— Хм. А что они едят?
— Точно не знаю. Сил и Узор говорили о подпитке эмоциями, но есть еще что-то, что… — Она осеклась, когда Каладин перелистнул страницу в альбоме. Это выглядело попыткой нарисовать капитана Ико, но чрезвычайно незрелой. В общем-то, получился человечек из палочек.
— Уж не Адолин ли похозяйничал в твоем альбоме? — с усмешкой поинтересовался Кэл.
Девушка выхватила альбом и захлопнула:
— Я просто пыталась рисовать в другом стиле. Спасибо за воду.
— Да уж, мне далеко пришлось ее нести. Целых семь шагов.
— Целых десять, — возразила Шаллан. — И по шаткой палубе. Очень опасно.
— Почти так же, как сражаться со Сплавленными.
— Ты мог ушибить палец. Или загнать занозу. Или упасть за борт и утонуть в глубинах, погребенный под тысячами тысяч бусин, под весом сущностей безграничного числа забытых предметов.
— Или… так.
— Крайне маловероятно, — согласилась Шаллан. — На палубе у них порядок, так что заноз можно не бояться.
— Ну, с моей удачей я бы одну нашел.
— Помню, была у меня заноза, — сказала Шаллан. — Еле-еле вытащила из руки.
— Э-э… только не говори, что имеешь в виду твою…
— Нет. А ты что, ее себе представил? Ай-ай-ай, Каладин, ну и больное у тебя воображение.
Он вздохнул и кивком указал на моряков:
— А вот они ходят босиком. Заметила? Это как-то связано с медными линиями в палубе.
— Медь вибрирует, — сообщила Шаллан. — И они постоянно ее касаются. Я думаю, спрены могут как-то использовать ее для общения.
— Это бы объяснило, почему они мало разговаривают, — предположил Каладин. — Я ожидал, что они будут за нами наблюдать куда внимательнее. Похоже, мы их совсем не интересуем.
— И это странно, учитывая то, насколько интересна Азур.
— Погоди-ка. Только Азур?
— Да. В этом своем полированном нагруднике, с поразительной фигурой, с разговорами о поисках и странствиях по мирам. Она невыразимо загадочна.
— Это я загадочный.
— Раньше я так и считала. А потом выяснила, что ты не любишь хорошие каламбуры, — право слово, иной раз о человеке узнаешь слишком много.
Он крякнул:
— Постараюсь быть более загадочным. Займусь охотой за головами. — В желудке у него заурчало. — Наверное, начну с охоты на ужин.
Им обещали две трапезы в день, но, учитывая, сколько времени понадобилось Ико, чтобы вспомнить про воду, лучше спросить.
— Я пыталась измерить нашу скорость, — добавила Шаллан, пролистывая свой блокнот. Девушка просматривала страницу за страницей, и он видел, что наброски удивительным образом чередовались: мастерски исполненные сменялись до нелепости плохими.
Веденка пролистала альбом до карты этой части Шейдсмара, которую сама нарисовала. Алетийские реки теперь превратились в полуострова, а море Копий было островом, на его западной части располагался город Селебрант. Реки-полуострова означали, что кораблю, чтобы добраться до города, надо повернуть на запад. Путь судна был отмечен линией.
— Трудно оценить, но я предполагаю, что мы двигаемся быстрее, чем средний корабль в нашем мире. Тем более мы можем идти куда хотим, не беспокоясь о ветрах.
— Значит… еще два дня? — уточнил Каладин, разглядывая ее отметки.
— Более-менее. Продвигаемся быстро.
Он опустил пальцы к нижней части карты и спросил, постукивая по одной из ее отметок:
— Тайлен?
— Да. С этой стороны он будет на краю озера бусин. Можно предположить, что Клятвенные врата там окажутся платформой, как та, которую мы оставили в Холинаре. Но вот как их запустить…
— Я хочу попытаться. Шаллан, Далинар в опасности, и мы обязаны к нему попасть. Нам надо в Тайлен.
Девушка взглянула на Азур, которая настаивала, что это неверное направление.
— Каладин… я не знаю, можно ли доверять твоему видению. Опасно предполагать, что знаешь будущее…
— Я не видел будущего, — быстро возразил Каладин. — Все было по-другому. Я как будто летел по небу с Буреотцом. Просто я знаю… знаю, что мне надо к Далинару.
Шаллан все еще была настроена скептически. Возможно, он слишком эмоционально рассказал им о представлении, которое устроил смотритель маяка.
— Посмотрим, когда доберемся до Селебранта. — Девушка решительно закрыла альбом с картой и скривилась, осмотрев ограждение борта, к которому они прислонились. — Как думаешь, у них есть стулья? Эта изгородь не очень-то удобна.
— Полагаю, нет.
— А как вообще эта штука называется? — спросила Шаллан, постукивая по ограждению. — Палубная стена?
— Не сомневаюсь, они придумали какое-то непонятное морское словечко. На корабле у всего странные названия. Бакборт и штирборт вместо левого и правого борта. Камбуз вместо кухни. Досада вместо Шаллан.
— Я припоминаю одно слово… Парапет? Палубная ограда? Нет, фальшборт. Фальшборт — вот как это называется. — Она ухмыльнулась. — Уткнуться в фальшборт — досадное препятствие, но в конце концов я через него перемахну.
Он тихонько застонал:
— Точно?
