ты Хандут из Капуткоха взял себе в жены? Что так? Разве я некрасива? Почему ты меня разлюбил? Коли так, должны мы с тобою биться. Или я тебя убью и мы с Хандут останемся вдовами, или ты меня убьешь и тогда женись себе на Хандут-хатун. Пока я жива, тебе другой жены не видать, так ты и знай!
«Как тут быть? — подумал Давид. — Если я стану биться с ней и убью, пойдет молва по свету: Давид Сасун-ский убил женщину. Да и как мне сражаться с женщиной при Хандут-хатун?»
Отвел Давид в сторону Чымшкик-султан и оказал:
— У меня к тебе просьба… Со мною девушка. Если мы сразимся при ней, она может вмешаться, попадет под копыта коней. Отпусти меня домой — я отдам ее на попечение дяде и через неделю приеду с тобой сражаться.
— Поклянись хлебом и вином, что через неделю приедешь сражаться со мной!
Давид поклялся:
— Клянусь хлебом, вином, господом вездесущим, Богородицей-на-горе и Ратным крестом на правом моем плече, что через неделю я возвращусь в Хлат и сражусь с тобой.
Чымшкик-султан посторонилась:
— Поезжай!
Давид и Хандут продолжали свой путь в Сасун.
Сасунские князья и простолюдины повели Давида и Хандут в церковь, повенчали их, потом зарезали семьдесят оленей, семьдесят диких баранов, притащили семь карасов семилетнего вина, позвали семь пар гусанов, семь дней, семь ночей свадьбу справляли, и стар и млад ели, пили, веселились.
Как скоро Хандут-хатун заключила в свои объятия Давида, забыл он ту клятву, что дал Чымшкик-султан, и не вспоминал о ней ровно семь лет.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀Рождение Мгера и смерть Давида⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Давид больше не пил вина.
Он был пьян от любви к Хандут-хатун.
Однажды он ей сказал:
— Хандут! Я вывез тебя из Капуткоха, отнял у пятидесяти пахлеванов — согрешил перед ними. А теперь меня мучает совесть. Слыхал я, что в Гюрджистане красивых девушек не счесть. Я соберу пятьдесят пахлеванов, отведу их в Гюрджистан, сыщу для них пятьдесят невест, постараюсь сделать так, чтобы каждому из них невеста по душе пришлась, всех переженю, а затем возвращусь в Сасун.
А Хандут-хатун на это сказала:
— Давид! Ты меня у отца с матерью отнял, привез сюда, а теперь покидаешь меня, уходишь?
— Хандут! — молвил Давид. — Если даже я тысячу лет проживу рядом с тобой, все равно мне любовью твоей не насытиться. Я должен идти. Не пойду — меня замучает совесть, и я умру.
Знала Хандут: если Давид что скажет — значит, так тому и быть. А Хандут была покорна, как всякая женщина, и она примирилась со своей судьбой.
— Давид! А коли у нас с тобой сын родится, как назвать его? — спросила она.
— Если родится сын, назови его — Мгер, чтобы имя отца моего продолжало жить, — отвечал Давид и протянул жене золотое, усыпанное драгоценными камнями запястье. — Коли сын родится у нас, надень ему запястье на правую руку, а коли дочь, то предназначь ей это запястье в приданое. Если долго меня не будет, пошли за мной сына. Я узнаю его по запястью.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Сел Давид на Конька Джалали, призвал себе в помощь хлеб и вино и отправился в путь.
Посетил он пятьдесят стран, разыскал пахлеванов и увел в Гюрджистан. Увидит пригожую девушку — сейчас к родителям:
— Не выдадите вашу дочь за моего брата?
Кто мог отказать Давиду!..
Отыскал Давид пятьдесят красивых девушек и женил пятьдесят пахлеванов — каждого на той, что пришлась ему по душе.
Жила там одна девушка невиданной красоты. Очень она Давиду понравилась, и он сказал:
— А эту я увезу с собой, и будет она служанкой у Хандут-хатун.
— Добрая будет служанка, — молвили пахлеваны.
— А теперь, братцы, — продолжал Давид, — с богом по домам! И мне пора домой, в Сасун. Всем нам счастливого пути!
Тут все друг другу поклонились, расцеловались, и каждый посадил свою невесту на круп коня.
— Спасибо тебе, Давид! — хором воскликнули пахлеваны. — Ты исполнил наши желания. Да будет твоей тенью удача, а беда — пылью, летящей из-под копыт твоего коня. Пусть враги твои перемрут, а друзья пусть живут-поживают. Счастливо!
