— Абоши… могу я задать вопрос?
— Закон есть свет, и тьма не служит ему. Спроси, и я отвечу.
— Знаю, что ты великий, древний и мудрый, — сказал Сзет. — Но… судя по тому, что видят мои недостойные глаза, ты не следуешь собственным предписаниям. Ты упоминал, что охотился на связывателей потоков.
— Я получил законное разрешение на казни, которые совершил.
— Да, — согласился Сзет, — но ты проигнорировал многих нарушителей закона, чтобы преследовать этих немногих. Абоши, у тебя были мотивы вне закона, и ты не был беспристрастным. Ты жестоко применял конкретные законы для достижения своих целей.
— Это правда.
— Так это просто твоя… сентиментальность?
— Отчасти. Хотя у меня есть определенные поблажки. Тебе рассказали о Пятом Идеале?
— Идеале, согласно которому неболом становится законом?
Нин протянул в сторону свою пустую левую руку. В ней появился… осколочный клинок, совсем не похожий на Клинок чести в правой.
— Я не только Вестник, но и неболом Пятого Идеала. Пусть я изначально скептически относился к Сияющим, но считаю, что, кроме меня, никто не присоединился к собственному ордену. И теперь, Сзет-сын-Нетуро, мне нужно рассказать о решении, которое мы, Вестники, приняли давным-давно. В день, который позже стали называть Ахаритиам. В тот день, когда мы пожертвовали одним из нас, чтобы закончить цикл боли и смерти…
107Первый шаг
В последнее время сведений о Ба-Адо-Мишрам очень мало. Я могу только предположить, что она, в отличие от многих из них, вернулась в Преисподнюю или была уничтожена во время Ахаритиама.
Утром Далинар обнаружил, что ему приготовили тазик для умывания. Навани заботилась о том, чтобы воды в нем всегда было достаточно. Она также забирала бутылки и позволяла слугам приносить ему еще. Она доверяла ему больше, чем Далинар доверял себе.
Растянувшись в постели, Далинар почувствовал себя каким-то слишком уж… цельным, учитывая то, сколько он пробыл в запое. Рассеянный солнечный свет вливался в окно. Обычно они держали ставни в этой комнате закрытыми, чтобы не впускать холодный горный воздух. Навани, должно быть, открыла их после того, как проснулась.
Далинар плеснул в лицо водой из таза, после чего уловил собственный запах. «Ну да, точно». Он заглянул в одну из смежных комнат — они приспособили ее под умывальную, поскольку у нее был задний вход для слуг. Конечно, Навани приказала, чтобы ему наполнили ванну. Вода была холодной, но он не раз принимал ледяные ванны. Зато не получится растянуть это дело.
Спустя некоторое время Далинар взялся за бритву, глядя на свое отражение. Бриться его научил Гавилар. Их отец был слишком занят: получал ранения в дурацких поединках чести, включая тот, где его ударили по голове и он уже не оправился.
Бороды в Алеткаре из моды вышли, но Далинар брился не из-за этого. Ему нравился ритуал. Возможность подготовиться, срезать ночную поросль и выявить реального человека под нею — со всеми морщинами, шрамами и суровыми чертами лица.
Чистый мундир и нижнее белье ждали его на скамейке. Он оделся, затем проверил отражение в зеркале, потянув за край куртки, чтобы разгладить последние складки.
Воспоминание о похоронах Гавилара… такое яркое. Он многое забыл. Влияние Ночехранительницы или естественный ход воспоминаний? Чем сильнее он оправлялся от возвращения того, что потерял, тем отчетливее понимал, что человеческая память небезупречна. Стоило упомянуть о событии, которое теперь было свежо в его памяти, и другие — те, кто его пережил, — станут спорить из-за деталей, потому что каждый помнит их по-своему. Большинство, включая Навани, казалось, помнили Далинара более благородным, чем он того заслуживал. Однако в этом не было никакой магии. Просто так устроены люди: они потихоньку меняют прошлое в своем сознании, чтобы оно соответствовало их нынешним убеждениям.
И все-таки… это видение с Нохадоном. Откуда оно взялось? Просто обычный сон?
Он нерешительно потянулся к Буреотцу и услышал далекий рокот.
— Вижу, ты все еще здесь, — с облегчением сказал Далинар.
А куда бы я делся?
— Я причинил тебе боль, когда запустил Клятвенные врата. И боялся, что ты меня бросишь.
Я сам выбрал такой жребий. Или ты, или забвение.
— Как бы там ни было, мне жаль, что я так поступил. Ты… имеешь отношение ко сну, который я увидел? Тому, что с Нохадоном?
Я ничего не знаю об этом сне.
— Он был очень ярким, — сказал Далинар. — Менее реальным, чем одно из видений, да, но захватывающим.
Какой самый важный шаг мог сделать человек? Первый, очевидно. Но что это значит?
Он по-прежнему нес бремя того, что натворил в Разломе. Это восстановление — шаг в сторону от недели, потраченной на выпивку, — не было искуплением. Что он сделает, если снова почувствует Азарт? Что произойдет в следующий раз, когда плач в его голове станет невыносимым?
