Давно закончилась осада… — страница 51 из 61

В бухте было тихо и пусто. Кругом — тоже безлюдно, однако там, под обрывами как-то чересчур. Будто заколдованно. Даже чайки не летали. В Коле вдруг шевельнулась полузабытая боязнь, похожая на страх ночных развалин. Он повел плечами:

— Какая тут… пустота. — Он чуть не сказал «безмолвие», но это было бы слишком… поэтично, что ли.

А у Саши, конечно, никакой боязни не было.

— Идем вниз… Осторожно только, а то опять…

Вниз вела то ли тропинка, то ли лесенка из редких камней-ступенек. Крутая до невозможности. Саша привычно запрыгала вниз. Коля — следом. Страх пустынности он одолел, а крутизны и высоты он никогда не боялся. Прыг, прыг… Наконец он сиганул далеко в сторону и заскакал впереди Саши, чтобы в случае чего по-рыцарски подхватить ее (это, по правде говоря, было бы очень приятно). И…

— Ай!.. — Камень торчавший из обрыва этаким балкончиком, закачался под Колей. Тот замахал руками, не зная, куда прыгнуть дальше. Сейчас вместе с этой глыбой вниз… Уф… Камень покачался и замер. Коля тоже.

— Я ведь говорила: осторожнее, — назидательно сообщила сверху Саша. — Стой смирно…

— Ой! — Коля присел. Потому что Саша прыгнула рядом, и камень заболтало опять. Саша крепко взяла Колю за плечо. Камень успокоился.

— Испугался? — поддела Колю Саша.

Отпираться было глупо.

— Конечно… Я же не знал про такое…

— Все пугаются первый раз. Это камень-качун. Кажется, что вот-вот сорвется, а на самом деле он держится крепко. Можно качаться сколько хочешь.

И они покачались вновь, крепко держа друг друга за руки. И пустота покачалась под ними, и море в теснине берегов, и скалы…

— Теперь прыгай вон туда…

Наконец оказались внизу, у воды. Солнце светило из-за кромки обрыва громадной лучистой звездой. Коля поднял лицо. Сухой жар защекотал щеки… Коля приоткрыл один глаз. Высота берегов казалась небывалой. А синева неба — во много раз темнее, чем обычно. Коля шумно вздохнул. Эхо этого вздоха мягкими крылышками разлетелось по бухте.

Коля опять сбросил башмаки и пошел у воды. Было очень приятно идти по твердому прохладному песку. На нем оставались удивительно четкие отпечатки босых ступней (как следы дикарей в книжке о Робинзоне). Но песок был все-таки не везде. Иногда вровень с ним лежали плиты песчаника — в их круглых вмятинах слюдяными оконцами блестела вода. А местами попадались небольшие россыпи гальки. Там и большие окатыши светло-серой и желтой расцветки, и крошечные круглые камушки разных пород. Когда их заливала вода, они делались удивительно разноцветными…

— Коля, смотри!..

Саша сидела на корточках у края галечной россыпи. Мизинцем передвигала камешки на ладони. Потом потянула Коле. Он сразу увидел, что это не простые гальки. На ладони блестели полупрозрачные горошины из мутноватого стекла с перламутровым отливом. В них чернели крошечные проколы для ниток. Коля опустился рядом.

— Ух ты! Бусы… Ты скоро насобираешь на целое ожерелье.

— Красивые, верно?

Признаться, бусинки были не столь уж красивые. Главное достоинство их то, что древние. Может, тысячу лет назад (а то и две!) их носила на тонкой шейке девочка, похожая на Сашу. Коля сказал:

— Переливаются… Вот наденешь их и станешь совсем красавицей.

— Ох уж! Это я-то красавица? — Она царапнула себя ноготком по переносице. — Конопушек больше, чем мака на прянике, не отскребешь.

Коля чуть не сказал, что «в конопушках главная твоя красота», но сильно застеснялся и засопел. И быстро спросил про другое:

— А тот осколок с кентавром ты где-то здесь нашла?

— Вон там…

В давние времена скальный обломок в сажень ростом скатился с обрыва и застрял на пляже в двух шагах от воды.

— Я под камнем рылась в песке и вытащила… Даже и не ожидала такого…

— Давай еще пороем…

— Давай!

И дальше случилось… ну, просто небывалое! Сидя на корточках, они с полминуты путались руками, подкапывались под камень-великан. Потом пальцы их разом нащупали твердый неровный краешек. Потянули…

Черепок был с половинку Сашиной ладони.

Он был с рисунком…

Не просто с рисунком, а… у обломанного края различим был крепкий лошадиный круп с пышным хвостом и ногами, а справа от него — тонконогий кентавр-жеребенок. Он стоял как бы поодаль и виден был целиком. В пол-оборота к зрителю.

— Ух ты-ы… — тонко сказал Коля. Он и Саша сдвинулись над находкой висками, и Сашины завитки защекотали Колино ухо. Но сейчас это не вызвало у него никаких особых чувств. Он смотрел только на кентаврёнка. Тот стоял спокойно, однако в каждой его жилке ощущалась готовность в любой миг сорваться с места и помчаться по степи. Степь была оторочена по нижнему краю квадратными завитками орнамента… — Саш, это ведь половинка того… что ты мне подарила…

— Ой… тебе так кажется?

Она совсем вблизи глянула ему в глаза своими зрачками-смородинами. То ли с тревогой, то ли… с лукавством.

