Неподалеку мужчина выбрался из схватки, ковыляя. Его глаза сгорели, когда вонзенный ему в спину осколочный клинок вышел из груди на три фута. Он упал лицом вниз, и за его глазами потянулись две струйки дыма.
— Далинар, нельзя служить двум богам одновременно, — заявил Вражда. — И поэтому я не могу ее оставить в покое. Вообще-то, я не могу оставить и Осколки Чести, хотя когда-то считал иначе. Я уже вижу, что все пошло не так. Как только ты меня освободишь, я займусь существенным преображением этого мира.
— Полагаешь, что сделаешь лучше? — Далинар глотнул воды, чтобы увлажнить рот, который пересох. — Дашь этой земле больше, чем другие? Ты, воплощение ненависти и боли?
— Мены называют Враждой, — согласился старик. — Достаточно хорошее имя. По нему видно, что со мной лучше не шутить. Но слово слишком ограниченно, чтобы описать меня, и тебе следует знать: оно не отображает всего, что я представляю.
— И что именно?
Бог взглянул на Далинара:
— Пыл, Далинар Холин. Я воплощение эмоций. Душа спренов и людей. Я похоть, радость, ненависть, гнев и ликование. Блаженство и порок. Я то, что делает людей людьми. Честь заботился только об узах. Не о смысле уз и клятв, а лишь о том, чтобы они соблюдались. Культивации нужно лишь преображение. Рост. Он может принести благо или вред — ей наплевать. Людская боль для нее ничто. Лишь я понимаю эту боль. Лишь мне есть до нее дело, Далинар.
«Я не верю, — подумал Далинар. — Я не могу в это поверить».
Старик вздохнул и с трудом поднялся:
— Сумей ты увидеть результат влияния Чести, не спешил бы называть меня богом гнева. Отдели эмоции от людей, и у тебя получатся существа вроде Нейла и его неболомов. Вот что Честь намеревался дать вам.
Далинар кивком указал на ужасное беспорядочное сражение на поле перед ними.
— Ты сказал, я ошибся по поводу того, что заставило Сияющих отказаться от клятв. В чем же причина на самом деле?
Вражда улыбнулся:
— В пыле, сын мой. В славном, чудесном пыле. В эмоциях. Они определяют людей — хотя по иронии судьбы вы плохие сосуды для них. Они наполняют вас до края и ломают, если только вы не находите того, с кем можно разделить бремя. — Он взглянул на умирающих людей. — Но можешь ли ты представить себе мир без эмоций? Нет. По крайней мере, я бы не хотел жить в таком мире. Спроси Культивацию, когда увидишься с ней в следующий раз. Спроси, чего она хочет для Рошара. Думаю, ты поймешь, что я лучший выбор.
— В следующий раз? — переспросил Далинар. — Я никогда с нею не виделся.
— Разумеется, виделся, — усмехнулся Вражда, поворачиваясь и направляясь прочь. — Только она украла твои воспоминания. Ее прикосновение — не тот способ, которым я бы помог тебе. Она украла часть тебя, и ты стал похож на слепца, который не может вспомнить, что когда-то был зрячим.
Далинар поднялся:
— Предлагаю тебе поединок защитников. Условия обсудим. Ты принимаешь вызов?
Вражда остановился и медленно повернулся:
— Далинар Холин, ты говоришь за весь мир? Ты предлагаешь это от имени всего Рошара?
Вот буря. Это так?
— Я…
— В любом случае я против. — Вражда выпрямился, и его улыбка сделался тревожно-проницательной. — Мне нет нужды идти на такой риск, ибо я знаю, Далинар Холин, что ты примешь правильное решение. Ты освободишь меня.
— Нет. — Далинар встал. — Вражда, ты не должен был открываться. Когда-то я тебя боялся, но проще бояться того, чего ты не понимаешь. Теперь я тебя видел и могу сражаться с тобой.
— Ты меня видел, значит? Любопытно.
Вражда снова улыбнулся.
Потом все стало белым. Далинар оказался стоящим на крупице небытия, которая была целым миром, и ему противостояло вечное, всепоглощающее пламя. Оно простиралось во всех направлениях, сперва красное, переходящее в оранжевый, который затем превращался в ослепительно-белый. Затем языки пламени каким-то образом прогорали до глубокой и злой черноты с фиолетовым отблеском.
Это было нечто настолько ужасное, что оно поглощало свет. При этом излучало жар. Неописуемое сияние, сильнейший жар и черное пламя, окрашенное фиолетовым снаружи.
Полыхающая.
Непреодолимая.
Сила.
Это был крик тысячи воинов на поле боя.
Это был момент самого чувственного прикосновения и экстаза.
Это была печаль потери, радость победы.
И это была ненависть. Глубокая пульсирующая ненависть, тяготеющая к тому, чтобы расплавить все на свете. Это был жар тысячи солнц, блаженство каждого поцелуя, жизнь всех людей, слитая воедино, определяемая всем, что они чувствовали.
Даже восприняв малую долю этого, Далинар ужаснулся. Это сделало его крошечным и слабым. Он знал, что, если попробует этот первозданный концентрированный жидкий черный огонь, в один миг превратится в ничто. Весь Рошар исчезнет, и от него не останется даже дыма, как от погашенной свечи.
Все поблекло. Далинар лежал на скале за пределами крепости Жарокамень, глядя вверх. Солнце над ним казалось тусклым и холодным. По сравнению с тем, что он видел, все выглядело замороженным.
