Навани подняла голову, явно столь же удивленная этими словами, как и услышавший их Далинар. Перо продолжило писать.
— «Кроме того, — прибавила Навани, — у нас есть причины не доверять вору, великий князь Холин».
Далинар застонал. Так вот в чем дело — в осколочном доспехе Адолина. Далинар посмотрел на Навани:
— Сможешь узнать что-то еще, попытаться их успокоить?
Она кивнула и начала писать. Далинар стиснул зубы и снова бросился на Кадаша. Ревнитель поймал его меч, а потом схватил за такаму свободной рукой и притянул к себе лицом к лицу.
— Всемогущий не мертв, — прошипел Кадаш.
— Раньше ты меня бы утешил. Теперь сверлишь взглядом. Что случилось с ревнителем, которого я знал? С человеком, который жил подлинной жизнью, а не просто смотрел на мир с высоких башен и из окон монастырей?
— Он боится, — тихо ответил Кадаш, — что каким-то образом не выполнил свой самый торжественный долг перед человеком, которым глубоко восхищается.
Они смотрели друг другу в глаза, их мечи все еще были скрещены, но ни один не пытался на самом деле усилить натиск. На миг Далинар увидел в Кадаше того, кем тот всегда был. Благородный и понимающий, воплощение лучшего, что есть в воринской церкви.
— Дай мне что-то, с чем я мог бы вернуться к священнослужителям, — взмолился Кадаш. — Отрекись от убеждения в том, что Всемогущий мертв. Если ты это сделаешь, я смогу убедить их принять твой брак. Короли поступали и худшим образом, но сохраняли воринскую поддержку.
Далинар стиснул зубы и покачал головой.
— Далинар…
— Кадаш, от лжи никому не будет толка, — произнес он, отступая. — Если Всемогущий мертв, то притворяться, будто это не так, — чистая глупость. Нам нужна подлинная надежда, а не достоверный обман.
По всему залу немало мужчин остановили поединки, чтобы посмотреть или послушать. Мечники собрались позади Навани, которая все еще вела политическую беседу с королевой-ириали.
— Не отбрасывай все, во что мы верили, из-за нескольких снов, — продолжал умолять Кадаш. — Как же наше общество, наши традиции?
— Традиции? — переспросил Далинар. — Кадаш, я тебе когда-нибудь рассказывал о своем первом учителе по мечу?
— Нет, — ответил Кадаш и, нахмурившись, бросил взгляд на других ревнителей. — Это был Рембринор?
Далинар покачал головой:
— Когда я был юным, наша ветвь семьи Холин не владела большими монастырями и красивыми тренировочными площадками. Отец нашел мне учителя за два города от нас. Его звали Харт. Молодой парень, не настоящий мастер-мечник — но все-таки он был достаточно хорош. Харт был помешан на правилах и традициях и не позволял мне тренироваться, пока я не научился правильно надевать такаму. — Далинар жестом указал на рубашку-такаму, которая была на нем надета. — Он бы ни за что не разрешил мне драться в таком виде. Надо было натянуть юбку, потом — верхнюю рубаху, а затем трижды обмотаться поясом и завязать его на узел.
Меня это всегда раздражало. Пояс, обмотанный вокруг талии трижды, был слишком тугим — его приходилось сильно натягивать, чтобы остались концы, достаточные для узла. Отправившись впервые на дуэль в соседний город, я чувствовал себя идиотом. У всех остальных такамы были подвязаны поясами с длинными, свисающими спереди хвостами.
Я спросил Харта, почему мы это делаем иначе. Он сказал: это правильный способ, единственный правильный способ. И потому, когда во время своих странствий я оказался в родном городе Харта, я отыскал его учителя — человека, который обучался у ревнителей в Холинаре. Именно он настаивал, что это правильный способ подвязывать такаму, и он, в свою очередь, научился этому у своего учителя.
К этому моменту толпа вокруг них успела вырасти. Кадаш нахмурился:
— И в чем же смысл?
— Я отыскал учителя учителя моего учителя в Холинаре, когда мы его захватили, — объяснил Далинар. — Древний, иссохший старик ел карри и лепешки, совершенно не беспокоясь из-за того, кто правит городом. Я спросил его: зачем обвязываться поясом три раза, когда все остальные думают, что достаточно и двух?
Старик рассмеялся и встал. Я был потрясен, когда увидел, что он ужасно маленького роста. «Если я обвязываюсь поясом всего лишь два раза, — воскликнул он, — концы свисают так низко, что из-за них я могу споткнуться!»
В зале воцарилась тишина. Неподалеку один солдат негромко рассмеялся, но быстро умолк — никого из ревнителей эта история не повеселила.
— Я люблю традиции, — пояснил Далинар Кадашу. — И боролся за традиции! Я заставляю своих людей следовать заповедям. Я придерживаюсь воринских добродетелей. Но традиция, Кадаш, не становится ценной всего лишь из-за того, что существует. Мы не можем просто предполагать, что старое — это всегда правильное.
Он повернулся к Навани.
— Королева не слушает, — сообщила та. — Она настаивает, что ты вор, которому нельзя доверять.
