— Да, — прошептал Таравангиан. — Но сильнее пугают те моменты, когда я понимаю, что не тот, кем сам себя считаю.
В рубине кружился буресвет. Клубился в ловушке, в тюрьме.
— Мы говорили как-то раз о правителе, который оказался перед выбором: повесить невиновного либо освободить трех убийц.
— Я помню.
— Как можно жить после такого решения? Особенно если в конце концов обнаружится, что оно было неправильным?
— Это и есть жертва, не так ли? — тихо заметил Таравангиан. — Кому-то придется нести ответственность. Кого-то она будет угнетать и разрушать. Кто-то должен запятнать свою душу, чтобы другие смогли жить.
— Но ты хороший правитель, Таравангиан. Ты не прокладывал дорогу к трону с помощью убийств.
— А это имеет значение? Один человек, осужденный несправедливо? Одно убийство в переулке, которое могла бы предотвратить надлежащим образом организованная полиция? Бремя за кровь невинных должно на ком-то лежать. Я жертва. Мы оба, Далинар, жертвы. Общество предоставляет нам возможность тащиться сквозь грязную воду, чтобы остальные смогли сохранить чистоту. — Он закрыл глаза. — Кто-то должен упасть, чтобы другие выстояли.
Слова походили на те, что Далинар говорил — и в которые верил — на протяжении многих лет. Но в версии Таравангиана они звучали искаженно, без надежды или жизни.
Далинар ощущал себя одеревенелым и старым. Они долго молчали, пока другие не зашевелились. Далинар встал, обеспокоенный.
Даль-перо заработало. Навани ахнула, прижав защищенную руку к губам. Тешав побледнела, а Мэй Аладар рухнула на кушетку с таким видом, словно ее тошнило.
Даль-перо резко остановилось, упало и покатилось по странице.
— Что? — требовательно спросил Далинар. — Что там написано?
Навани посмотрела на него и отвела взгляд. Далинар переглянулся с генералом Халом, потом — с Аладаром.
Ужас окутал его, словно плащ.
«Кровь моих отцов…»
— Что там написано? — взмолился он.
— Далинар, с-столица пала, — прошептала Навани. — Ревнитель сообщает, что Приносящие пустоту захватили дворец. Он… он прервался после пары фраз. Похоже, его нашли, и… — Она зажмурилась.
— Светлорд, отряд, который вы послали, — продолжила Тешав, — похоже, потерпел неудачу. — Она сглотнула. — Остатки Стенной стражи захвачены и заключены в тюрьму. Город пал. Никто не знает, что случилось с королем, принцем Адолином или Сияющими. Светлорд… на этом сообщение обрывается.
Далинар снова рухнул в кресло.
— Всемогущий в небесах, — прошептал Таравангиан, в чьих серых глазах отражалось свечение обогревающего фабриаля. — Далинар, мне очень, очень жаль.
87Это место
Спокойной ночи, дорогой Уритиру. Спокойной ночи, милый Сородич. Спокойной ночи, Сияющие.
Контрольное здание Клятвенных врат трясло, как будто в него врезался валун. Адолин споткнулся, а затем упал на колени.
За тряской последовали отчетливый скрежет и ослепительная вспышка.
Его желудок кувыркнулся.
Он провалился в пустоту.
Где-то поблизости закричала Шаллан.
Адолин ударился о твердую поверхность, и удар был настолько сокрушительным, что он откатился в сторону, а потом и вовсе рухнул с края белокаменной платформы.
Принц упал на что-то податливое. Вода? Нет, ощущения не те. Он извернулся и увидел, что его окружают… бусины. Тысячи и тысячи бусин, по размеру меньше, чем сфера с буресветом.
Адолин задергался и запаниковал, чувствуя, что тонет. Он умирает! Он умрет, задохнется в этом море бесконечных бусин. Он…
Кто-то схватил его за руку. Азур вытащила его и помогла забраться на платформу; бусины скатывались с его одежды. Он закашлялся, словно чуть не захлебнулся, хотя ему в рот угодило всего лишь несколько бусин.
«Буреотец!» — Адолин застонал, озираясь. Небо над головой было неправильным. Черным как смола и покрытым странными облаками, которые как будто уходили в бесконечность, как дороги в вышине. Они вели к маленькому, далекому солнцу.
Океан бусин простирался во всех направлениях, и над ними витали крошечные огни — тысячи и тысячи, словно пламя свечей. Подошла Шаллан, опустилась рядом с ним на колени. Неподалеку вставал Каладин, отряхиваясь. Эта круглая каменная платформа была словно остров посреди океана бусин, формой приблизительно напоминая контрольное здание.
Над ними словно часовые парили два огромных спрена — они выглядели увеличенными версиями людей ростом футов в тридцать. Один был непроницаемо-черного цвета, другой — красного. Адолин сперва принял их за статуи, но их одежда трепетала на ветру, а потом они пошевелились, и один обратил взгляд на людей внизу.
— О, это плохо, — прошептал кто-то рядом. — Это очень, очень плохо.
Адолин огляделся и обнаружил говорившего: существо в жестком черном костюме, который каким-то образом казался сделанным из камня. Вместо головы у него был шар, полный беспокойных, меняющихся линий, углов и невозможных фигур.
