Вздрогнув, Моаш осознал, что у говорившего бледно-зеленые глаза. И все же он поднял руку и вызвался носить воду — раньше это считалось работой для паршунов. Что ж, от такого его настроение не могло не улучшиться. Моаш снова сунул руки в карманы и продолжил бродить по бункеру, проверив каждый из трех фургонов, где паршуны предлагали работу.
Что-то в этих паршунах с их безупречным алетийским не давало ему покоя. Приносящие пустоту оказались такими, какими он ожидал их увидеть, с чужеродным акцентом и впечатляющими силами. Но обычные паршуны — теперь многие из них выглядели как паршенди с их более стройными телами — казались в той же степени сбитыми с толку внезапной сменой ролей, как и люди.
Каждый из трех постов занимался разной категорией труда. На том, что в дальнем конце бункера, искали фермеров, швей и башмачников. Еда, униформа, обувь. Паршуны готовились к войне. Моаш поспрашивал и узнал, что они уже забрали кузнецов, мастеров по изготовлению луков и оружейников, — и, если кто-то скрывал, что обладает каким-то из этих трех навыков, всей его семье урезали пайку вдвое.
На среднем посту искали людей для повседневных нужд: таскать воду, прибираться, готовить. Последний оказался самым интересным для Моаша. Здесь направляли на тяжелые работы.
Там он задержался, слушая, как паршун вызывает добровольцев, согласных таскать фургоны с припасами, когда армия выступит в поход. Судя по всему, для того, что надвигалось, не хватало чуллов, чтобы передвигать фургоны.
Никто не поднял руки. Работа ужасная, не говоря уже о том, что она означала отправку на войну.
«На эту работу придется отправлять насильно, — подумал Моаш. — Может, соберут несколько светлоглазых и заставят их тащиться по камням, словно тягловых животных». Он бы хотел такое увидеть.
У последнего поста Моаш заметил группу людей с длинными посохами. Крепкие ботинки, мехи с водой в чехлах, прикрепленных к бедру, и походный набор, пришитый к штанам с другой стороны. Он по собственному опыту знал, что туда входит. Миска, ложка, кружка, нитка с иглой, заплатки, а также кремень и трут.
Караванщики. Длинные посохи предназначались для того, чтобы подгонять чуллов. Моаш так одевался много лет в караванах, с которыми работал, хотя там вместо чуллов фургоны тянули паршуны. Они двигались быстрее.
— Эй, — окликнул он, приблизившись к караванщикам. — А Гафф все еще здесь?
— Гафф? — переспросил один. — Старый колесный мастер? Ростом в полтростинки? Любит сквернословить?
— Он самый.
— Кажется, он там. — Молодой караванщик указал посохом. — В палатках. Но там, друг, работы нет.
— Панцирные башки собираются в поход. — Моаш указал большим пальцем себе за спину. — Им понадобятся караванщики.
— Места заняты, — возразил другой мужчина. — За эту работу дрались. Все остальные будут тянуть фургоны. Не привлекай слишком много внимания, а не то на тебя наденут упряжь. Помяни мое слово.
Они дружелюбно улыбнулись Моашу, и он ответил им старым приветствием караванщиков — оно походило на грубый жест, с которым все прочие его путали, — а потом пошел в указанном направлении. Все как обычно. Караванщики были большой семьей — и по-семейному часто скандалили друг с другом из-за пустяков.
«Палатки» на самом деле представляли собой пространство, огороженное тканью, что тянулась от стены до шестов, воткнутых в каменные ведра, чтобы не переворачивались. В своеобразном туннеле из ткани кашляло и шмыгало носом множество стариков. Вокруг царил полумрак, и лишь время от времени сфера-осколок на перевернутом ящике давала свет.
Моаш разыскал караванщиков по акценту. Он спросил про Гаффа — он его когда-то знал, — и ему разрешили пройти дальше по сумеречному лабиринту. В конце концов Моаш нашел старину Гаффа. Тот сидел посреди коридора, как будто сторож, не дающий людям пройти дальше. Он шлифовал кусок дерева — судя по виду, ось.
Когда Моаш приблизился, колесный мастер уставился на него с прищуром.
— Моаш? — удивился он. — Да ладно? Какой шквальной бурей тебя сюда принесло?
— Ты не поверишь, если я расскажу, — проговорил Моаш, присаживаясь на корточки рядом со стариком.
— Ты был с караваном Джема, — вспомнил Гафф. — Вы ушли на Расколотые равнины; я думал, ты погиб. И тусклого осколка не поставил бы на твое возвращение.
— Достаточно мудрая ставка. — Моаш подался вперед, держа руки на коленях. В этом туннеле шум людей снаружи казался далеким, хотя их разделяла всего лишь ткань.
— Парень, почему ты здесь? — спросил Гафф. — Чего хочешь?
— Я просто хочу стать тем, кем был.
— В этом столько же смысла, сколько в шквальном Буреотце, играющем на флейте. Но ты не первый, кто отправился на эти Равнины и вернулся не в себе. Совсем не первый. Это, шквал бы побрал Буреотца, шквальная правда.
— Меня пытались сломать. Клянусь Преисподней, и меня сломали. Но потом он меня собрал и сделал новым человеком. — Моаш помедлил. — А я от всего отказался.
— Ну да, ну да.