Далинар не знал. Сегодня он чувствовал себя лучше. Он мог действовать. Пока что хватит и этого. Князь снял с воротника ворсинку, затем пристегнул поясной меч и вышел из спальни, пересек кабинет и прибыл в большую комнату с очагом.
— Таравангиан? — с удивлением окликнул он престарелого короля. — Разве сегодня не должна была состояться встреча монархов? — Он смутно помнил, что Навани говорила об этом рано утром.
— Они решили, что я не нужен.
— Чушь! Мы все нужны. — Далинар умолк. — Я пропустил несколько, не так ли? И о чем же говорят на сегодняшнем?
— О тактике.
Далинар почувствовал, как к лицу приливает кровь.
— Развертывание войск и оборона Йа-Кеведа, твоего королевства?
— Я полагаю, они ждут, что я откажусь от престола Йа-Кеведа, как только найдется подходящий местный уроженец. — Он улыбнулся. — Не возмущайся так за меня, мой друг. Мне не запрещали приходить; просто отметили, что я не нужен. А мне требовалось время, чтобы поразмыслить, так что я пришел сюда.
— И все же. Давай-ка отправимся туда?
Таравангиан кивнул и поднялся. Покачнулся на слабых ногах, и Далинар поспешил ему помочь. Когда Таравангиан обрел равновесие, он похлопал князя по руке:
— Спасибо. Знаешь, я давненько чувствую себя старым. Но в последнее время, похоже, тело всерьез взялось напоминать об этом.
— Позволь вызвать паланкин.
— Прошу, не надо. Если я перестану ходить, боюсь, все сделается еще хуже. Я видел, как подобное происходит с людьми в моих больницах.
Но он все же держался за предплечье Далинара, пока они шли к двери. В коридоре князь вызвал своих охранников и громилу-тайленца, телохранителя Таравангиана. Все вместе они направились к лифтам.
— Ты не в курсе, — начал Далинар, — есть ли вести…
— Из Холинара? — спросил Таравангиан.
Далинар кивнул. Он смутно припомнил, что говорила Навани. Никаких новостей про Адолина, Элокара или Сияющих. Но был ли его разум достаточно ясным, чтобы слушать ее?
— Мне жаль, но, насколько я знаю, от них не поступало сообщений. Мы должны продолжать надеяться, конечно! Может, они просто потеряли даль-перо.
Кажется… я кое-что почувствовал, — вмешался Буреотец. — Во время недавней бури Каладин как будто был со мной. Не знаю, что это значит, потому что нигде не вижу его или остальных. Я считал, что они мертвы, но теперь… теперь верю, что живы. Почему?
— Ты надеешься, — прошептал Далинар с улыбкой.
— Далинар? — спросил Таравангиан.
— Я говорил сам с собой, ваше величество.
— Если позволишь заметить… сегодня ты кажешься сильнее. Ты принял какое-то решение?
— Более того, я кое-что вспомнил.
— Можно ли этим поделиться со встревоженным стариком?
— Пока что нет. Я попытаюсь объяснить, как только сам во всем разберусь.
После продолжительной поездки вверх на лифте Далинар привел Таравангиана в тихий зал без окон на предпоследнем этаже башни. Его называли Галереей карт, в память о похожем месте в военных лагерях.
Собрание возглавлял Аладар, стоя рядом со столом, который покрывала большая карта Алеткара и Йа-Кеведа. Темнокожий алети носил особый военный мундир — сочетание традиционной юбки-такамы и современной куртки. Позади великого князя застыл Минтез, его телохранитель, в полном осколочном доспехе — Аладар предпочитал не использовать осколки лично. Он был генералом, но не воином. Он кивнул Далинару и Таравангиану, когда те вошли.
Йалай пристроилась неподалеку; она внимательно посмотрела на Далинара, но ничего не сказала. Он почти приветствовал остро́ту: раньше Йалай не преминула бы пошутить над ним. Ее нынешнее молчание не означало, что она преисполнилась уважения к Далинару. Скорее, она берегла колкости для разговоров шепотом, которые он не мог услышать.
Великий князь Рутар — с толстыми руками и окладистой бородой — сидел рядом с Йалай. Он с самого начала выступал против Далинара. Еще один алетийский великий князь, почтивший присутствием это совещание, был длинношеий Хатам со светло-оранжевыми глазами. Он носил красный с золотом мундир нового фасона — с короткой курткой, которая застегивалась только в верхней части. Вид дурацкий, но что Далинар смыслит в моде? Хатам был чрезвычайно вежлив и армией руководил строго.
Королева Фэн привела тайленского верховного адмирала, сухопарого старика с усами, свисавшими почти до стола. Он носил моряцкую саблю и кушак и выглядел в точности как человек, который не желает проводить на суше слишком много времени. Она также привела своего сына — того самого, с которым Далинар сразился на дуэли. Молодой человек отдал ему честь, и Далинар ответил. Из юноши получится отличный офицер, если он будет держать себя в руках.
Не было ни азирского императора, ни их маленькой гранетанцовщицы. Взамен Азир прислал компанию ученых. Азирские «генералы» были кабинетными: военные историки и теоретики, которые проводили свои дни за книгами. Далинар не сомневался, что в их армии были и те, кто обладал практическим опытом, но они редко получали повышение. Проваливая определенные экзамены, можно было оставаться в поле и руководить войском.