Пузыри дыма раскачали шлюпку, и та почти перевернулась. Надо было предупредить гребцов. Моряки заворчали, но в соседней шлюпке капитан похвалил Казу.
Каза убрала еще два подводных рифа, прежде чем они достигли стены. Здесь похожие на копья скалы располагались так близко, что между ними едва ли можно было просунуть ладонь. Потребовались три попытки, чтобы подвести шлюпку достаточно близко, — стоило им достичь нужного места, как прихотливые волны утаскивали посудину прочь.
Наконец матросам удалось удержать шлюпку на месте. Каза протянула руку с духозаклинателем — в двух самосветах из трех почти закончился буресвет, они едва светились. Этого должно хватить.
Она прижала руку к штырю, а затем убедила его стать дымом. На этот раз получилось… легко. Духозаклинательница ощутила взрыв ветра, сопровождавший трансформацию, и ее душа заплакала от восторга при виде дыма, густого и сладкого. Она вдохнула его через дыру в щеке, а вот моряки закашлялись. Каза посмотрела на дым, который медленно уплывал прочь. Как здорово будет к нему присоединиться…
«Нет».
Сам остров вырисовывался позади дыры. Темный, как будто его камни сами перепачкались в дыму, с высокими скалами в центре. Они очень напоминали стены города.
Шлюпка Вазрмеба приблизилась к ее шлюпке, и тайленец перешел с борта на борт. Гребцы во второй лодке пустились в обратный путь.
— Что такое? — спросила она. — Почему твоя шлюпка уходит?
— Матросы сказали, что плохо себя чувствуют, — ответил капитан. Он чрезмерно побледнел или ей кажется? — Трусы. Что ж, от добычи они ничего не получат.
— Здесь самосветы попросту на земле валяются, — встрял Дроз. — Поколения большепанцирников приходили сюда умирать, оставляя сердца. Мы будем богатыми, очень богатыми людьми.
До той поры, пока тайна не раскроется.
Она заняла свое место на носу лодки, и гребцы направили три оставшиеся шлюпки сквозь зазор. Аймианцы знали про духозаклинателей. В былые времена именно сюда приходили, чтобы получить такое устройство. На древний остров Акина.
Если и существовал способ избежать смерти от устройства, которое Каза так любила, он должен найтись здесь.
Ее желудок снова взбунтовался, пока они гребли. Каза вытерпела это, хотя ей показалось, что она проваливается в другой мир. Это не океан под нею, а непрозрачное черное стекло. И два солнца в небе — к одному из них стремилась ее душа. Ее тень тянулась в неправильную сторону…
Хлюп!
Один из моряков соскользнул с лодки за борт. Каза ахнула, когда еще один повалился на бок и весло выпало из его пальцев.
— Капитан?
Она повернулась к тайленцу и обнаружила, что у него закрываются глаза. Он обмяк, потом рухнул без чувств и ударился затылком о скамью позади.
У остальных моряков дела шли не лучше. Две другие шлюпки пустились в бесцельный дрейф. Похоже, никто из матросов не остался в сознании.
«Моя судьба, — подумала Каза. — Мой выбор».
Она не вещь, которую возят с места на место и приказывают духозаклинать. Не инструмент! Она человек!
Отпихнув потерявшего сознание матроса, Каза сама взялась за весла. Это было нелегко. Она не привыкла к физическому труду, и ей было тяжело крепко держать весла. Пальцы растворились слишком сильно. Наверное, год-два жизни — это чересчур оптимистично.
И все-таки она гребла. Сражалась с волнами, пока не подошла достаточно близко, чтобы выпрыгнуть в воду и ощутить под ногами камень. Одежды раздулись вокруг нее, и Каза наконец-то сообразила проверить, жив ли Вазрмеб.
Никто из моряков в шлюпке не дышал, так что она позволила лодке уплыть прочь по волнам. В одиночку Каза сразилась с прибоем и в конце концов на четвереньках выползла на каменный берег острова.
Там рухнула без сил. Ей вдруг смертельно захотелось спать.
Каза проснулась, когда по камням возле нее прополз маленький кремлец странной формы: с большими крыльями и головой, которая делала его похожим на рубигончую. Его панцирь переливался десятками цветов.
Каза вспомнила: когда-то она собирала кремлецов, пришпиливая их к доскам, и твердила, что станет историком. Что же случилось с той девочкой?
«Она изменилась, потому что так было нужно». Ей дали духозаклинатель, который следовало всегда хранить в королевской семье. Ей дали бремя.
И вынесли смертный приговор.
Она пошевелилась, и кремлец шмыгнул прочь. Каза закашлялась и поползла к скалам. Это город? Темный каменный город? Она с трудом соображала, но все же заметила самосвет — большое неграненное светсердце среди выбеленных остатков панциря мертвого большепанцирника. Вазрмеб был прав.
Каза снова рухнула на подступах к скалам. Они выглядели большими, богато украшенными зданиями, покрытыми кремом.
— Ах… — раздался позади чей-то голос. — Мне стоило догадаться, что наркотик не подействует на тебя так быстро. Ты ведь уже почти не человек.
Каза перевернулась и обнаружила, что кто-то приближается, бесшумно ступая босыми ногами. Кок? Да, это была она — реши с татуированным лицом.