Ускакали пахлеваны.
Давид посадил девушку на коня и помчался к Хандут-хатун.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
…А теперь обратимся к Хандут-хатун.
Как скоро Давид в Гюрджистан отбыл, Вачо Марджо послал за дочерью.
Хандут-хатун была в ту пору на сносях. Приехала она в отчий дом и тут же родила сына.
Весть о том дошла до Сасуна. Прибыл в Капуткох Кери-Торос и сказал:
— Если это сын Давида, он должен показать свою силу.
Ребенка спеленали, а заместо свивальника обвили, перевязали его цепью от плуга. Малыш заплакал, потянулся, и в то же мгновенье цепь порвалась, обрывки разлетелись в разные стороны и перебили светильники и посуду. Ну да разве у Давида и Хандут мог родиться заморыш?.. Кери-Торос взял малыша на руки, подержал на весу и сказал:
— Это сын Давида, силач!
Принесли большущее корыто, выкупали младенца и тут только углядели, что левая ручонка сжата у него в кулачок. Как ни бились, так и не сумели разжать кулачок.
— Вам — радость, и нам — радость, — сказал Кери-Торосу Вачо Марджо. — Вот только жаль, что мальчик — калека.
Стал Кери-Торос ручку мальчонки растирать и разжал-таки ему кулачок. На ладони у малыша капля крови алела.
— Ого! — воскликнул Кери-Торос. — Младенец превратил весь мир в каплю крови и зажал в кулачке!.. Если он будет жить, то дивные дела совершит. Земле не под силу будет его носить. Только камень способен его удержать.
Прошло два-три дня. Хандут-хатун сына своего окрестила и нарекла его — Мгер.
У других дети росли по годам, Мгер рос по месяцам; у других дети росли по месяцам, Мгер рос по дням и часам. Малое время спустя Кери-Торос привез Хандут-хатун с Мгером в Сасун.
Когда Мгеру исполнилось два года, ростом он был уже с двадцатилетнего пахлевана. Он ходил-гулял по городу, играл с ребятишками.
Через Сасун большая река протекала. Мгер перекинул через нее мост. Если по мосту шли люди, Мгер останавливал их, колотил и приговаривал:
— Собачьи дети! Вы думаете, это я для вас мост перекинул? Зачем вы шляетесь по моему мосту?
Люди поворачивали обратно, спускались к реке и переправлялись вброд. Тогда Мгер подходил к ним, принимался колотить их, да еще и приговаривал:
— Собачьи дети! Ведь я же для вас мост перекинул? Чего же вы вброд лезете? Унесет вас теченьем — грех на моей душе будет.
Горожане Кери-Торосу пожаловались. Кери-Торос призвал Мгера, побранил его, но это не помогло. Тогда Кери-Торос отправил его с матерью в Капуткох. «Пусть Вачо Марджо возится с внуком», — решил он.
Мгер что в Сасуне, что в Капуткохе вел себя одинаково: бил и калечил малых ребят, деревья вырывал с корнями, лазал на неприступные скалы — яйца у орлиц воровал.
У Горлана Огана сердце радовалось.
— Мгер в отца пошел — Давид точно таким в детстве был.
А Пачкун Верго ворчал:
— Давид своего чертенка нам подсунул, а сам в Гюрджистан поехал и там веселится напропалую.
А Кери-Торос тяжко вздыхал:
— Мальчишка нам всю душу вымотал. Давайте отправим его опять в Капуткох.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
У Хандут-хатун было два брата. Каждый день ходили они в горы на охоту. И вот как-то раз Хандут-хатун обратилась к ним с просьбой:
— Ребята! Возьмите с собой Мгера, а то соседям от него житья нет.
Поутру дядья увели с собой Мгера в горы. Охотились они в тот день неудачно. Мгер погнался за диким бараном, догнал, голову ему отвертел, барана дядьям отдал. Те взвалили добычу Мгеру на спину, а в городе отняли у него барана, пошли к своим дружкам и пропировали с ними до утра.
Прошло две недели.
Наконец Хандут-хатун обратилась к Мгеру с вопросом:
— Мгер! А сам-то ты охотишься или нет?
— Конечно, охочусь, — отвечал он. — Я диких баранов убиваю, взваливаю их себе на спину и несу до самого города. Под городом дядья отнимают у меня добычу, относят ее своим дружкам и вместе с ними пируют.
— Завтра ты дядьям добычу не отдавай, а принеси нам, — приказала мать.