— Это месть за то, что ты меня обзываешь.
— Обозвал. Всего один раз. И это была скорее констатация факта, чем объявление войны.
Она легонько ткнула его в плечо:
— Рада видеть, что ты улыбаешься.
— Это была улыбка?
— Каладиновская версия. В этом хмуром взгляде промелькнуло нечто веселое.
Внутри его что-то теплело, когда рядом была она. Все казалось правильным. Это было не так, как с Лараль, его мальчишеским увлечением. Или даже с Тарой, первой настоящей возлюбленной. Это было что-то другое, и он не мог определить что. Каладин лишь знал: он не хочет, чтобы оно прекращалось. Это отталкивало тьму.
— Там, на дне ущелий, — сказал он, — когда мы оба попали в ловушку, ты говорила о своей жизни. О… своем отце.
— Помню, — тихо подтвердила Шаллан. — Во тьме бури.
— Как ты это делаешь? Как ты продолжаешь улыбаться и смеяться? Как ты можешь не зацикливаться на ужасных вещах из прошлого?
— Я их прячу. У меня есть сверхъестественная способность заталкивать подальше все, о чем я не хочу думать. Хотя это… становится все труднее, но с большинством вещей я пока могу просто… — Она замолчала, устремив взгляд перед собой. — Ну вот. Нет ничего.
— Ух ты.
— Знаю, — прошептала она. — Я чокнутая.
— Нет. Нет, Шаллан! Я бы хотел так уметь.
Она посмотрела на него, сморщив лоб:
— Тогда ты чокнутый.
— Как хорошо было бы, сумей я просто выкинуть все это из головы! Клянусь бурей… — Он попытался представить себе такое. Не тратить жизнь на тревоги о том, сколько ошибок совершил. Не слышать постоянный шепот, что оказался недостаточно хорош или подвел своих людей.
— Так я никогда не сумею с этим разобраться, — заметила Шаллан.
— Лучше так, чем потерять волю к жизни.
— Это я себе и твержу. — Она покачала головой. — Ясна говорила, что сила — иллюзия восприятия. Веди себя так, словно обладаешь властью, и чаще всего она и впрямь появится. Но притворство ломает меня на части. Я слишком хорошо притворяюсь.
— Ну, что бы ты ни делала, это явно работает. Если бы я мог запереть плохие мысли и эмоции, с охотой бы так и поступил.
Шаллан кивнула, но замолчала и противилась всем его попыткам снова втянуть ее в беседу.
100Старый друг
Я убеждена, что Нергаул по-прежнему активен на Рошаре. Рассказы об Азарте, который алети испытывают в бою, слишком хорошо согласуются с древними записями — включая видения красного тумана и умирающих существ.
Далинар теперь вспомнил почти все. Хотя он еще не восстановил подробности своей встречи с Ночехранительницей, остальное было так же свежо, как рана, из которой по лицу стекают капли крови.
Оказалось, в его разуме было гораздо больше дыр, чем он мог себе представить. Ночехранительница разорвала его воспоминания, как старое одеяло, а затем сшила новое, лоскутное. Долгие годы он считал себя цельной личностью, но теперь все старые шрамы открылись, и он увидел правду.
Далинар попытался выкинуть все это из головы, объезжая Веденар, один из великих городов мира, известный своими удивительными садами и роскошью. К сожалению, город был опустошен веденской гражданской войной, а затем — приходом Бури бурь. Даже вдоль облагороженной тропы, специально подготовленной к его визиту, громоздились сожженные здания и лежали груды щебня.
Он не мог не думать о том, как поступил с Раталасом. И потому слезы Эви сопровождали его. И крики умирающих детей.
«Лицемер, — твердили они. — Убийца. Разрушитель».
Воздух пах солью и был наполнен звуками волн, разбивающихся о скалы за пределами города. Как они жили с этим постоянным грохотом? Неужели никогда не знали спокойствия? Далинар старался вежливо слушать, пока люди Таравангиана вели его через сад, полный невысоких стен, заросших лозами и кустарниками. Один из немногих сохранившихся в гражданской войне.
Веденцы любили ухоженную зелень. Они не были утонченным народом; их переполняли страсти и пороки.
Жена одного из новых веденских великих князей в итоге увлекла Навани смотреть какие-то картины. А Далинара привели к небольшой лужайке, где несколько веденских светлоглазых беседовали и пили вино. Невысокая стена на восточной стороне позволяла выращивать здесь всевозможные редкие растения, высаженные свободно, без какой-либо системы, по последней садоводческой моде. Спрены жизни прыгали между ними.
Опять светская болтовня?
— Простите, я собираюсь воспользоваться моментом, чтобы осмотреть город, — заявил Далинар, кивком указывая в сторону беседки на возвышенности.
Один из светлоглазых поднял руку:
— Я могу показать…
— Спасибо, не надо, — перебил Далинар, а затем начал подниматься на холм. Возможно, это было слишком резко. Ну, по крайней мере, соответствует его репутации. Телохранителям хватило благоразумия остаться у подножия лестницы.
Он поднялся на вершину и попытался расслабиться. Из беседки открывался красивый вид на скалы и море. К сожалению, это позволило ему увидеть весь город — и, буря свидетельница, тот не был в хорошей форме. Стены местами разбиты, дворец превратился в развалины. Огромные участки города сгорели, в том числе многие похожие на тарелки террасы, которыми веденцы так гордились.