— Резкие черты лица? — предположил Каладин. — За словом в карман не лезет? Каким-то образом дурной и честный одновременно?
— Вижу, ты с ним знаком, — подтвердила Азур. — Он предупредил, чтобы мы духозаклинали только внутри комнаты, облицованной этим металлом. Судя по всему, он не дает крикунам нас обнаружить. К сожалению, он также мешает работе даль-перьев и не дает связаться с кем-то снаружи. Мы держим здесь бедняжку Ити и ее сестру, они трудятся не покладая рук, передавая друг другу духозаклинатель. Кормить целый город — это было бы непосильное задание для двух ревнительниц, но, по крайней мере, мы можем поддерживать армию сильной и делиться кое-какими излишками.
«Проклятие…» — подумал Каладин, изучая стены, подобные зеркалам. Все это никак не помогло бы ему применить свои силы, оставаясь невидимым для врага.
— Ну ладно, Благословенный Бурей, — обратилась к нему Азур. — Я поделилась с тобой нашими секретами. Теперь объясни мне, почему король рассчитывает, что один человек — пусть даже осколочник — спасет этот город.
— В Холинаре есть устройство, созданное в древности. Оно может немедленно транспортировать большие группы людей на огромные расстояния. — Он повернулся к Азур и остальным. — Холиновские войска ждут возможности присоединиться к нам здесь. Все, что нужно сделать, — это активировать устройство, но на это способны лишь несколько избранных.
Солдаты выглядели ошеломленными — все, кроме Азур, которая оживилась.
— Правда? Ты серьезно?
Каладин кивнул.
— Отлично! Давай заставим эту штуку работать! Где она находится?
Каладин тяжело вздохнул:
— Вот с этим-то как раз проблема…
82Девушка, которая не отступила
Несомненно, это приведет к концу войны, который нам пообещали Вестники.
Она забилась в темный угол и даже перестала понимать, где находится.
Какое-то время она была… всеми. Сотней лиц, сменяющих друг друга. Искала у них утешения. Ну хоть кто-то из них не должен был страдать.
Местные беженцы сбежали, называя ее спреном. Она осталась наедине с сотней лиц, в тишине, пока не иссяк буресвет.
Шаллан оказалась в одиночестве. К сожалению.
Темнота. Погасшая свеча. Оборвавшийся крик. Она ничего не видела, но разум подбрасывал ей образы.
Ее отец, чье лицо багровело, пока она его душила, напевая колыбельную.
Ее мать — труп с выжженными глазами.
Тин, которую проткнул насквозь Узор.
Кабзал на полу, сотрясаемый конвульсиями от яда.
Ялб, неугомонный матрос с «Услады ветра», утонувший в морских глубинах.
Безымянный возница, которого прикончили Духокровники.
И теперь Грунд с проломленной головой.
Вуаль пыталась помочь этим людям, но смогла лишь ухудшить их жизнь. Ложь, которой была Вуаль, внезапно проявилась. Она не жила на улицах и не знала, как помогать людям. Лишь притворялась, что обладает таким опытом.
Вуаль всегда неосознанно считала, что Шаллан может справиться только с большой картиной, Приносящими пустоту и Несотворенными. Теперь ей пришлось признать правду: она понятия не имела, что делать. И самое главное — не могла добраться до врат. Их охранял древний спрен, который мог проникнуть в ее мозг.
Весь город зависел от нее, но она даже не смогла спасти маленького нищего мальчика. Пока Шаллан лежала, свернувшись на полу, смерть Грунда представлялась тенью всего остального, воплощением ее благих намерений, которые обратились высокомерием.
Куда бы она ни ступила, за нею следовала смерть. Каждое новое лицо было ложью, которая пыталась это остановить.
А можно хоть разок превратиться в человека, которому не больно?
Свет породил тени, длинные и изящные. Она моргнула, на миг застыв. Сколько времени прошло с той поры, как Шаллан видела свет? В общую комнату за ее каморкой кто-то вошел. Она все еще в длинной комнатушке, где раньше жила Мури.
Девушка тихонько шмыгнула носом.
Пришедший приблизился к ее двери, неся с собой свет, а потом осторожно вошел и сел напротив, прислонившись к стене. Комната была достаточно узкой для того, чтобы его ноги, вытянутые поперек пола, коснулись стены рядом с нею. Сама она прижала колени к груди и уперлась в них лбом.
Шут не заговорил. Он положил сферу на пол и позволил Шаллан молчать.
— Мне следовало быть осторожнее, — наконец прошептала она.
— Возможно, — согласился Шут.
— Раздать так много еды — заведомо привлечь хищников. Глупо. Я должна была сосредоточиться на Клятвенных вратах.
— Опять же возможно.
— Шут, это так трудно. Когда я надеваю лицо Вуали, мне… мне приходится мыслить, как она. Видеть общую перспективу становится трудно, когда она берет верх. А я хочу, чтобы она была главной, потому что она — это не я.
— С теми, кто убил ребенка, разобрались.
Шаллан подняла голову и уставилась на него.
— Когда некоторые люди на рынке узнали о случившемся, — продолжил Шут, — они наконец-то организовали милицию, про которую давно говорили. Они загнали Кулаков в угол, заставили выдать убийцу и рассеяться. Прости, что не принял меры раньше; я отвлекся на другие задачи. Ты будешь рада узнать, что часть еды, которую ты отдала, все еще была в их логове.