— Ладно, матушка, — сказал Мгер.
Утром дядья взяли Мгера на охоту. Мгер большущего оленя убил. Дядья так и обомлели. Взвалили они добычу Мгеру на спину, а на окраине города остановились и сказали:
— А теперь, Мгер, положи оленя наземь и ступай домой.
— Нет, — сказал Мгер, — я своего оленя вам не отдам.
— То есть как это ты не отдашь?
— А вот так: не отдам — и все тут. Добыча — моя, и я отнесу ее матери.
Старший дядя сказал:
— Говорили нам, что сасунцы — сумасброды, а мы всё не верили. Теперь убедились на деле.
Младший дядя сказал старшему:
— Давай отколотим репоедово отродье и отнимем у него добычу.
Старший дядя ударил Мгера по одной щеке, младший — по другой.
Мгер одной рукой схватил старшего, другой — младшего, ударил об землю и обоих убил. Так они и остались лежать с оскаленными зубами.
— Ишь!.. Они же еще и смеются надо мной! — сказал Мгер, взял свою добычу и пошел домой.
— Мгер! А где же твои дядья? — спросила Хандут-хатун. — Они тоже нынче с добычей?
— Нет у них никакой добычи, — отвечал Мгер. — Хотели они отнять у меня оленя, а я рассердился, схватил их обоих и наземь швырнул. Лежат они там и надо мной смеются.
Хандут-хатун так и ахнула:
— Ой, Мгер, что ты наделал! Ты родных своих дядей убил!
Поехали Хандут и Вачо Марджо в горы, смотрят — Мгеровы дядья по самый пуп ушли в землю, а зубы у них всё еще оскалены.
Вачо Марджо привез сыновей своих в город, со слезами и скорбью великою похоронил их, а затем поведал свою волю Хандут-хатун:
— Забирай своего сына, поезжай в Сасун, и чтобы он никогда больше не попадался мне на глаза!
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Прибыли мать с сыном в Сасун.
Семь лет уже протекло, а о Давиде не было ни слуху ни духу.
Как-то раз Мгер задал матери вопрос:
— Матушка! У меня отца нет?
— Как так нет, ненаглядный мой? — молвила мать. — Твой отец — Давид Сасунский, оплот Сасуна, самый сильный человек на всем свете.
— А почему же тогда ребята дразнят меня: «Ты безотцовщина, ты приблудыш!»? Где мой отец?
— Твой отец в Гюрджистан уехал — пахлеванов женить. Оставил он мне золотое запястье, чтобы, когда сын у него родится и в возраст придет, надеть ему это запястье на правую руку и послать сына за отцом. Поедешь?
— Отчего ж не поехать? До каких пор ребята приблудышем будут меня дразнить?
Надела Хандут-хатун сыну на правую руку запястье. Мгер пошел в конюшню, вывел лихого коня, вооружился, облачился в доспехи, вскочил в седло и двинулся в путь.
Долго ли, коротко ли, доехал он до широкого поля. Навстречу ему несся всадник, а на крупе его коня сидела пригожая девушка.
Поравнялся с ним Мгер и крикнул:
— Эй ты, козлиная борода! Не пристало тебе ехать с молодой красавицей. А вот мне она под стать — отдай ее мне!
— Мальчишка! — крикнул Давид. — У тебя еще материнское молоко на губах не обсохло. Так кому же из нас красавица под стать — тебе или мне?
Хотел было Давид мимо проехать, но Мгер протянул руку к девушке и сказал:
— Я тебе не позволю ее увезти!
Разгневался тут Давид и такие слова произнес:
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Ай-ай-ай-ай!.. Ну и дела!
Молокосос-то!.. Ну и дела!
Меня супостаты боятся не зря.
Конь мой копыта не замочил,
Когда мы переплывали моря, —
Нынче ручьишко мне путь преградил,
Не пропускает меня!.. Что за вздор!
Мне кручи и пропасти — все нипочем,
А нынче какой-то щелястый забор
Встал на пути широком моем!
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Мгер недобро поглядел на незнакомца.
— Стало быть, молокосос — это я, ручьишко — это тоже я, и щелястый забор — это тоже я? — спросил он. — Сходи с коня, схватимся врукопашную и поглядим, кто из нас двоих молокосос, кто из нас двоих ручьишко, кто из нас двоих щелястый забор.
Сошел Давид с коня.
— Обожди, — молвил он. — Я девушку отвезу в безопасное место — на вершину вон той горы — и приеду биться с тобой.