— Ваше величество, — продиктовал Далинар. — Я вынужден поверить в то, что вы способны позволить государствам пасть, а людям — погибнуть из-за мелкой прошлой обиды. Если мои отношения с королевством Рира заставляют вас рассматривать вопрос о поддержке врагов рода человеческого, тогда, возможно, нам следует сперва обсудить наше личное примирение.
В ответ на это Навани кивнула, хоть и взглянула на собравшихся вокруг зевак и вскинула бровь. Она считала, что такие вещи надо делать наедине, и, возможно, была права. В то же самое время Далинар чувствовал, что ему это нужно. Он не мог объяснить почему.
Он поднял меч в знак уважения к Кадашу:
— Мы закончили?
В ответ Кадаш бросился на него с разгона, вскинув клинок. Далинар вздохнул, потом позволил противнику коснуться своего левого бока, но закончил маневр так, что его собственный меч оказался у шеи Кадаша.
— Этот удар не соответствует правилам дуэли, — заявил ревнитель.
— Из меня нынче неважный дуэлянт.
Ревнитель хмыкнул, затем оттолкнул оружие Далинара и сделал выпад. Но князь поймал Кадаша за руку и развернул, воспользовавшись его собственной движущей силой. Он повалил Кадаша на землю и прижал его, не давая подняться.
— Наступает конец света, — прорычал Далинар. — Я попросту не могу полагаться на традиции. Я должен знать точно. Убеди меня. Докажи то, о чем говоришь.
— Ты не должен требовать доказательств существования Всемогущего! Ты говоришь, как твоя племянница!
— Сочту за комплимент.
— А как же… как же Вестники? — нашелся Кадаш. — Их ты тоже отрицаешь? Они были слугами Всемогущего, и их существование доказывает его. Они были наделены силой!
— Силой? — переспросил Далинар. — Вроде этой?
Он втянул буресвет. Наблюдатели зашептались, когда Далинар начал светиться, а потом… он сделал кое-что еще. Отдал свету приказ. Когда князь поднялся, Кадаш остался лежать на полу, объятый озерцом сияния, которое держало его, крепко приковав к камням. Ревнитель беспомощно извивался.
— Сияющие рыцари вернулись, — заявил Далинар. — И да, я принимаю власть Вестников. Я согласен с тем, что некогда было существо по имени Честь — или Всемогущий. Он помог нам, и мне бы снова пригодилась его помощь. Если ты сумеешь доказать, что воринизм в своей нынешней форме соответствует учениям Вестников, мы снова поговорим.
Он отбросил меч и подошел к Навани.
— Прекрасный спектакль, — негромко заметила она. — Полагаю, он был предназначен для собравшихся, а не только для Кадаша?
— Солдаты должны знать, какова моя позиция в отношениях с церковью. Что сказала наша королева?
— Ничего хорошего, — пробормотала Навани. — Что ты можешь к ней обращаться, чтобы обсудить возврат украденных предметов, и она поразмыслит на эту тему.
— Шквальная женщина. Ей нужен осколочный доспех Адолина. Насколько весомы ее требования?
— Не особенно. Ты его получил посредством брака, причем со светлоглазой из Риры, а не из Ири. Да, ириали заявляют, будто братский народ пребывает с ними в вассальных отношениях, но, даже если это заявление не оспаривать, у королевы на самом деле нет никаких связей с Эви или ее братом.
Далинар хмыкнул:
— Рира никогда не была достаточно сильной, чтобы попытаться потребовать доспех назад. Но если это поможет привлечь Ири на нашу сторону, тогда я подумаю. Может, я соглашусь… — Он осекся. — Погоди-ка. Что ты сказала?
— Хм? Я сказала про… ах да. Ты не можешь слышать ее имя.
— Произнеси его опять, — прошептал Далинар.
— Что? — удивилась Навани. — Эви?
Воспоминания расцвели в голове Далинара. Он пошатнулся, затем оперся о письменный стол, чувствуя себя так, словно его ударили молотом по голове. Навани принялась звать лекарей, решив, что он переутомился во время поединков.
Но дело было в другом. Пламя в его разуме, внезапное потрясение от произнесенного слова.
Эви. Он услышал имя своей жены!
И внезапно вспомнил ее лицо.
17В ловушке теней
Я не заявляю, будто в моих силах преподать такой урок. Опыт сам по себе великий учитель, и вам следует обращаться непосредственно к нему.
И все-таки я думаю, нам следует его убить, — убеждала остальных самка, игравшая накануне в карты. Звали ее Хен.
Всю ночь Каладин просидел привязанный к дереву. В течение дня они позволили ему несколько раз справить нужду, но в остальное время держали в путах. Хотя узлы у них были хорошие, они всегда назначали охранников, пусть пленник и сдался им добровольно.
Его мышцы свело, поза была неудобная, но в бытность рабом он выносил и худшее. Прошел уже почти весь день, однако они все еще спорили.
Он больше не видел того желто-белого спрена, ленту из света. Кэл уже решил, что ему все привиделось. Дождь наконец-то прекратился. Каладин надеялся, что это означало скорое возвращение Великих бурь и буресвета.
— Убить его? — спросил другой паршун. — Почему? Какую опасность он представляет для нас?
— Расскажет другим, где мы.