В 1941 г. Красная Армия встретила противника на новых рубежах, выдвинутых вперед на 200–500 км по сравнению с границами 1939 г. Замечу, что на землях, присоединенных в 1939 г. к СССР, немцы в 1941 г. потеряли куда больше своих солдат и военной техники, чем в 1939 г. в Польше и в 1940 г. во Франции.
Но, увы, это одна сторона медали; к сожалению, есть и другая. С августа 1939 г. по июнь 1941 г. соотношение боевой мощи СССР и Германии изменилось в пользу Германии. Начнись война в 1939 г., у Гитлера не было бы шансов дойти даже до Минска. А вот Красная армия вполне могла через два-три месяца взять Берлин. Был и шанс, что война превратилась бы в длительную мясорубку. Но в любом случае Англия и Франция могли нанести удар в спину СССР или по крайней мере лишить его плодов победы. Каждый раз, когда Россия воевала в одиночку, начиная с Ливонской войны XVI в. и до Русско-турецкой войны 1877–1878 гг., европейские государства или начинали войну против России, или угрожали лишить ее плодов победы. Сталин очень хорошо знал историю родной страны. А вот к 1941 г. ситуация коренным образом изменилась. Теперь Англия и США вынуждены были воевать на стороне СССР.
А теперь на секунду перенесемся в кремлевский кабинет в ночь на 23 августа 1939 г. Могли Сталин предвидеть дальнейший ход событий вплоть до декабря 1941 г.?
На самом деле Москва, Берлин, Лондон и Париж делали разные прогнозы, но все они ничего не имели общего с реальным ходом событий. Ни Берлин, ни Москва не думали, что Польская кампания обернется страшной мировой войной. Возьмем, к примеру, заведомо объективные и бесспорные документы — планы строительства советских и германских надводных кораблей, согласно которым война была запланирована самое раннее на 1943 г. Соответственно к этому времени должны были быть выполнены кораблестроительные программы обоих государств. Обе страны в 1938–1939 гг. начали строительство «большого флота», основу которого должны были составлять линкоры и крейсеры.
Так, согласно пятилетнему плану на 1938–1942 гг. в СССР должны были быть заложены шесть линкоров проекта 23 (фактически до 22 июня 1941 г. было заложено три), четыре тяжелых крейсера проекта 69 (фактически заложено два) и 21 легкий крейсер (фактически было заложено 6 крейсеров проектов 26 и 26-бис и 7 крейсеров проекта 68). При этом все эти корабли, за исключением крейсеров проектов 26 и 26-бис, должны были вводиться в строй с 1943 г. Таким образом, программа строительства большого флота была рассчитана на начало войны не ранее 1943 г. Кстати, и сухопутные силы РККА находились к 22 июня 1941 г. в процессе перевооружения, которое должно было закончиться не ранее середины 1942 г.
Аналогичная картина сложилась и в германском флоте. К 1 сентября 1939 г. немцы имели в строю два линкора, а точнее, линейных крейсера, «Шарихорст» и «Гнейзнау». Два линкора «Бисмарк» и «Тирпиц» и авианосец «Граф Цеппелин», имевшие 80-процентную готовность, достраивались на плаву. Кроме того, на плаву достраивались тяжелые крейсеры «Принц Евгений» (спущен на воду 22 августа 1938 г.), «Зейдлиц» (спущен на воду 19 января 1939 г.) и «Лютцов» (спущен на воду 1 июля 1939 г.). По плану все эти достраивающиеся на плаву корабли должны были войти в строй в 1940–1941 гг., кроме «Зейдлица» и «Лютцова», которые предполагалось ввести в строй в 1942 г.
14 апреля 1939 г. на верфи «Блом и Босс» в Гамбурге и «Дешимаг» в Бремене были заложены два линкора нового проекта под литерными обозначениями Н и J. Как правило, немцы присваивали названия кораблям при спуске их на воду, а до этого корабли строились под литерными обозначениями. Шла подготовка к закладке еще четырех таких линкоров: К, L, М и N. Стандартное водоизмещение этих кораблей должно было составлять 56 440 т, а полное — 62 600 т. Орудиями главного калибра должны были стать восемь 40-см пушек SKC/34 системы Круппа в четырех башнях. К 1 сентября 1939 г. 40-см (406-мм) пушки прошли полигонные испытания и были запущены в серийное производство. Всего по разным данным немцы изготовили от 12 до 19 таких орудий.
В начале 1939 г. были отпущены средства на постройку трех линейных крейсеров водоизмещением 31 650/35 400 т (стандартное/ полное), вооруженных шестью 38-см пушками SKC/34 в трех башнях Drh LC/34 (техже, что и на «Бисмарке»). На 1 сентября 1939 г. были подготовлены к закладке три линейных крейсера О, Р и Q.
Риторический вопрос: почему Сталин не мог предположить, что война закончится в ноябре — декабре 1939 г. соглашением между Германией и западными союзниками? Кто в Париже и Лондоне мог предположить, что Польша будет вдребезги разбита за две-три недели, а Франция с Бельгией, Голландией да еще с английской армией — за четыре-пять недель? А если бы такой эксперт и нашелся, то его немедленно упекли бы в психушку.
В 1939 г. в Англии не думали о Дюнкерке, а планировали вторжение в Норвегию и операцию «Катерин». В ходе последней английская эскадра в составе четырех линкоров типа «Роял Соверен» и других кораблей должна была войти в Балтийское море и навести страх на проклятых «бошей». Надо ли приводить дальнейшие примеры уровня мышления западных военных теоретиков?
