— Чего приперлись-то? На ваших дистанциях и так добра не меряно! Руки загребущие…
— А вы у себя уже все выковыряли? На кладбище покопайтесь, вам покойнички кой-чего поотрывают!
— Мы вам сами сейчас поотрываем! — пообещал Поперешный Макарка. И плюнул под ноги.
— «Пушкари», «пушкари», пальцем ж… подотри! — сказал с той стороны похожий на растрепанного воробья мальчишка.
— Корабельщики в ответ: «Обоср… мы весь свет», — сообщил знакомый с Пушкиным Фрол. Не пожалел Александра Сергеевича ради красного словца.
— Щас мы вам покажем, где свет, а где его нет, — спокойно пообещал худой длиннорукий парнишка с курчавой башкой. Видно, предводитель.
Женя Славутский рядом с Колей тихонько вздохнул. Вот уж кому не хотелось драться, так это Женьке. А Коле разве хотелось?! У него противно стонало в животе и обморочно пустело под сердцем. А куда денешься?
Длиннорукий деловито спросил:
— Ну, чего? Стенка на стенку? Или сделаем выставку?
«Выставка» — это когда с каждой стороны выставляют по одному бойцу. Чей боец победит, те и остаются на завоеванной территории. А противники отступают. Конечно, их отступление не похоже на бегство, они покидают спорную территорию с достоинством, оглядываются и обещают в следующий раз намылить своим недругам транцы. Но на сей раз уходят — таков неписаный закон.
По такому же закону полагалось выставлять для схватки «поединщиков» примерно равных по росту и силе.
Фрол сказал с коротким зевком:
— Давайте выставку. Чего всем-то мордоваться, у нас малой… — И кивнул на Савушку.
— У нас и того мельче, — сказал командир «корабельщиков». В его шеренге стоял «шкертик» лет шести, в громадных, аж «до самого пупа́» сапогах и просторной рубахе. У него была круглая коротко стриженная голова, любопытные глаза и широкий, улыбчивый рот.
А еще был среди «корабельщиков» мальчишка с рыжими локонами и веселыми бесстрашными глазами. Ростом с Колю. Они уже несколько раз переглянулись, и Коля обреченно почуял — это его судьба.
Мальчишка был отчаянно похож на всадника, который осенью мчался за поездом. И теперь он смотрел на Колю, как на знакомого. С насмешливым прищуром.
Длиннорукий спросил его:
— Буньчик, пойдешь?
— Как скажешь, — беззаботно отозвался рыжий (вернее, золотоволосый) Буньчик. Шагнул вперед и опять уперся взглядом в Колю. Тот заставил себя смотреть в ответ прямо и без боязни.
Буньчик прищурил один глаз. Спросил Колю:
— Ну, как? Будешь?
— Кольчик, давай, — ласково сказал Фрол.
Ему, Тимберсу окаянному, чего? Конечно, «давай»! А зачем? У Коли ну ни капельки злости к этому Буньчику нет! Наоборот… Им бы подружиться, а в спину говорят «давай»…
Вот так и солдаты, которые в мирное время могли бы стать друзьями, на поле боя кидаются друг на друга, потому что командиры отдали приказ…
А ради чего кидаться-то? Ради вот этого куска земли, на котором всем хватает места? Ради того, что на тебя смотрят «боевые друзья»? Ради того, чтобы не назвали трусом? Вот ведь жизнь какая — не хочешь, а идешь…
Коля встал перед Буньчиком.
Тот смотрел все так же прищуренно. Потом сказал:
— Где-то я тебя видел…
— А уж я тебя как видел… Сказать — не поверишь, — с грустной ноткой усмехнулся Коля.
— А ты скажи!
— Обойдешься! — Надо было как-то разозлить себя. Ведь сердце-то совсем непонятно где, а коленки жидкие, как кисель.
— А по мо не на? — жизнерадостно спросил Буньчик. Это означало «а по морде не надо?»
— А по жо не хо? — с последними остатками мужества выдал ответ Коля. В полном соответствии со стилем и нравами «пушкарей» и «корабельщиков» (слышала бы Тё-Таня).
Буньчик толкнул его ладонями в грудь. Не сильно. Коля откачнулся, но не отступил. За ним стояли «пушкари», смотрели на него как на крепкую надежду. Коля кулаком слегка двинул Буньчика в плечо. Конечно, это была лишь разминка. Сейчас будет нешуточный ответный удар. Но…
Буньчик не бил в ответ. Не смотрел на Колю. Смотрел мимо него, вытянув шею и округлив глаза. Потом отчаянно крикнул:
— Не смей!
Коля рывком оглянулся.
Сзади, правее шеренги «Пушкарей», от бруствера в ров спускалась разбитая каменная лесенка. На верху ее сидел на корточках «шкертик» в громадных сапогах. Он улыбался. Он только что пустил с ладоней по лесенке свою тяжелую находку. Ржавый серо-коричневый мяч, дюймов пяти в диаметре, неспешно прыгал по косым ракушечным ступеням. При каждом скачке раздавалось негромкое «туп…», «туп…», «туп…». Слышно было отчетливо, потому что наступила глухая тишина. Чем литое ядро отличается от круглой артиллерийской гранаты, знал каждый. Наверно, кроме «шкертика». На ржавом шаре мелькала крупная черная дырка.
Коля все видел очень замедленно. Каждая секунда растянулась в минуту.