— Отвези, — сказал Мгер.
Отвез Давид девушку на гору, воротился. Схватились они с Мгером врукопашную.
Под их ногами земля взрыхлялась, расседалась. Пыль поднялась, небесный свод затмила, ни зги не было видно, а слышно было только, как в клубах пыли отец и сын от натуги пыхтели. Пот ручьями стекал с их лиц и землю в грязь превращал.
Отпустили они друг друга, палицы схватили, стали палицами друг друга охаживать. От взмахов палиц вихрь поднялся, вырвал у Давида платок и унес. Нес, нес, нес и наконец бросил к порогу Хандут.
Узнала она платок мужа, поднялась на кровлю, смотрит — весь мир задернут завесою пыли. «Это платок Давида, — сказала она себе. — Наверно, сын с отцом встретились, не узнали друг друга — и давай драться».
Села Хандут-хатун на белого коня и полетела на поле битвы. Грохот и гром катились по горам и долам. Под облаками пыли две твердыни били друг друга в грудь. Собрались люди, издали глазеют, а ближе подойти не решаются. Закричала тут Хандут-хатун не своим голосом:
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Давид! Это я взываю к тебе!
Ты просьбу мою исполни, уважь!
Голубчик Давид, не бей! Не убей!
Это Мгер, это сын единственный наш!
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Куда там! Ничего не слышат отец и сын. Глаза у обоих были налиты кровью, и бились оба не на жизнь, а на смерть. Приблизилась Хандут, смотрит — у Давида силы убывают, а у Мгера прибывают. Закричала тут Хандут-хатун не своим голосом:
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Мгер! Внемли материнской моей мольбе,
Пусть истошный мой вопль до тебя долетит!
Я прошу тебя: больше не бей! Не убей!
То отец твой родной, то всеславный Давид!
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Ни отец, ни сын не прислушались к ее голосу. Бились они, словно буйволы, которых в первый раз выпустили весною из хлева, бились не на жизнь, а на смерть. Раскинула руки Хандут-хатун и, проливал потоки слез, воззвала:
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Горы! Докличьтесь Кери поскорей —
Пусть он разнимет богатырей!
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Не тут-то было! Родные — муж и сын — мольбе ее не вняли, а горы и подавно.
Не знает Хандут-хатун, как ей быть. Руки заламывает, волосы рвет на себе и снова взывает:
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Ветер крылатый, лети
И нашепчи Кери:
«Бой роковой прекрати,
Сына с отцом примири!»
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Тут Мгер, шумно дыша, повалил отца и коленом его прижал.
— Эй, эй, молодец, легче! — вскричал Давид. — Этак ты меня убьешь. А что ты скажешь моему удалому сыну?
— Кто твой сын?
— Мгер. У него на правой руке золотое запястье.
— Вот тебе раз! — воскликнул Мгер. — Чтоб у меня отсохла рука! Я же чуть отца не убил!..
Тут он заплакал, припал к стопам отца, поцеловал ему руку.
— Прости, отец! — молвил он.
Давид был уязвлен и гнев свой сдержать не мог.
— Мгер! — сказал он. — Ты вступил со мною в единоборство, ты меня повалил, ты меня опозорил. Молю праведного бога, чтобы ты был бессмертен, но и бездетен.
Как услыхал Мгер отцово проклятье, в тот же миг вскочил на коня и поскакал в Капуткох.
Дорогой в ушах его звучали слова отца: «…чтобы ты был бессмертен, но и бездетен».
В Капуткохе Мгер созвал сорок неженатых юношей, сорок молодых девушек, сел с ними за стол и, чтобы заглушить отцово проклятье, упился сорокалетним гранатным вином.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Давид, Хандут и девушка прибыли в Сасун.
Давид был весь в крови.
— Хандут! — сказал он. — Нагрей воды, я хочу вымыться.
Разделся Давид, в корыто большое влез.
Посмотрела Хандут на правое его плечо, видит: Ратный крест стал черный, как сажа.
Ахнула Хандут-хатун и горько заплакала.
— Ты что, Хандут? — спросил ее муж.
— Давид! — сказала она. — Ратный крест у тебя на плече стал черный, как сажа.
И тут вспомнил Давид клятву, что дал он Чымшкик-султан, и ударил себя рукой по лбу.
— Ах! — простонал он. — Я клятвопреступник! Вот почему Мгер меня и осилил. Я поклялся ей, что вернусь через семь дней, а прошло семь лет!