— Не кажется, а точно! Я же помню излом!.. — Коля положил черепок на колено, пальцем провел на кромке. — А это — часть кентавра, который тянет за руку мальчика…

— Правда похоже… Коля…

— Что?

Саша чуть улыбнулась. Ноготком тронула кентаврёнка.

— Погляди, он на тебя похож.

— Не выдумывай… Здесь и лица́-то не разглядеть.

— Зато волосы. И еще это…

— Что?

— Твоя прыгучесть…

— Ох, Сашка… — Он сделал вид, что рассердился.

Она не поверила.

— Похож, похож… Это, наверно, сын большого кентавра. А тот кентавр, на твоем черепке, зовет мальчика, чтобы они подружились…

— Саш… — насупился Коля. — Но так ведь не бывает.

— Думаешь, кентавр и человек не могут подружиться? Они же оба мальчишки.

— Я не про то. Не бывает таких совпадений. Чтобы сперва один черепок, а через год — его другая половинка… — И он строго глянул Саше в лицо: «Признавайся. Этот осколок был у тебя раньше и ты подсунула нарочно, чтобы получилось чудо!»

Но она сказала спокойно (может, чересчур спокойно?):

— А чего такого? Вся посудина пряталась, наверно, здесь в песке. Потом камень скатился и раздавил ее. Вот и находим по кусочкам…

— Тогда давай еще!..

И они несколько минут подрывались под камень с энергией перепуганных землероек. Но отыскали только два крошечных осколка со следами орнамента.

— Если бы спихнуть камень… — вздохнула Саша. Но для этого нужен был циклоп Полифем из мифа про аргонавтов.

Они сели, прислонившись к бугристой каменной грани. С теневой стороны известняк был прохладным.

Коля опять положил осколок на колено.

— Теперь-то они уж точно подружатся, — с довольным вздохом сообщила Саша.

— Почему?

— Ну как же! Ты этот черепок тоже вставишь в рамку, вплотную к тому. Вот он… — Саша опять тронула кентавренка, — и мальчик окажутся рядом…

— Нет, что ты! Я сделаю отдельную рамку, ты это повесишь у себя!

— Зачем?!

— Ну… зачем. Так будет правильно. Хорошо…

— Это, может, мне хорошо и тебе. А ему?.. — на сей раз она коснулась лошадиного крупа. — Думаешь, радостно быть разделанным напополам?

«А ведь и правда!»

— И мальчишки тогда не сбегутся, — тихо добавила Саша. — И вообще…

— Что вообще?

— Это же довесок к подарку, вот и все…

Это было конечно не «все». Оба понимали, но говорить про такое неловко. И Коля сказал:

— Тогда я попрошу Женю, пусть нарисует, будто оба черепка вместе. И вставлю это в рамку. Для тебя.

— Ладно, — шепнула Саша.

Потом они минуты три сидели молча. Коля вдруг ощутил, что ноги-то, оказывается, изрядно устали. Коля их вытянул и, нагнувшись, начал тереть от щиколоток до колен.

— Притомился? — заботливо сказала Саша.

— Гудят немного, — честно признался Коля. И пошевелил пальцами.

— Можно уже и домой. Обратный путь короче, потому что без задержек…

— Ага… Только давай еще посидим.

Сидеть было хорошо. Коля прислонился к камню затылком и смотрел на обрывы. Солнце давно уже перевалило свою верхнюю точку и наклонными лучами освещало скалы из-за ломаной кромки. От камней, торчавших в слоях известняка, падали на желтые отвесы косые тени. Они были похожи на синие перья. Частые и словно приглаженные в одну сторону взмахом неслышного ветра.

— Саша, смотри, сколько синего на желтом…

— Чего?

— Я про тени… Они же синие. И вон их как много. По всем скалам…

— Ой, правда. Я раньше не замечала…

— Наверно, это не всегда, а только в такой вот час… Смотри, похоже, что вот-вот все кругом станет синее.

Правда, казалось, будто высоченные берега захлестывает бесшумный ультрамариновый листопад.

— Саш… Я понял!

— Что?

— Это та самая Синекаменная бухта! Где прятался «Македонец»!

— Ой… да ну…

— Что «да ну»! Смотри сама! Место здесь как раз для такого парусника. Вход в бухту узкий, тендер уйдет вон туда за поворот, с моря и не заметишь! А он ведь может осторожно, даже на веслах… Люди гадают: «Где, где эта Синекаменная бухта», а она у всех под носом!.. Ну, скажи опять: «Выдумщик».

Саша сказала не так:

— Если она та самая, то должен быть подземный проход. А где?

— Мало ли где! Небось тут немало всяких дыр среди камней… — И Коля опять обежал глазами обрывы. И зацепился глазом за знакомый камень-качун. Тень под ним… да, она была особенно густой! Под самым камнем — даже не синяя, а черная. — Я сейчас! — Коля рывком прогнал из ног усталость, скачками пересек пляж. До качуна было саженей пять. Коля по каменным выступам ринулся вверх (хорошо, что босиком, ноги не скользят!).

Качун торчал не прямо над пустотой, а над узким известняковым выступом. Тот был словно нижняя губа, а качун — верхняя. Когда он, покачиваясь, опускался, то как бы замыкал щелястый рот. Понятно, что в этом «рту» лежала самая густая тень.

Коля лег на «нижнюю губу» животом. Верхняя нависла над ним, почти коснулась спины.

— Сашка, смотри, чтобы какой дурак не прыгнул сверху! — И добавил про себя: «… а то как гусеницу».

— Коленька, не надо-о!