— И если я это сделаю, вы меня не убьете?
— Нет, но это не так просто, как ты думаешь. Я попробовал сам, так что могу говорить с уверенностью.
Сумасшедшие гердазийцы.
— Я выбираю свинью.
— Как пожелаешь. — Генерал поднял кандалы и протянул офицеру.
— Я думал, с этими точно ничего не получится, — сказал офицер. — Торговец утверждал, будто их изготовили лучшие слесари Тайлена.
— Джероно, не имеет значения, насколько хорош замок, — ответил генерал с ухмылкой. — Манжеты-то свободные.
До чего нелепый человечишко — рот слишком широкий, нос плоский, зуба нет. Да уж, великий лорд Амарам бы…
Кто-то дернул цепи, вынудив Шелера подняться на ноги. Его поволокли через лагерь гердазийских солдат на алетийской границе. Здесь было больше беженцев, чем настоящих бойцов! Шелер с одной ротой разгромил бы все это «войско».
Невыносимые похитители провели его вниз по склону, мимо скал, к берегу. Солдаты и беженцы собрались наверху, издевательски крича и обзывая его. Ясное дело, гердазийский генерал был слишком испуган, чтобы на самом деле убить офицера алети. Так что они его унизят, заставив сражаться со свиньей. Посмеются от души и отправят его восвояси, страдать.
Идиоты. Он вернется с армией.
Один солдат пристегнул цепь Шелера к металлическому кольцу на камнях. Другой приблизился с кувшином масла. Его налили Шелеру на голову; он стал отплевываться, когда жидкость потекла по лицу.
— Это что за вонь?!
Наверху раздалось пение рога.
— Я бы пожелал тебе удачи, — сообщил Шелеру гердазийский солдат, когда его напарник убежал прочь, — но поставил три марки на то, что ты не продержишься и минуты. Но все же кто знает. Когда генерала здесь приковали, он освободился быстрее.
Что-то взволновало океанскую гладь.
— Впрочем, — заметил солдат, — генералу такое нравится. Он у нас со странностями.
И он бросился обратно вверх по берегу, оставив Шелера, прикованного и облитого вонючим маслом, смотреть разинув рот на огромную клешню, которая высунулась из воды.
«Свинья», похоже, была скорее прозвищем.
И-11Ее награда
Спрен — она назвала малышку Тимбре — облетел комнату, заглянув в каждый угол и темный закуток, как делал всякий раз, когда Венли выпускала его из сумочки.
Прошло несколько дней после прибытия Венли в Холинар. Как и предупреждал Рин, здесь ей пришлось по-настоящему потрудиться. Венли теперь выступала по десять раз в день ежедневно перед группами певцов, которых для этой цели специально выводили из города. Ей самой не разрешали входить в Холинар. Ее держали в этом буревом убежище, которое называли «приютом отшельников».
Венли загудела в ритме злости, прислонившись к окну, раздраженная своей неволей. Даже окно обустроили — вырезали осколочным клинком и навесили крепкие буревые ставни — только после ее многочисленных просьб. Город снаружи взывал к ней. Величественные стены, красивые здания. Он напоминал Нарак… который, собственно, ее народ не строил. Живя там, слушатели пользовались трудами древних человеков, так же как современные человеки делали с порабощенными певцами.
Тимбре подлетела к ней и зависла возле окна, словно собираясь тайком выбраться наружу и осмотреться.
— Нет, — сказала Венли.
Тимбре забилась в ритме решимости и чуточку продвинулась вперед.
— Оставайся внутри, — заявила Венли в ритме повеления. — Они ищут спренов вроде тебя. Описания твоего вида и прочих распространили по всему городу.
Маленький спрен отодвинулся от окна, пульсируя в ритме раздражения, а потом завис рядом с Венли.
Она уронила голову на руки и прошептала:
— Я чувствую себя какой-то реликвией. И уже похожа на заброшенные руины почти забытых дней. Уж не из-за тебя ли? Эти чувства приходят, лишь когда я тебя выпускаю.
Тимбре принялась пульсировать в ритме умиротворения. Когда Венли его услышала, что-то зашевелилось глубоко внутри ее: спрен пустоты, который жил в ее светсердце. Этот спрен не мог мыслить, в отличие от Улима или высших спренов пустоты. Он был существом эмоций и животных инстинктов, но связь с ним даровала Венли ее форму силы.
У нее появилось много вопросов. Столь многие из Сплавленных явно были не в своем уме; возможно, ненормально долгие жизни оказались тяжким бременем для их духа. А не понадобятся ли Вражде новые предводители для его народа? Если она докажет, на что способна, сможет ли претендовать на место среди них?
Новые Сплавленные. Новые… боги?
Эшонай всегда переживала из-за того, что Венли стремится к власти, и предупреждала сестру, чтобы та держала свои амбиции в узде. Даже Демид время от времени тревожился из-за нее. А теперь… теперь они все мертвы.
Тимбре забилась в ритме умиротворения, потом — мольбы и снова умиротворения.
— Я не могу, — отказалась Венли в ритме скорби. — Не могу.
Мольба. Настойчивее. Ритм утраты, воспоминаний и снова мольбы.