— Не уезжай, Давид! — молвила Хандут-хатун. — Счастье тебе изменило. Ты преступил клятву и утратил былую силу. Сражаться ты больше не можешь.
— Нет, — молвил Давид, — мое слово крепко. Я еду.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Взял Давид меч-молнию, сел на Конька Джалали, поехал в Хлат, коня перед самым дворцом осадил.
Высунулась в окно Чымшкик-султан.
— Давид! — сказала она. — Ты дал мне клятву воротиться через семь дней, а прошло уже семь лет. Я так и не вышла замуж — все тебя жду.
— Я забыл свою клятву, — признался Давид. — А нынче вспомнил и вот, как видишь, приехал. Выходи — сразимся.
— Дай мне час времени, — оказала Чымшкик-султан. — Я только надену доспехи, вооружусь и выйду к тебе.
Давид привязал коня у ворот:
— Конь мой пусть побудет здесь, а я пока что пойду в реке искупаюсь.
Разделся Давид и вошел в реку.
Берег зарос густым камышом. Дочь Чымшкик-султан спряталась в камыше. Прицелилась она, тетиву натянула и пустила стрелу. Полетела ядовитая стрела, вонзилась Давиду в спину, сердце пробила и вышла через грудь.
Взревел Давид, как семьдесят буйволов. Рев его долетел до Сасуна.
— Ой, горе, горе! — воскликнул Кери-Торос. — Погиб Давид, осиротело наше Сасунское царство!
Тут Горлан Оган как крикнет:
— Дави-и-ид!.. Не бойся! Мы на помощь к тебе идем!
Сели на коней Кери-Торос, Горлан Оган, Чинчхапорик, Хор-Манук, Хор-Гусан и помчались к реке Хлат.
— Давид, мальчик ты мой! Кто пустил в тебя стрелу? — спросил Кери-Торос.
— Не знаю. Кто-то из камыша, — отвечал Давид.
Пошли сасунцы в камыш, долго искали, наконец увидели пригожую девушку, лежавшую на спине. Ее так напугал рев Давида, что она умерла от страха.
То была дочь Чымшкик-султан от Давида. Когда Давид про это узнал, то сказал:
— Это мое семя. Я нарушил клятву, и семя мое меня погубило.
Произнес эти слова Давид — и скончался.
Приказал долго жить.
Конек Джалали взбесился. Вскочил на дыбы, оборвал привязь и поскакал. И сколько прохожих ни встречал он на своем пути, всех топтал копытами; сколько лошадей и другого скота ни встречал, всех топтал, убивал. Вихрем прилетел он в Сасун и остановился у дворца Хандут.
Вышла Хандут, смотрит — конь прискакал, а хозяина нет.
…Кери-Торос сказал:
— Давайте посадим Давида в седло, привяжем к коню, чтобы не упал, и двинемся в Сасун джигитуя, с песней на устах — может статься, Хандут не догадается, что умер Давид.
А Хандут-хатун глядит на все четыре стороны — живым или мертвым вернется Давид?
Смотрит, все люди едут — песни поют, джигитуют, только Давид неподвижно сидит в седле, ни направо, ни налево не наклоняется, в играх участия не принимает.
Догадалась Хандут-хатун, что ее Давид мертв, и застонала, запричитала:
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Достойный пришел,
Недостойный пришел,
Лишь удалый Давид
Домой не пришел.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Верго стоял с нею рядом на кровле.
— Не плачь, Хандут-хатун! — оказал он. — Давид умер, но тебе в утешенье остался я. Удальца Давида ты лишилась — теперь я буду твоим мужем и господином.
Как услышала Хандут-хатун гадкие эти слова, поднялась она на крепостную стену, молвила:
— Умер Давид — и солнце для меня погасло. Нет у меня больше в жизни отрады.
И бросилась вниз.
Головой ударилась о камень, в камне пробила яму, и превратился тот камень в ступу.
Где ударилась грудью Хандут-хатун, там, под сасунской крепостью, доныне бьют два ключа.
Куда упали семь кос Хандут-хатун, там до сей поры высятся семь черных столбов.
Ступа еще и сейчас лежит подле крепости — сасунцы в ней просо толкут.
Отцы города Сасуна, сорок епископов, сорок архимандритов, сорок священников и простой люд — сасунский завернули Давида и Хандут в саваны, друг с другом связали, а затем, молитвы творя, плача, рыдая, на Цовасар понесли и там погребли возле храма Богородицы-на-горе.
Семь дней скорбел Сасун.
Умерли Давид и Хандут. А вам и детям вашим долго жить приказали.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