— Она ненадолго отправилась вперед, — сообщила она. — А паршуны не смотрят сюда.
— Спрен их направляет, — произнес Каладин чуть слышно. — Сил, должно быть, этого спрена прислал…
— Она, — прошептала Сил, обхватив себя руками за плечи и уменьшившись до двух третей своего обычного размера. — Это спрен пустоты.
— Это еще не все. Паршуны… откуда им известно, как говорить и что делать? Да, они прожили свои жизни рядом с людьми — но как можно стать такими, ну, нормальными, после того как долго прожил в полусне?
— Буря бурь. Ее мощь заполнила дыры в их душах. Они не просто пробудились. Они исцелены, Связь восстановлена, запасы Самости восполнены. В этом есть нечто большее, чем мы когда-либо понимали. Каким-то образом, когда вы завоевали их, вы украли их способность менять формы. Вы буквально вырвали кусочек их души и заперли его. — Сил резко повернулась. — Она возвращается. Я останусь поблизости, на случай если тебе понадобится клинок.
Она ушла, взмыла в воздух лентой из света. Каладин продолжал тащиться следом за колонной, обдумывая ее слова, прежде чем ускорить шаг и догнать своего тюремщика.
— Вы в общем поступаете умно, — сказал Каладин. — Путешествовать ночью — правильно. Но вы идете вдоль русла реки. Я знаю, здесь больше деревьев и можно безопаснее устроить привал, но именно потому это первое место, где вас будут искать. — Ближайшие паршуны бросали на него взгляды. Охранник не сказал ни слова. — Большой отряд — еще одна проблема. Вам надо разбиться на несколько групп поменьше и собираться каждое утро, так что если вас и заметят, вы будете выглядеть менее грозно. Сможете сказать, что вас куда-то послал какой-нибудь светлоглазый, и вас, скорее всего, отпустят. Если же кто-то наткнется на компанию из семидесяти душ, не стоит рассчитывать на снисхождение. Все это справедливо, разумеется, если вы не хотите драться — а вы вроде как не хотите. Кроме того, если вы ввяжетесь в драку, против вас в конце концов выступят великие лорды. Пока что у них есть дела поважнее.
Его конвоир хмыкнул.
— Я могу вам помочь, — прибавил Каладин. — Может, мне и невдомек, через что вы прошли, но я точно знаю, как чувствует себя беглец.
— Думаешь, я тебе поверю? — наконец сказал паршун. — Ты же хочешь, чтобы нас поймали.
— Ничего подобного, — искренне ответил Каладин.
Его страж больше ничего не сказал, и Каладин со вздохом вернулся на свое место позади него. Почему Буря бурь не наделила этих паршунов такими же силами, как тех, что на Расколотых равнинах? Как же быть с историями из священных книг и преданиями? С Опустошениями?
Под вечер паршуны устроили привал, и Каладин нашел себе гладкую скалу, чтобы к ней прислониться и как бы укрыться в камне. Охранник привязал веревку к одинокому дереву поблизости, а затем отправился посовещаться с остальными. Каладин откинулся на камень и погрузился в раздумья, из которых его вырвал какой-то звук. Он с удивлением увидел дочь своего конвоира: девочка подошла, держа обеими руками мех с водой, и замерла за пределами его досягаемости.
У нее не было обуви, и ноги выглядели не лучшим образом — они, пусть и загрубевшие от мозолей, были покрыты царапинами и ссадинами. Она робко опустила мех и попятилась. Но не сбежала, как предполагал Каладин, когда он потянулся за водой.
— Спасибо, — сказал он и набрал полный рот. Вода была чистая и прозрачная — паршуны явно знали, как ее добыть и дать ей отстояться. Он проигнорировал урчание в желудке.
— Они правда будут преследовать нас? — спросила девочка, озаренная бледно-зеленым светом Мишим. Каладин решил, что этот ребенок не такой робкий, как показалось сперва. Она нервничала, но глаз не отводила.
— Почему не отпустить нас? Ты не можешь вернуться и объяснить им? Нам не нужны неприятности. Мы просто хотим уйти.
— Мне жаль, но они придут. Им нужно многое строить заново, и для этого не хватает рабочих рук. Вы… ресурс, которым они не могут пренебречь.
Люди, которых он посетил, не знали о том, что следует ожидать некое войско ужасных Приносящих пустоту; большинство думало, что их паршуны сбежали, когда воцарился хаос.
— Но почему? — допытывалась она, шмыгнув носом. — Что мы им сделали?
