мум три пустых стакана и две чашки. Он улыбнулся, вспомнив, как неаккуратность Минти раздражала Розу. Хотя так было только в ее личном пространстве: в офисе и других частях дома она была образцом аккуратности.
Как она говорила, этому ее научили в частной школе.
Он повернулся, чтобы проверить запасные спальни, хотя вряд ли она могла быть там, и остановился. Он обычно не вмешивался в ее личное пространство, но стаканы, видимо, находились здесь уже несколько дней, она же не будет возражать, если он отнесет их вниз?
В конце концов, они больше не подростки, которые наклеивают на двери агрессивные предупреждения держаться подальше.
Посуды оказалось больше, чем ожидал Лука, и до двери он дошел с большой грудой, которую вряд ли смог бы безопасно отнести вниз. Решив вернуться с подносом, он еще раз оглядел комнату, удостоверившись, что ничего не пропустил, и его взгляд задержался на куче одежды, брошенной на кровати. Не то ли это платье, в котором она была сегодня? Чем бы она сейчас ни занималась и где бы ни была, она побывала дома и переоделась.
Лука подошел к кровати и поднял брошенный наряд, легкое платье-рубашку красивого голубого цвета. В нем она определенно была сегодня, он узнал белые полосы на швах и горловине. Под платьем он обнаружил белую кожаную сумку, через открытую молнию которой виднелись ее телефон и ключи. Вот почему она не брала трубку. И если ее сумка здесь, то она сама тоже должна быть недалеко. Он зря так сильно переживал. В который раз. Пусть тебе это будет уроком, Лука, — сурово сказал он сам себе, однако в душе почувствовал облегчение. Он поднял сумку, чтобы опустить ее на пол и ровно положить платье, и застыл. Внутри, рядом с ключами, кошельком, телефоном и другими вещами, которые она вечно таскала с собой, лежала белая коробка. Лука разобрал только одно слово, написанное черными буквами. Беременность. Это был тест на беременность.
Надежда пронзила его, такая же неподдельная и сладкая, как ясный летний день.
— Лука?
Минти остановилась в дверном проеме. Он видел? О чем он думал? Тошнота сдавила ее желудок.
— Что ты тут делаешь?
Лука повернулся к ней, и ее сердце упало. В руках у него была коробка.
Но хуже всего было выражение его лица. На нем читалась надежда.
Она попыталась заговорить, но ее горло так сильно пересохло, что слова просто застревали. Минти сглотнула и попробовала снова.
— Я проверяла, — сказала она. — Я знала, что мы были осторожны, но у меня задержка. А у меня никогда не бывает задержек. Я запаниковала и купила на три теста больше, чем требовалось.
Он все еще продолжал надеяться, был в ожидании. Неудачный выбор слова покоробил ее.
— Мне стоило пойти с тобой.
Она едва кивнула в знак того, что поняла его.
— Я знаю, но я не хотела беспокоить тебя на случай ложной тревоги.
— Что показал тест?
Она знала, он пытается казаться спокойным, но его глаза светились от волнения, а тело при этом оставалось неподвижным.
Минти быстро закрыла глаза, ей было больно смотреть на него.
— Не волнуйся, — сказала она. — Ложная тревога.
Она слышала свой голос, легкий и чужой, словно они обсуждали погоду или ужин. Она встретилась с ним взглядом и с сожалением обнаружила разочарование на его лице. Она быстро отвела взгляд и уставилась на свои нервно сжимавшиеся руки.
Лука подошел ближе. На смену надежде быстро пришла обеспокоенность.
— Ты в порядке?
Она рассмеялась нервным смехом, который ей самой показался чужим.
— Конечно, я волновалась несколько минут, это вполне естественно, но все в порядке. Ничего не изменилось. Я просто немного устала. Мне следует принять ванну.
Только, разумеется, все изменилось, и он тоже это знал.
— Минти, — сказал он уговаривающим тоном. — Давай пойдем и сначала выпьем по бокалу вина. Мне нужно с тобой поговорить.
Она хотела отказаться. Меньше всего она хотела говорить с ним об этом, разочаровывать его. Секунду она не двигалась, продолжая смотреть на него, затем глубоко вздохнула и кивнула.
Они не проронили ни слова, пока спускались по лестнице в кухню. Минти сжимала предательскую сумку в руках. Лука выбрал бутылку Ваго1о и открыл ее, наполнил бокал и протянул Минти. Их руки коснулись друг друга, и она, пораженная, подпрыгнула от этого прикосновения.
Она отпила большой глоток, едва различая вкус вина.
Лука пригубил вина, внимательно глядя на нее. Его голос звучал спокойно и ровно. Абсолютно искренне.
— Это по-настоящему, ты и я.
Минти слышала много признаний в любви, но никогда они не были такими неприкрытыми, честными. Его слова болезненно жгли ей сердце. Ему не нужно было говорить этого. Она знала.
Она не могла ответить ему. Слезы сжали ей горло, наполнили глаза, и только невероятным усилием воли она смогла их сдержать.
— Минти. — Он показал на ее сумку, на коробку. — У нас может это быть, мы можем разделить это, если ты захочешь. Я знаю, мы не были вместе долгое время. — Он внезапно резко и громко рассмеялся, нарушив тишину комнаты. — Но у меня такое ощущение, что мы никогда не расставались.