А почему Сталин не мог, подобно западным теоретикам, предположить, что война на Западе по образцу Первой мировой будет носить позиционный характер, благо французы на весь мир раструбили о неприступности «линии Мажино». Таким образом, через два-три года позиционной войны противники были бы измотаны, а Красная армия, не сделав ни одного выстрела, могла бы диктовать свои условия. Кому могло хоть в страшном сне привидеться, что армии Польши, Франции, Англии, Голландии, Бельгии, Норвегии, Греции и др. не только побегут перед немцами, но и галантно отдадут им в полной целости и сохранности все вооружение, а заводы всей Европы, включая «нейтральную» Швецию, начнут работать на «Третий рейх»?
Подписав договор с Германией, Молотов одним росчерком пера покончил с боевыми действиями на Дальнем Востоке. В секретной телеграмме временного поверенного в делах СССР в Японии Н. И. Генералова, отправленной из Токио в Москву 24 сентября 1939 г., говорилось: «Известие о заключении пакта о ненападении между СССР и Германией произвело здесь ошеломляющее впечатление, приведя в явную растерянность особенно военщину и фашистский лагерь. Вчера и сегодня происходил непрерывный обмен визитами, и этот факт оживленно обсуждался членами правительства, двора и тайного совета».
Спору нет, поражение японцев у реки Халхин-Гол оказало нужное действие. Но результат этого поражения стал бы катастрофой для, скажем, польской или финской армии, но для Японской империи это была просто неудачная операция, а попросту говоря, булавочный укол. И именно договор с Германией положил конец необъявленной войне на Дальнем Востоке. Замечу, что, кроме крупных сражений — на озере Хасан и на реке Халхин-Гол — на советско-маньчжурской границе с 1937-го по сентябрь 1939 г. периодически происходили боевые столкновения, а вот после подписания договора и вплоть до 8 августа 1945 г. на границе стало относительно тихо.
Подводя итоги, можно сказать, что договор 1939 г. был похабный. Пусть даже менее похабный, чем Брестский мир 1918 г. и более похабный, чем Тильзитский мир 1807 г. Договор 1939 г., как и договоры 1918 и 1807 гг., был вынужденным и, как все вынужденные договоры, носил временный характер. И пока еще ни один из критиков договора не предложил разумной альтернативы действиям советского руководства. На кого работало время в 1939–1941 гг., вопрос спорный, и он ждет исследования объективных историков, а не придурков, для которых Пилсудский, требовавший вернуть границы 1772 г., то есть 150-летней давности, герой, а Гитлер и Сталин, решившие восстановить границы двадцатилетней давности и вернуть земли, столетиями принадлежавшие Германии и России и отнятые у них силой, — злодеи.
Многие мудрецы говорили: «Практика — критерий истины». Если Молотов и Риббентроп в 1939 г. злодейским договором установили столь несправедливые границы, то кто мешал в 1991–2002 гг. соответствующим странам поменять свои границы до состояния на август 1939 г.? Ведь изменили же границы в Германии и Чехословакии, причем мирно и ко всеобщему удовлетворению. Странно, почему все хулители договора 1939 г. в Польше, Прибалтийских странах и т. д. «падают до ниц», как говорят поляки, перед границами, проведенными Молотовым и Риббентропом?
1 сентября 1939 г. германские войска вступили на польскую территорию. Британский премьер Невилл Чемберлен два дня колебался и лишь утром 3 сентября объявил в палате общин, что Англия находится с 11 ч утра 3 сентября в состоянии войны с Германией. «Палата общин, — заметил английский историк Тэйлор, — силой навязала войну колебавшемуся английскому правительству». В тот же день в 17 ч объявила войну и Франция.
Замечу, что англичане и французы могли в первый же день войны начать с воздуха разрушение германских промышленных центров. К началу войны англичане имели в метрополии 1476 боевых самолетов и еще 435 самолетов в колониях. И это не считая морской авиации сухопутного базирования. На шести английских авианосцах базировался 221 самолет.
В английской бомбардировочной авиации были подготовлены к боевым действиям 55 эскадрилий (480 бомбардировщиков) и еще 33 эскадрильи находились в резерве.
Франция располагала почти четырьмя тысячами самолетов. В 100-километровой зоне вдоль французской границы находились десятки германских крупных промышленных центров: Дуйсбург, Эссен, Вупперталь, Кельн, Бонн, Дюссельдорф и др. По этим целям с приграничных фронтовых аэродромов могли действовать с полной боевой нагрузкой даже легкие одномоторные бомбардировщики. А истребители союзников на всем маршруте могли прикрывать действия своих бомбардировщиков.
Англия и Франция к августу 1939 г. имели 57 дивизий и 21 бригаду против 51 дивизии и 3 бригад у немцев, при том, что большая часть германских дивизий была брошена против Польши.
Однако после формального объявления войны на французско-германской границе ничего не изменилось. Немцы продолжали возводить укрепления, а французские солдаты передовых частей, которым было запрещено заряжать оружие боевыми патронами, спокойно взирали на германскую территорию. У Саарбрюккена французы вывесили огромный плакат: «Мы не произведем первого выстрела в этой войне!». На многих участках границы французские и немецкие военнослужащие обменивались визитами, продовольствием и спиртными напитками.