Туп… Туп… Туп…
Внизу под лесенкой валялся сброшенный с лафета ствол чугунной карронады. Точно на пути у «мячика». Ракушечник — не очень твердый, а когда металлом о металл…
— Падай! — тонко закричал кто-то. Но упали только двое. Остальные задеревенели. Потом Коля увидел, как Женька Славутский (опять же очень замедленно) прыгает к карронаде, перевертывается через голову. Оказывается сидящим на пути у гранаты и мягко принимает ее в подставленные ладони, потом на грудь. И откидывается спиной к пушечному стволу…
Тишина лопнула, время побежало вскачь. К Жене подскочили. Он слабо улыбнулся:
— Могла ведь грохнуть…
Длиннорукий командир «корабельщиков» бережно взял у него гранату. Побаюкал.
— Такой подарочек как рванет… Половину всех положил бы…
«А ведь правда!» — эхом ахнуло все внутри у Коли. И сейчас уже не было бы ничего. Ни этого теплого весеннего дня, ни этого безоблачного неба, ни курчавой молодой полыни над откосом, ни громадных прогнивших корзин с землей, из которых когда-то был сложен бруствер… Потому что не было бы его самого, Коли Лазунова… Может быть, в стихах Шарля Дюпона — правда? Предсказание судьбы…
В ушах продолжало стучать: «Туп… туп… туп…» Уже не скачущая граната, а сердце.
Буньчик вдруг поднял голову. Сказал плачуще:
— А ну, иди сюда, балбес!
Это он «шкертику». Тот, путаясь в сапогах, начал виновато спускаться по ступеням. Коля вдруг понял, что это младший брат Буньчика. Не рыжий, но лицом похож…
Буньчик, натянув на ладонь рукав, вырвал шипастый прошлогодний чертополох с тяжелым глинистым комлем.
— Иди, иди…
— Не надо… — через силу сказал Коля. — Маленький же, глупый еще…
— Вот и надо учить, чтобы поумнел…
При молчаливом всеобщем понимании Буньчик взял приковылявшего «шкертика» за шиворот и комлем треснул его между лопаток. Не очень крепко, но все же так, что на рубахе остался отпечаток, похожий на рыжую звезду.
— В другой раз шкуру сдеру…
— Я думал, оно ядро, — обрадованно объяснил «шкертик», счастливый от того, что отделался так легко.
— Чем думал-то? По весу не чуешь, что ли? Ядро ты и не поднял бы, только в штаны бы наложил с натуги…
Командир «корабельщиков» все баюкал находку. Фрол наклонился над ней. Сказал озабоченно:
— Как теперь быть-то? Ежели оставить, кто-то снова отыщет… Может, рванем?
— А чего ж! Рванем, — согласился «корабельщик».
— В костре?
— С костром возни-то сколько! Цельный час лежишь кверху транцем и боишься: грохнет или нет… Мы эту голубушку так, как ей привычнее… Подержи, пожалуй… — Он протянул гранату Фролу. Тот мягко, но безбоязненно принял ее.
Командир «корабельщиков» потянул из кармана широченных штанов серую веревку. Все сразу поняли, что это такое — пороховой шнур в нитяной оплетке. Вещь редкая и весьма ценная среди ребячьего народа.
— Режик у кого-нибудь найдется?
Женя протянул складной ножик, подаренный на Рождество Колей. «Корабельщик» отрезал кусок шнура длинною в пол-аршина. Возвращая ножик, вежливо сказал:
— Благодарствую.
Потом стал ввинчивать кончик тугого фитиля в запальное отверстие гранаты.
Коля смотрел не дыша. «А если она… прямо сейчас?..» Сердце ударялось о ребра все с той же тревогой. Но остальные следили без опаски, со знанием дела.
— Огонька, небось, надо? — сказал Фрол.
— А как же…
Фрол вытащил выпуклую линзу. После истории с пистолетом он всегда носил с собой зажигательное стекло. Не ледяное, конечно, а от старой подзорной трубы. Нацелился было на фитиль, но с опаской спросил:
— Запалим — и куда?
— Да вон же! — «Корабельщик» мотнул курчавой головой на каменный откос в дальнем конце рва. Там в желтом слоистом известняке чернели квадратные дыры, спуски в минные галереи, что вели когда-то навстречу врагу русские саперы. — Тут один колодец есть, прямо вниз. Зажжем да кинем… Гляньте-ка сперва, нет ли кого близко.
Похожий на растрепанного воробья мальчишка взлетел по лесенке, крикнул оттуда, что никого.
Фитиль загорелся бездымно, раскидал красные искры.
— С дороги! — крикнул командир «корабельщиков». И длинными плавными прыжками кинулся к дырам.
«А если запнется?»
«Корабельшик» не запнулся. Замер на миг у откоса и бросил гранату в черную нору. Кинулся обратно.
— Бежим подальше! Падай! А то плюнет вверх осколки…
На этот раз послушались все. Упали среди пологих груд кремнистой земли. Коля увидел у носа ярко-зеленые травинки. По одной шел черный блестящий жучок. И было тихо-тихо.
И долго было тихо.
Командир «корабельщиков» приподнялся на локтях.
— Вот подлая, неужели загасла… Ну да ладно, там ее и так никто не найдет. Глубина такая, что…
В это время под землей словно подавилось горячей кашей громадное чудовище:
— Кха!..
Всех тряхнуло, из колодца высвистнуло горячим ветром куски щебня. Они взлетели вертикально и никого не задели. Снова упала тишина.
Все поднялись. Командир «корабельщиков» отыскал глазами Славутского.
— Тебя как звать-то?
— Женя, — сказал тот в полголоса.
— На-кось… — «Корабельщик» протянул ему блестящую бляшку на цепочке. На серебристом металле от