— Нет. — Просто одно тихое слово. Она слегка подалась вперед, держа руки перед собой, словно пыталась отгородиться от него. — Пожалуйста, не говори больше ничего.
Она не вынесет, если он произнесет еще хоть слово. Потому что он прав: они никогда не расставались, она была такой трусихой и не смогла остановить это.
— Я хочу, — продолжала Минти. Она была должна ему, должна ему правду. Она никогда не открывалась людям, редко бывала честна сама с собой, но это все, что она могла дать ему сейчас. — Я могу это представить, ты знаешь. Как мы работаем вместе, живем вместе. И тебя. Больше всего я вижу тебя, и я вижу нас. Я вижу это. — Она вытащила коробку и бросила ее на стойку.
Он вскинул голову, и она увидела надежду, настоящую и отчаянную. Она должна была ее разрушить.
— Но это не продлится долго. Я игрок, Лука. Я не хочу им быть, но в конце концов ты осознаешь, Лука, что я не настоящая. Так всегда происходит.
— Ты не знаешь этого. — Лука шагнул вперед и взял ее за руки, прижал ее к себе всем телом. Она закрыла глаза и мгновение вдыхала его аромат, наслаждаясь безопасностью и комфортом. — Мы можем попытаться.
Минти решительно отступила, покачав головой. Однажды он поймет. Когда он будет сидеть за столом с женой и четырьмя детьми, а она будет оправляться после очередного тяжелого разрыва, он поймет, что ему гораздо лучше без нее.
Этот мужчина потерял слишком много. Ему нужна стабильность, семья, любовь, кто-то, кто поставит его на первое место. И ей так хотелось быть этим человеком. Желание сжигало ее изнутри. Но она не могла рисковать.
— Это слишком опасно, — сказала она, умоляя его понять, увидеть, что она это делает для него. Что она любит его достаточно для того, чтобы быть сильной там, где он не может.
Она всегда надеялась, что однажды станет лучше. И она понятия не имела, что это может причинить такую боль.
— Почему опасно?
Минти посмотрела на него с удивлением.
— Из-за детей, разумеется.
— Детей? — эхом отозвался он.
— Ты же хочешь детей, не так ли?
Она прочла нерешительность на его лице. Он думал, как ей ответить, но она знала. Разумеется, он хочет детей. Очень сильно. Выражение его лица, с каким он смотрел на проклятый тест, поведало ей все, что она должна была знать.
Он хотел семью в полном смысле этого слова: детей, много детей. Большую машину с раздвигающимися дверьми и собаку, радостно виляющую пушистым хвостом.
— Да. — В конце концов, он не может ей лгать, и она была благодарна ему за это.
Она улыбнулась ему сквозь слезы, которые теперь свободно стекали по лицу.
— Когда я с тобой, я тоже их хочу. Ты будешь отличным отцом. — Ее голос сорвался. — Я окунусь в это, потому что это я и делаю, и у нас появится ребенок в течение года.
— Разве это так плохо?
Минти сглотнула. Сейчас это выглядело почти идеально. Но так с ней происходило всегда.
— Не сразу. Сначала все будет просто прекрасно. Но я буду уставать, тебя не будет рядом, а у меня не будет времени на скуку и одиночество, но я буду одинока и буду скучать. И мечта рухнет.
— Ты не можешь этого знать.
Она покачала головой, пытаясь убедить его, заставить его понять.
— О, я знаю. А когда мечта растворится, ты все больше будешь разочаровываться во мне. — Ее голос дрогнул. — Потому что я не смогу быть той женщиной, которая тебе нужна, той, которой ты меня представляешь. Ты видишь, что из меня выходит отличный партнер, но я не знаю, как остаться им навсегда.
— Я не хочу, чтобы ты это делала. — Искренность в его голосе почти сломала ее. — Мне просто нужна ты, настоящая ты.
Но она должна оставаться непреклонной. Не для себя, для него.
— Я уеду в Голливуд, или Испанию, или Аргентину. Стану кем-то еще. Я разобью тебе сердце, а это очень плохо. Но, что хуже, что гораздо хуже, я разобью сердце своей дочери, а я бы не хотела быть этим человеком.
Я не могу быть этим человеком.
— Минти! — Неслышно выругавшись, Лука подошел к ней, положил руки ей на плечи и развернул к себе лицом. — Ты не твоя мать!
Он ошибается.
— Как бы то ни было, я ее дочь. А ты заслуживаешь лучшего, Лука. — Она шагнула к нему и поцеловала в щеку, в последний раз вдыхая его запах. — Надеюсь, ты найдешь ее, — прошептала она ему на ухо. — Не вымышленную, а настоящую, любящую и заботливую девушку, которая станет прекрасной матерью. — Она отступила назад. — Ты будешь занят, а обо мне и не вспомнишь, — сказала она почти радостно. — Так оно и должно быть.
— Не делай этого снова, — быстро сказал Лука. — Не убегай.
— Но это я и делаю, Лука. Мне очень, очень жаль.
Каждая клеточка ее тела требовала, чтобы она подошла к нему, изменила решение, попыталась. Но она не могла так поступить. Он заслуживает лучшего, большего, того, что она никогда не сможет ему дать. Ему нужен кто-то настоящий, кто никогда не оставит его, что бы ни случилось.