Принц вскочил и попятился. Он едва не столкнулся с девушкой с синевато-белой кожей, бледной как снег, в тонком платье, трепетавшим на ветру. Рядом с нею стоял другой спрен в женском обличье, с пепельно-коричневым лицом, которое казалось сделанным из туго сплетенных шнуров толщиной с волос. Существо носило лохмотья, и у него были выцарапаны глаза — как у картины, которую кто-то испортил ножом.
Адолин огляделся, считая. Больше на платформе никого не было. Два огромных спрена в небе и три маленьких внизу. Адолин, Шаллан, Каладин и Азур.
Похоже, Клятвенные врата перенесли только тех, кто был внутри контрольного здания. Но… куда?
Азур посмотрела на небо.
— Проклятие, — тихо сказала она. — Я ненавижу это место.
ИнтерлюдииВенли — Мем — Шелер
И-7Посланница
Великая миссия, которую Вражда придумал для Венли, заключалась в том, что ей пришлось выйти на сцену.
— Затем люди развязали против нас войну на уничтожение, — поведала она собравшейся толпе. — Моя сестра пыталась вести переговоры, объяснить, что мы не виноваты в убийстве их короля. Они не хотели слушать. Они видели в нас только рабов.
Фургон, на котором она стояла, не был особенно впечатляющим помостом, но хотя бы выглядел лучше, чем куча ящиков, которые она использовала в предыдущем городе. По крайней мере, ее новая форма — форма посланницы — была самой высокой, которую она когда-либо носила. Такая форма силы наделила Венли странными способностями, в первую очередь говорить на всех языках и понимать их.
Это сделало ее идеальной кандидатурой для обучения толп алетийских паршунов.
— Они годами боролись, чтобы истребить нас, — говорила она в ритме повеления. — Им были ненавистны рабы, которые могут думать и сопротивляться. Они старались сокрушить нас, чтобы мы не вдохновили народ на революцию!
На коже паршунов, собравшихся вокруг фургона, красовались узоры из грубых линий — черные или белые на красном. Бело-красные завитки самой Венли выглядели куда изящнее.
Она продолжила, с триумфом говоря в ритме повеления, излагая этим людям — как уже многим до них — свою историю. Точнее, версию, одобренную Враждой.
Венли поведала им о том, что лично открыла новую разновидность спренов, узы с которыми создали форму, способную призвать Бурю бурь. В этой истории не упоминалось о том, что бо́льшую часть работы выполнил Улим, раскрыв ей секреты буреформы. Вражда явно хотел представить слушателей героями, а Венли — их храброй предводительницей. Слушатели должны были лечь в основу его растущей империи: последние из старого поколения, кто отважно сражался против алети, а потом пожертвовал собой, чтобы освободить из рабства братьев и сестер.
История навязчиво повторяла, что народ Венли ныне истреблен и она осталась одна.
Бывшие рабы слушали, захваченные ее повествованием. Она рассказывала хорошо; а как иначе, если за последние недели ей пришлось повторять эту историю много раз. Завершила она призывом к действию, как и было велено.
— Мой народ ушел, присоединился к вечным песням Рошара, — заявила она. — Теперь наступило ваше время. Мы называли себя слушателями из-за песен, которые слышали. Они ваше наследие, но вы должны не просто слушать, а петь. Примите ритмы ваших предков и создайте здесь свое государство! Вы должны трудиться. Не на рабовладельцев, которые некогда лишили вас разума, но ради будущего, ради ваших детей! И ради нас. Тех, кто умер, чтобы вы могли существовать.
Они ответили ей радостными возгласами в ритме возбуждения. Это было приятно, пусть ритм и был из самых примитивных. Венли теперь слышала кое-что получше: новые, мощные ритмы, которые сопровождали формы силы.
И все же… старые ритмы кое-что в ней пробудили. Воспоминание. Она коснулась мешочка на поясе.
«Они ведут себя так похоже на алети», — пришло ей в голову. Люди казались… суровыми. Сердитыми. Вечно с эмоциями напоказ, пленники собственных чувств. Эти бывшие рабы выглядели такими же. Даже их шутки были алетийскими и нередко болезненными для близких.
Когда ее речь завершилась, незнакомый спрен пустоты вынудил паршунов снова приняться за работу. Венли успела понять, что среди приверженцев Вражды существует иерархия из трех уровней. Обычные певцы: они носили простые формы, которые использовал народ Венли. Затем те, кого называли Царственными, вроде нее: их отличали формы силы, созданные посредством уз с определенной разновидностью спренов пустоты. И на вершине находились Сплавленные; впрочем, спренов вроде Улима и остальных она не могла связать ни с какой из этих групп. Они явно превосходили обычных певцов, но как быть с Царственными?
Венли не видела в этом городе человеков; их всех поймали или изгнали. Она подслушала разговор Сплавленных и узнала, что в Западном Алеткаре армии человеков все еще сражаются, но восточная часть полностью перешла под контроль певцов, — прекрасно, если учесть, как сильно человеки превосходили певцов количеством. Крах алети отчасти был связан с Бурей бурь, отчасти — с прибытием Сплавленных и еще отчасти с тем, что алети завербовали всех боеспособных людей и отправили воевать в другие края.