Вражда опустился на колени рядом с ним и помог принять сидячее положение.
— Так-так. Это было чуток чересчур, верно? Я и забыл, до чего сильное впечатление могу производить. Вот, выпей.
Он вручил Далинару мех с водой.
Далинар посмотрел на него, сбитый с толку, а потом перевел взгляд на старика. В глазах Вражды мелькали отблески того фиолетово-черного пламени. Глубоко-глубоко внутри. Фигура, с которой разговаривал Далинар, была не богом, а всего лишь личиной, маской.
Если бы Далинару пришлось встретиться с истинной силой, стоящей за этими улыбчивыми глазами, он бы сошел с ума.
Вражда похлопал его по плечу:
— Далинар, отдохни чуток. Я оставлю тебя здесь. Расслабься. Это… — Он осекся и повернулся, нахмурившись. И будто что-то искал среди камней.
— Что? — спросил Далинар.
— Ничего. Просто разум дурит старика. — Он похлопал Далинара по плечу. — Мы еще поговорим, обещаю.
И исчез в один миг.
Далинар рухнул на спину, совершенно опустошенный. Вот буря. Это же просто…
Вот буря.
— Этот малый, — раздался девичий голос, — просто жуть.
Далинар пошевелился, с трудом сел. Из-за ближайших камней высунулась голова. Загорелая кожа, светлые глаза, длинные черные волосы, стройная фигурка.
— Я хочу сказать, старики все жуткие, — продолжила Крадунья. — Серьезно. Все такие морщинистые, и «Хочешь конфетку?», и «Ой, дай-ка я развлеку тебя скучной историей». Я знаю, что у них на уме. Они могут вести себя очень мило, но нельзя состариться и не разрушить кучу жизней. — Она перелезла через камни. В отличие от прошлого раза на ней была красивая азирская одежда, а не простые штаны и рубашка. Платье из плотной ткани и шапка, изукрашенные яркими узорами. — Даже по меркам стариков этот чрезвычайно жуткий, — негромко проговорила она. — Крепкий Зад, что это было за существо? От него не пахло настоящим человеком.
— Его называют Враждой, — объяснил изможденный Далинар. — И это с ним мы сражаемся.
— Хм. По сравнению с ним ты ничто.
— Э-э… спасибо.
Она кивнула, словно и впрямь сделала комплимент:
— Я поговорю с Гоксом. В этой вашей башне хорошая еда?
— Мы для тебя что-нибудь приготовим.
— Наплевать мне, что вы готовите. Что ешь ты сам? Что-то вкусное?
— Ну… наверное.
— Не сухой паек или какая-нибудь похожая ерунда, верно?
— Как правило, да.
— Отлично. — Она посмотрела на то место, где исчез Вражда, и заметно вздрогнула. — Мы придем в гости. — Помедлив, Крадунья ткнула его в плечо. — Не рассказывай Гоксу про эту тварь, Вражду, лады? У него и так достаточно стариканов, из-за которых стоит волноваться.
Далинар кивнул.
Странная девчонка исчезла, и через несколько мгновений видение наконец померкло.
ИнтерлюдииКаза — Таравангиан — Венли
И-4Каза
Корабль «Первые сны» рассек волну, вынудив Казу крепко ухватиться за снасти. Ее руки в перчатках уже болели, и каждый раз, когда накатывала новая волна, она была уверена, что вот-вот свалится за борт.
Она отказалась спуститься в трюм. Это ее судьба. Она больше не вещь, которую можно возить с места на место, хватит. Кроме того, темное небо — и внезапно разыгравшийся шторм, пусть даже плавание было легким еще час назад, — приводили в замешательство не больше, чем ее видения.
Другая волна обрушилась на палубу грохочущим потоком. Моряки метались из стороны в сторону и вопили — в основном это были наемные матросы из Стина, потому что ни одна команда в здравом уме не отправилась бы в такое путешествие. Капитан Вазрмеб вышагивал среди них, выкрикивал указания, в то время как рулевой Дроз не давал кораблю сбиться с курса. Навстречу шторму. Прямиком. Навстречу. Шторму.
Каза держалась крепко, но сказывался возраст — ее руки начали слабеть. Ее обдало ледяной водой, и капюшон упал, обнажив лицо — и его искаженную суть. Большинство матросов ничего не заметили, но ее визг привлек внимание Вазрмеба.
Капитан, единственный тайленец на борту, не очень-то соответствовал ее представлениям об этом народе. Она думала, что тайленцы — грузные коротышки в жилетах, торговцы с замысловатыми прическами, которые торгуются за каждую сферу. Но Вазрмеб был высоким, как алети, с достаточно длинными руками, чтобы обхватить любой валун, и достаточно крепкими мускулами, чтобы его поднять.
Сквозь грохот волн он заорал:
— Кто-нибудь, уведите духозаклинательницу в трюм!
— Нет! — крикнула она в ответ. — Я остаюсь.
— Я заплатил выкуп, достойный князя, — заявил он, решительно приближаясь, — не для того, чтобы ты вывалилась за борт!
— Я тебе не вещь, чтобы…
— Капитан! — окликнул матрос. — Капитан!!!
Они оба увидели, как корабль поднялся на гребень огромной волны, а потом наклонился, прежде чем упасть с другой стороны. Вот буря! Желудок Казы подкатил к самому горлу, и она почувствовала, как пальцы скользят по канатам.