— Закон должен проистекать откуда-то, — вмешался еще один учитель-неболом. — Ты не произнесешь такой клятвы, так что не думай о ней слишком много. Первых трех достаточно для большинства неболомов. Я достиг Третьего Идеала, а Четвертый произнес только через двадцать лет.
Когда больше никто не задал вопросов, опытные неболомы начали сплетать претендентов, поднимая их в воздух.
— Что происходит? — спросил Сзет.
— Мы перенесем вас туда, где пройдет испытание, — объяснила Ки, — поскольку вы не сможете сами двигаться с помощью буресвета, пока не произнесете Второй Идеал.
— Надо ли мне отправляться туда вместе с этими юнцами? — уточнил Сзет. — Нин относился ко мне иначе.
Вестник взял его с собой в Ташикк, где они выслеживали связывателей потоков из других орденов. Бессердечные действия, которые, как объяснил Нин, должны были предотвратить Опустошение.
Только вот не сложилось. Возвращение Бури бурь убедило Нина в ошибочности своих взглядов, и Вестник оставил Сзета в Ташикке. Шинец провел там не одну неделю, пока Нин не вернулся за ним. Вестник оставил Сзета здесь, в крепости, и снова исчез в небе — на этот раз «в поисках наставлений».
— Вестник сперва думал, что ты можешь перейти сразу к Третьему Идеалу из-за своего прошлого, — согласилась Ки. — Но его здесь больше нет, а нам откуда знать? Тебе придется пройти тем же путем, что и остальные.
Сзет кивнул: ну ладно.
— Больше никаких жалоб? — спросила Ки.
— Таков порядок, — ответил он. — И вы всё хорошо объяснили. С чего мне жаловаться?
Остальным его ответ, похоже, понравился, и сама Ки подняла его в небо плетением. На миг он ощутил свободу полета — и вспомнил о том, как давным-давно впервые взял в руки Клинок Чести. До того, как стал неправедником.
«Нет. Ты никогда не был неправедником. Помни об этом».
Кроме того, он не управлял этим полетом по-настоящему. Сзет падал, только то было обратное падение — вверх, — пока другой неболом не поймал его и не сплел с землей, в противовес первому плетению и вынуждая Сзета зависнуть.
Два неболома взяли его под мышки, и вся группа полетела. Сзет не мог себе представить, чтобы они делали такое в прошлом: ведь неболомы так долго скрывались от всех. Но теперь, похоже, секретность их не заботила.
Мне нравится здесь, в вышине, — заявил меч. — Отсюда все видно.
— Ты правда можешь видеть, меч-ними?
Не как человек. Ты видишь самые разные вещи, но польза от меня в их число, увы, не входит.
91Почему он оцепенел
Следует отметить, что хотя им приписывают личностные качества и мотивы, я убеждена, что Несотворенные все-таки были спренами. То есть они были в той же степени проявлениями концепций или божественных сил, что и личностями.
Каладин вспомнил, как в армии Амарама очищал пол бункера от крема.
Звук долота по камню напоминал о матери. Он стоял на карачках, к коленям привязаны подушечки, и счищал крем, который просачивался через щели под дверями или попадал в помещение на подошвах и создавал на гладком полу неровную корку. Кэл бы и не подумал, что солдат заботит неровность пола. Разве ему не следует точить копье или… что-нибудь смазывать?
Что ж, опыт показывал, что солдаты мало времени занимались «солдатскими» делами. Вместо этого они тратили уйму времени на ходьбу и ожидание или — в его случае — выслушивание криков из-за того, что он ходил или ждал не там, где надо. Кэл вздохнул, продолжая трудиться, нанося плавные удары, как его научила мать. Нужно подцепить слой крема и пихнуть. Можно снимать его плоскими кусками шириной в дюйм или больше. Намного легче, чем скалывать ударами сверху.
Тень затмила дверной проем, и Кэл бросил взгляд через плечо, а потом еще сильнее пригнулся к полу. «Отлично…»
Сержант Таккс подошел к одной из коек и сел; доски застонали под его весом. Он был моложе других сержантов, а черты его лица казались… какими-то неправильными. Может, все дело в низком росте или впалых щеках.
— У тебя хорошо получается, — заметил Таккс.
Каладин продолжал молча работать.
— Кэл, не горюй так. Нет ничего необычного в том, что новый рекрут цепенеет. Буря свидетельница, люди частенько застывают столбом в настоящем бою, не говоря уже о тренировочном.
— Если это так распространено, — пробормотал Кэл, — почему меня наказывают?
— Как? Небольшой уборкой? Парень, это не наказание. Это чтобы помочь тебе вписаться.
Кэл нахмурился, выпрямил спину и посмотрел на Таккса:
— Сержант?
— Уж поверь мне. Все ждали, когда ты получишь по шее. Чем дольше это длилось, тем сильнее тебя не любили другие солдаты.
— Я чищу полы, потому что не заслужил наказания?
— Да, и еще за грубость в разговоре с офицером.
— Он был не офицером, а просто светлоглазым с…
— Лучше прекрати это прямо сейчас. Раньше, чем поступишь так же с кем-то важным. О, и не надо сверлить меня взглядом! Ты в конце концов поймешь.
Кэл атаковал особенно упрямый сгусток крема возле ножки одной из коек.
— Я нашел твоего брата, — сообщил Таккс.