— Ты… — прохрипела Каза. — Ты нас отравила.
— Вас столько раз предупреждали не приходить сюда, — заявила реши с татуированным лицом. — Мне редко приходится охранять это место так… агрессивно. Люди не должны снова его открыть.
— Самосветы? — спросила Каза, делаясь все более сонной. — Или… что-то другое… что-то… более…
— Я не могу сказать, — ответила женщина, — даже для того, чтобы удовлетворить желание умирающей. Есть те, кто может вытащить секреты из твоей души, и ценой этому окажется конец миров. А теперь засыпай, духозаклинательница. Это самый милостивый конец, какой я могу даровать.
Женщина-кок начала напевать. Ее тело разваливалось на части. Она рассыпалась, превратившись в кучу чирикающих маленьких кремлецов, которые прыснули из ее одежды, и та упала кучкой на камни.
«Галлюцинация?» — подумала Каза, погружаясь в сон.
Она умирает. Что ж, в этом нет ничего нового.
Кремлецы начали щипать ее руку, снимая духозаклинатель. Нет… у нее еще осталось последнее дело.
Яростно вскрикнув, Каза прижала ладонь к камням и потребовала, чтобы те изменились. Когда камни превратились в дым, она взлетела вместе с ним.
Ее выбор.
Ее судьба.
И-5Таравангиан
Таравангиан расхаживал по своим комнатам в Уритиру, пока двое слуг Диаграммы накрывали на стол, а суетливый Дукар — глава королевских испытателей в нелепых одеяниях бурестражей с рядами глифов вдоль каждого шва — готовил задания, хотя ему не стоило утруждаться.
Сегодня, буря свидетельница, Таравангиан был гением.
То, как он думал, дышал и даже двигался, неявным образом говорило, что сегодня день интеллекта. Возможно, не такого блистательного, как тот единственный день трансцендентности, когда он создал Диаграмму, но король наконец-то чувствовал, что стал самим собой после стольких дней заточения в мавзолее собственной плоти, где его разум уподобился мастеру-живописцу, которому позволено только белить стены.
Когда стол был готов, Таравангиан оттолкнул в сторону безымянного слугу, сел, схватился за перо и принялся решать задачи — начав со второй страницы, потому что первая была слишком простой. Король стряхнул чернила в сторону Дукара, когда этот идиот начал возражать.
— Следующую страницу, — рявкнул Таравангиан. — Быстрее, быстрее. Дукар, не теряй время.
— Но вы все же должны…
— Да-да. Доказать, что я не идиот. В тот единственный день, когда я не пускаю слюни и не лежу в собственных экскрементах, ты тратишь мое время на этот идиотизм.
— Но вы же сами…
— Сам это придумал, да. Ирония в том, что ты позволяешь запретам, которые я установил, будучи идиотом, контролировать мое истинное «я», когда у него наконец-то появилась возможность проявиться.
— Вы не были идиотом, когда…
— Вот, — сказал Таравангиан, протягивая Дукару лист с решенными математическими задачами. — Сделано.
— Все, кроме последней, — заметил Дукар, беря лист осторожными пальцами. — Вы хотите попробовать решить и ее, или…
— Нет нужды. Я знаю, что не могу ее решить; очень плохо. Быстренько разберись с необходимыми формальностями. Я должен заняться делами.
Вошла Адротагия вместе с Сияющей Малатой, пыленосцем; их дружба крепла по мере того, как Адротагия старалась наладить эмоциональную связь с этим младшим членом Диаграммы, внезапно вознесенным на ее высший уровень. Этот взлет был предсказан самой Диаграммой. А значит, пыленосцы и правда станут орденом Сияющих, наиболее склонным к сотрудничеству, что вызывало у Таравангиана гордость — ведь обнаружить такую Сияющую, сумевшую связать себя со спреном, было во всех смыслах неожиданным достижением.
— Он умный, — доложил Дукар Мраллу. Телохранитель выносил окончательный ежедневный вердикт по поводу способностей Таравангиана — приводящая в ярость проверка, необходимая для того, чтобы его глупая ипостась ничего не испортила, однако она вызывала лишь слабое раздражение, когда король был таким, как сегодня.
Энергичным.
Бодрым.
Блистательным!
— Он почти достиг опасной границы, — сообщил Дукар.
— Вижу, — сказал Адротагия. — Варго, ты…
— Я чувствую себя отлично. Мы можем с этим покончить? Я в состоянии взаимодействовать и принимать политические решения, и никакие ограничители мне не нужны.
Дукар неохотно кивнул. Мралл выразил одобрение. Ну наконец-то!
— Принесите мне копию Диаграммы, — распорядился Таравангиан, пройдя мимо Адротагии. — И хочу музыку — что-то расслабляющее, но не слишком медленное. Уберите из комнат неважных людей, очистите спальню от мебели и не вздумайте мне мешать.
Чтобы все сделать, им понадобилось досадно много времени, почти полчаса, которые он провел на балконе, созерцая отведенное под сад пространство снаружи и спрашивая себя, насколько оно большое. Ему надо было все измерить…
— Ваше величество, комната готова, — известил Мралл.
— Спасибо, ускритичный мой, за дозволение пройти в собственную спальню. Соли нахлебался?