— Я всегда так делаю, — прошептал Моаш. — Гафф, почему мы так часто получаем что-то ценное, а потом вдруг начинаем это ненавидеть? Как будто своей чистотой оно напоминает, как мало мы его заслуживаем. Копье было в моих руках, и я проткнул им самого себя…
— Копье? — перебил Гафф. — Парень, так ты солдат, шквал тебя побери?
Моаш вздрогнул, посмотрел на него, а потом встал во весь рост и продемонстрировал свою форменную куртку без нашивки.
Гафф прищурился во тьме:
— Идем со мной.
Старый колесный мастер с трудом поднялся и положил свою деревяшку на табурет. Он повел Моаша, ковыляя, дальше по туннелю из ткани, и они вошли в огороженное пространство в дальнем углу бункера, которое больше походило на комнату. Здесь на поставленных рядом стульях сидели где-то с дюжину людей и вели разговор вполголоса.
Когда Гафф вошел, мужчина у двери схватил его за руку:
— Гафф? Ты должен быть на страже, дурень.
— Я на страже, шквальный ты засранец, — возмутился Гафф, выдергивая руку. — Светлость хотел узнать, не обнаружили ли мы солдат. Ну так вот, я обнаружил шквального солдата, так что иди ты в бурю.
Охранник обратил внимание на Моаша, потом его взгляд метнулся к плечу куртки.
— Дезертир?
Моаш кивнул. Это было правдой более чем в одном смысле.
— Что там еще? — Один из говоривших, высокий мужчина, встал. Что-то в его облике, лысой голове и покрое одежды…
— Дезертир, светлорд, — доложил охранник.
— С Расколотых равнин, — прибавил Гафф.
«Светлорд Паладар, — понял Моаш. — Родственник Вамы. Регент — человек, славившийся своей суровостью. В прошлом он едва не сравнял город с землей, изгнав многих темноглазых, у которых было право путешествовать. Ни один караван не проходил без того, чтобы кто-то не пожаловался на жадность и взяточничество Паладара».
— С Расколотых равнин, говоришь? — повторил Паладар. — Отлично. Расскажи-ка мне, дезертир, какие новости от великих князей? Они знают о моем бедственном положении? Могу я вскоре ожидать помощи?
«Они поставили его во главе», — осознал Моаш, заметив и других светлоглазых. Все были хорошо одеты — не в шелка, разумеется, но в аккуратно пошитую униформу. Отличные ботинки. В задней части этой комнаты имелось достаточно много провизии, в то время как остальные снаружи вынуждены браться за любую тяжелую работу.
У него родилась надежда… Но, разумеется, это глупо. Прибытие Приносящих пустоту не положило конец правлению светлоглазых; те несколько, которых Моаш увидел снаружи, были всего лишь жертвами. Темноглазые лизоблюды на периферии это подтверждали. Солдаты, охранники, несколько избранных купцов.
Чтоб они все провалились в Преисподнюю! Им дали шанс избавиться от светлоглазых, а они лишь с удвоенной силой стали выслуживаться! В тот момент в окружении ничтожеств, принадлежавших к тому же племени, что и он сам, Моаша озарило.
Он не сломлен. А вот все они — да. Все члены алетийского общества, светлоглазые и темноглазые. Может, все человечество.
— Ну? — требовательно спросил регент. — Говори!
Моаш молчал, ошеломленный. Он не был исключением из-за того, что всегда губил дарованный ему шанс. Люди вроде Каладина — вот это исключение! Очень-очень редкое исключение.
И те, кого он сейчас видел, это доказали. Не было никаких причин подчиняться светлоглазым. У них не было ни силы, ни власти. У людей был шанс, а они его бросили в крем.
— Светлорд, сдается мне, с ним что-то не так, — заметил охранник.
— Ага, — согласился Гафф. — Наверное, надо было предупредить: этот шквальный засранец, забери его буря, теперь с причудами.
— Тьфу! — воскликнул регент, указывая на Моаша. — Вышвырните его прочь. У нас нет времени на глупости, если мы хотим восстановить мой город. — Он ткнул пальцем в сторону Гаффа. — Кед, этого высечь — и поставь достойного охранника в следующий раз, а не то и тебе достанется!
Старый Гафф закричал, когда его схватили. Моаш только кивнул. Да. Ну конечно. Именно так они и должны были поступить.
Охранники взяли его под руки и потащили к стене палатки. Там они отвели в сторону ткань и выволокли его наружу. По пути им встретилась растерянная молодая женщина, которая пыталась поделить одну лепешку между тремя плачущими детьми. Наверное, их плач был слышен в палатке светлорда, где хлеб лежал кучами.
Охранники выкинули его обратно на «улицу», которая рассекала огромный бункер надвое. Велели держаться подальше, но Моаш едва расслышал. Он поднялся, отряхнулся и направился к третьему рабочему посту — тому, где набирали людей на тяжелый труд.
Там он вызвался добровольцем на самую трудную работу, какая была, — таскать фургоны с припасами для армии Приносящих пустоту.
46Когда умирает мечта
Ты ждал от нас чего-то еще? Нам нет нужды страдать из-за чужого вмешательства. Рейз в заточении, и нам нет дела до его тюрьмы.
Мостовик по имени Скар взбежал по одному из уклонов снаружи Уритиру, и его дыхание облачками пара зависало в холодном воздухе, пока он беззвучно считал шаги, чтобы сохранить концентрацию. Здесь, в Уритиру, воздух более разреженный, и оттого бегать было сложнее, хотя он по-настоящему заметил это лишь снаружи.