У Каладина перехватило дыхание.
— Он в седьмом.
— Мне надо к нему. Можно меня перевести? Нас не должны были разделять.
— Может, я сумею добиться, чтобы его перевели сюда, и пусть тренируется с тобой.
— Он посланник! Брат не должен тренироваться с копьем.
— Все тренируются, даже мальчики-посланники.
Кэл крепко сжал долото, сражаясь с желанием встать и отправиться на поиски Тьена. Разве они не поняли? Тьен и кремлеца не обидит. Он их ловил и выпускал, разговаривал с ними, как с домашними животными. Тьен с копьем в руках — ну что за нелепость!
Таккс достал немного фатомной коры и начал жевать. Потом лег на койку и закинул ноги на спинку.
— Смотри не пропусти пятно слева от себя.
Каладин вздохнул и взялся за указанное место.
— Хочешь об этом поговорить? — спросил Таккс. — О том моменте, когда ты застыл в ходе тренировочного боя? — (Дурацкий крем. И зачем Всемогущий его сотворил?) — Не стыдись, — продолжил Таккс. — Мы тренируемся, чтобы вы цепенели сейчас, а не когда это вас убьет. Ты сталкиваешься со взводом и знаешь, что они стремятся тебя убить, хоть вы никогда и не встречались. И ты колеблешься, думая, что это все неправда. Ты не можешь быть здесь, готовиться к бою, к ранениям. Каждый чувствует этот страх.
— Я не боялся, что меня ранят, — мягко возразил Кэл.
— Ты далеко не уйдешь, если не сможешь признаться себе в небольшом страхе. Эмоции — это хорошо. Это то, что делает нас…
— Я не боялся получить травму. — Каладин тяжело вздохнул. — Я боялся сделать кому-то больно.
Таккс покрутил кору во рту, после чего кивнул:
— Понятно. Да, это еще одна проблема. Тоже не необычная, но совсем другая.
На какое-то время единственным звуком в большой казарме было постукивание долота о камень.
— Как вы это делаете? — наконец спросил Кэл, не поднимая головы. — Таккс, как вы можете причинять людям боль? Они же просто бедные темноглазые растяпы, как мы.
— Я думаю о своих товарищах. Не могу подвести парней. Мой взвод теперь моя семья.
— Так вы убиваете чужую семью?
— В итоге мы будем убивать панциреголовых. Но я знаю, что ты имеешь в виду. Это тяжело. Ты удивишься, когда узнаешь, сколько мужчин смотрят в лицо врагу и обнаруживают, что они просто не способны причинить вред другому человеку.
Кэл закрыл глаза и позволил долоту выскользнуть из пальцев.
— Хорошо, что ты не рвешься в бой, — заметил Таккс. — Это значит, ты нормальный. Я обменял бы десять необученных солдат с открытым сердцем на одного черствого идиота, который думает, что все это игра.
«Мир не имеет смысла», — подумал Кэл. Его отец, непревзойденный лекарь, советовал ему не слишком погружаться в эмоции пациентов. А этот профессиональный убийца уверяет, что ему должно быть не все равно?
Сапоги заскрипели по камню, когда Таккс встал. Он подошел к Каладину и положил руку ему на плечо:
— Не переживай из-за войны или даже из-за битвы. Сосредоточься на своих сослуживцах. Сделай так, чтобы они выжили. Стань тем, кто им нужен. — Он ухмыльнулся. — И дочисти остальной пол. Думаю, сегодня на ужине ты увидишь, что остальной взвод относится к тебе более дружелюбно. Самую чуточку.
Тем вечером Каладин обнаружил, что Таккс был прав. Сослуживцы и впрямь сделались более приветливыми. Поэтому Кэл держал язык за зубами, улыбался и наслаждался общением.
Он так и не сказал Такксу правду. Когда Кэл застыл во время учебного боя, это было не из страха. Он был уверен, что может навредить кому-то. На самом деле Каладин осознал, что может убить, если понадобится.
Именно это его и напугало.
Каладин сидел на куске камня, похожем на расплавленный обсидиан. Камень вырос прямо из земли в Шейдсмаре — месте, которое выглядело нереальным.
Далекое солнце не сдвинулось в небе с тех пор, как они сюда прибыли. Неподалеку один из странных спренов страха полз по берегу моря стеклянных бусин. Размером с рубигончую, но длиннее и тоньше, он смутно напоминал угря на коротких лапах. Фиолетовые усики на его голове зашевелились и сместились в направлении Каладина. Не ощутив в нем ничего интересного, спрен продолжил путь вдоль берега.
Сил приблизилась беззвучно, но он заметил, что сзади подступает ее тень: как и прочие тени в этом месте, она указывала на солнце. Спрен села рядом на кусок стекла и опустила голову ему на плечо, держа руки на коленях.
— Другие все еще спят? — спросил Каладин.
— Да. Узор следит за ними. — Она сморщила нос. — Странно.
— Он милый, Сил.
— Вот это и странно.
Она болтала босыми ногами, как обычно. Это казалось еще более странным здесь, на этой стороне, где Сил была человеческого роста. Небольшая стая спренов пролетела над ними: они были распухшие, с длинными крыльями и развевающимися хвостами. Вместо головы у каждого имелся золотой шар, плывущий прямо перед телом. Что-то знакомое…