— Я не та, — проговорила Венли в ритме досады. — Тимбре, я не могу этого сделать. Я не могу ему противиться.
Мольба.
— Я же сама все сделала! — воскликнула она в ритме ярости. — Разве ты не понимаешь? Я та, из-за кого все это случилось. Не надо меня умолять!
Спрен уменьшилась, ее свет потускнел. Но она все равно пульсировала в ритме решимости. Ну и дура. Венли прижала руку к голове. Почему… она не злится из-за того, что случилось с Демидом, Эшонай и остальными? Неужели у нее и впрямь были мысли о том, чтобы присоединиться к Сплавленным? Эти чудовища настаивали, что ее народ уничтожен, и отвергали вопросы о том, что случилось с тысячами слушателей, которые пережили битву при Нараке. Неужели они… неужели их всех превратили в Сплавленных? Может, Венли стоит подумать об этом, а не о своих амбициях?
«Венли, форма меняет то, как ты думаешь». Все об этом знали. Эшонай неустанно читала нотации о том, что не следует позволять форме руководить своими действиями: «Контролируйте форму, не давайте ей контролировать вас».
Но Эшонай была примером для всех. Генерал, героиня. Сестра выполнила свой долг.
А Венли всегда хотела только власти.
Тимбре внезапно испустила вспышку света и умчалась под кровать, испуганная.
— А-а, — протянула Венли в ритме скорби, посмотрев на быстро темнеющее небо. Буря бурь. Она приходила примерно каждые девять дней, и это была вторая после того, как Венли прибыла в Холинар. — Вот почему вечером ко мне никого не привели.
Она скрестила руки на груди, перевела дух и загудела в ритме решимости, а потом забылась и неосознанно перешла на ритм разрушения. Окно не закрыла. Спрену внутри это не нравилось. Взамен Венли зажмурилась и стала слушать гром. Сквозь веки просвечивали молнии, красные и ослепительные. Спрен внутри ее нетерпеливо кувыркнулся, почувствовав их, и она поддалась волнению, ритм разрушения усилился.
Может, ее народа больше нет, но эта… эта сила того стоила. Как же она может ее не принять?
Как ты можешь быть двумя личностями одновременно? — Она как будто услышала голос Эшонай. — Как долго ты будешь колебаться?
Ударила буря, ветер ворвался в окно, приподнял ее… и она очутилась в подобии видения. Здание исчезло, ее швыряло туда-сюда внутри бури, но она знала, что не пострадает.
В конце концов Венли упала на что-то твердое. Загудела в ритме разрушения и открыла глаза: она стояла на платформе, подвешенной высоко в небе, далеко от Рошара, что сине-коричневым шаром переливался внизу. А позади нее — густая, черная пустота, а посреди нее виднелась лишь крошечная искорка, которая могла быть единственной звездой.
Эта желто-белая звезда с невероятной скоростью надвигалась на Венли, набухая, разрастаясь, пока не окружила ее немыслимым пламенем. Венли чувствовала, как ее кожа плавится, плоть горит.
Ты рассказываешь историю недостаточно хорошо, — объявил голос Вражды на древнем языке. — Ты проявляешь нетерпение. Сплавленные сообщили мне об этом. Изменись, или будешь уничтожена.
— Д-да… господь. — Заговорив, она сожгла язык. Венли ослепла; пламя отняло ее глаза. Боль. Мука. Но она не могла им отдаться, потому что бог перед нею требовал всего ее внимания. Боль от поглощения ее тела была ничем по сравнению с ним.
Ты моя. Помни об этом.
Она полностью испарилась.
И очнулась на полу в бункере, с пальцами в крови — она снова царапала камень. Грохот бури отдалился; она закончилась не один час назад. Неужели Венли все это время пылала в видении?
Она крепко зажмурилась, дрожа. Кожа тает, глаза и язык сгорают…
Из этого состояния ее вытянул ритм умиротворения, и она знала: Тимбре зависла рядом. Венли перевернулась, застонав, все еще не открывая глаз, а потом попыталась отыскать умиротворение в собственном разуме.
Не нашла. Присутствие Вражды было слишком свежо; спрен внутри ее гудел в ритме страстного желания.
— Я не смогу этого сделать, — прошептала она в ритме осмеяния. — Тебе досталась не та сестра.
Неправильная сестра умерла. Неправильная сестра выжила.
Венли замыслила вернуть богов.
И вот ее награда.
Часть четвертаяДерзайте! Воспойте начала!Адолин — Шаллан — Каладин — Далинар — Навани — Сзет — Таравангиан — Венли
88Голоса
Гавилар начал стареть.
Далинар стоял в дальнем углу королевских покоев, слушая вполуха. Брат беседовал с наследниками великих князей, придерживаясь безопасных тем вроде планов по обустройству Холинара.
«Он выглядит таким старым, — подумал Далинар. — Поседел раньше времени. Нужно взбодрить его». Может, охотой?
Черному Шипу не нужно было участвовать в собрании; его работа заключалась в том, чтобы пугать присутствующих. Время от времени кто-нибудь из молодых людей поглядывал в дальний угол и видел там грозного полководца, который наблюдал за ними из теней.
А сам он различал в их глазах отражение пожаров и слышал на задворках памяти детский плач.