— А это стоило жизни мальчика? — прошептала Шаллан.
— Не могу судить о ценности жизни. Не осмелюсь даже пытаться.
— Мури сказала, было бы лучше, если бы я умерла.
— Раз уж мне не хватает опыта, чтобы судить о ценности жизни, я искренне сомневаюсь, что эта женщина каким-то образом им обзавелась. Ты пыталась помочь людям на рынке. Ты в основном потерпела неудачу. Такова жизнь. Чем дольше живешь, тем больше неудач. Неудачи — признак того, что ты жил как следует. В свою очередь, единственный способ не сталкиваться с неудачами — это быть бесполезным для всех. Поверь мне, я это пробовал.
Она шмыгнула носом и отвернулась.
— Мне приходится становиться Вуалью, чтобы сбежать от воспоминаний, но у меня нет опыта, которым она якобы обладает. Я не прожила ее жизнь.
— Нет, — мягко подтвердил Шут. — Твоя жизнь была куда суровей, верно?
— И все же каким-то образом она оказалась наивной. — Шаллан судорожно вздохнула. Надо это прекратить. Необходимо покончить с истерикой и отправиться назад, в портновскую мастерскую.
Она сможет. Запихнет все случившееся в дальний угол памяти, где уже хранится то, на что ей не хочется обращать внимание. Пусть гноится там все разом.
Шут прислонился к стене:
— Ты знаешь историю о девушке, которая посмотрела вверх?
Шаллан не ответила.
— Это очень-очень древняя история, — начал Шут. Он сложил ладони вокруг сферы на полу. — В те времена все было по-другому. От бурь людей защищала стена, но никто не обращал на нее внимания. И лишь одна девушка как-то раз посмотрела вверх и задумалась.
— Зачем нужна стена? — прошептала Шаллан.
— А, так ты все же ее знаешь? Хорошо. — Он наклонился и подул на кремную пыль на полу. Она заклубилась, образовав фигуру девушки. На миг показалось, что та стоит у стены, но потом все рассыпалось и снова превратилось в пыль. Шут попытался опять, и кружащийся образ на этот раз оказался чуть выше, но опять рассыпался.
— Ты мне не поможешь? — спросил Шут и подтолкнул мешочек со сферами к Шаллан.
Она вздохнула и втянула буресвет из мешочка. Тот начал бушевать внутри, требуя, чтобы его использовали, поэтому Шаллан встала и выдохнула, вплетая его в иллюзию, которую уже однажды сотворила. Идиллическая деревня и молодая девушка — стоит и смотрит вверх, на невозможно высокую стену в отдалении.
Иллюзия заставила комнату «исчезнуть». Шаллан каким-то образом окрасила стены и потолок именно в те оттенки, которые позволили им слиться с пейзажем, стать его частью. Она не сделала их невидимыми — просто прикрыла так, что казалось, будто они с Шутом очутились в другом месте.
Такое… такое у нее раньше не получалось. Но разве это она на самом деле сделала? Шаллан покачала головой и подошла к девушке в длинном шарфе.
Шут встал с другой стороны от героини.
— Хм… — протянул он. — Неплохо. Но недостаточно темно.
— Что?
— Я думал, ты знаешь эту историю. — Шут взмахнул пальцами. Цвет и свет утекли из ее иллюзии, и они оказались посреди ночной темноты, озаренной лишь тускловатыми созвездиями. Стена перед ними выглядела огромным пятном. — В те времена света не было…
— Не было света…
— Разумеется, даже без света людям все равно надо было жить, верно? Это их главное занятие. Спешу предположить, что это первое, чему они учатся. Итак, люди жили во тьме, занимались фермерством во тьме, ели во тьме. — Он взмахом руки указал себе за спину. — Жители деревни, спотыкаясь, на ощупь занимались разными делами, с трудом видя хоть что-то при свете звезд.
В этом контексте, хоть он и казался странным, кое-какие части истории обрели смысл. Когда девушка начала расспрашивать людей, зачем нужна эта стена, они, разумеется, с легкостью ее проигнорировали.
Иллюзия последовала словам Шута, и девушка в шарфе спросила нескольких односельчан о стене. «Не ходи за стену, или умрешь».
— И потому, — продолжил Шут, — она решила, что единственный способ отыскать ответы — это забраться на стену самой. — Он посмотрел на Шаллан. — Она была глупая или отважная?
— Откуда мне знать?
— Неправильный ответ. Она была и той и другой.
— Это не было глупым поступком. Если бы никто не задавал вопросы, мы бы ничему не научились.
— А как же мудрость старейшин?
— Они не объяснили, почему ей не надо расспрашивать о стене! Ни аргументов, ни оправдания. Есть разница между тем, чтобы прислушиваться к старейшинам и просто бояться, как все остальные.
Шут улыбнулся, и сфера в руке осветила его лицо.
— А правда забавно, что многие наши истории начинаются одинаково, но заканчиваются по-разному? В половине дитя игнорирует родителей, уходит в леса, и его там съедают. В другой — оно находит великие чудеса. Как-то маловато рассказывают о детях, которые говорят: «Да, я не пойду в лес. Как хорошо, что родители предупредили меня о чудовищах, которые там обитают».