— Вы пытались их уничтожить.
— Нет. Мы хорошие. Мы всегда были хорошими. Я ни разу никого не ударила, даже когда была злая.
— Я не имел в виду конкретно тебя, — растолковывал Каладин. — Твои предки… твой народ, каким он был давным-давно. Случилась война, и…
Ну что за буря. Как объяснить рабство семилетнему ребенку? Он бросил ей мех, и она помчалась обратно к отцу, который только заметил ее отсутствие. Он стоял отчетливым силуэтом в ночи и изучал Каладина.
— Они собираются разбить лагерь, — прошептала неподалеку Сил. Она заползла в какую-то трещину в камне. — Спрен пустоты хочет, чтобы они маршировали весь день, но я сомневаюсь, что они на такое пойдут. Паршуны переживают из-за того, что зерно портится.
— Тот спрен смотрит на меня прямо сейчас? — уточнил Каладин.
— Нет.
— Тогда давай перережем веревку.
Он повернулся, закрывая собой то, что делал, а затем быстро призвал Сил в виде ножа, чтобы освободиться. Это должно было изменить цвет его глаз, но он надеялся, что в темноте паршуны не заметят.
Сил снова превратилась в спрена.
— Нужен меч? — спросила она. — Сферы, которые они у тебя забрали, все пустые, но они разбегутся, увидев клинок.
— Нет.
Вместо этого он взял большой камень. Паршуны притихли, увидев, что пленник освободился. Каладин пронес камень несколько шагов, а потом швырнул, раздавив камнепочку. Через мгновение его окружили рассерженные паршуны с дубинками.
Каладин перебирал осколки камнепочки, не обращая на них внимания. Обнаружив большой кусок раковины, он его поднял.
— Внутренняя часть этой штуки, — объяснил он, переворачивая раковину так, чтобы они видели, — окажется сухой, несмотря на ливень. Камнепочка по какой-то причине нуждается в преграде между собой и водой снаружи, хотя после бури всегда жадно пьет. У кого мой нож? — Никто не двинулся с места, чтобы его вернуть. — Если соскрести этот внутренний слой, можно добраться до сухой части. Теперь, когда дождь прекратился, я сумею разжечь костер, при условии что никто не потерял мой мешочек с трутом. Зерно надо сварить, а потом высушить в виде лепешек. Они не будут вкусными, но сохранятся. Если вы не сделаете что-нибудь в ближайшее время, ваши припасы сгниют. — Он встал и ткнул пальцем. — Судя по всему, мы должны быть достаточно близко к реке, чтобы набрать еще воды. Поскольку дожди закончились, она недолго будет течь. Раковины камнепочек горят плохо, так что желательно собрать настоящую древесину и высушить ее у костра на протяжении дня. Можем оставить маленький огонь, а готовкой заняться завтра ночью. В темноте меньше шансов, что дым нас выдаст, а свет можно спрятать среди деревьев. Осталось только придумать, как готовить без горшков, в которых можно вскипятить воду.
Паршуны таращились на него во все глаза. Затем Хен наконец-то оттолкнула его от камнепочки и взяла осколок, который он держал. Каладин заметил своего охранника — тот застыл возле скалы, где сидел раньше пленник. Паршун держал разрезанную веревку, потирая гладко рассеченный конец большим пальцем.
После недолгого совещания паршуны потащили Кэла к деревьям, на которые он указал, вернули нож — при этом сами вооружились всеми дубинами, какие у них были, — и потребовали, чтобы он доказал, что может разжечь костер из отсыревшей древесины.
Каладин так и сделал.
18Двоение в глазах
Нельзя познать вкус пряности по описанию, ее надо попробовать самому.
Шаллан превратилась в Вуаль.
Буресвет сделал ее лицо менее юным, более угловатым. Острый нос, маленький шрам на подбородке. По волосам пробежала волна, и они из рыжих сделались черными, как у алети. Для создания такой иллюзии требовалась сфера с большим запасом буресвета, но зато Шаллан могла ее поддерживать часами, тратя самую малость.
Вуаль отбросила хаву, взамен натянула брюки и узкую рубашку, надела ботинки и взяла длинный белый плащ. Наряд довершила простая перчатка на левой руке. Вуаль, разумеется, из-за этого ничуть не смущалась.
Метаморфоза стала для Шаллан способом спрятаться, облегчить боль. Вуаль не страдала, как Шаллан, — и она в любом случае была достаточно крепкой, чтобы справляться с такими вещами. Становясь ею, девушка как будто сбрасывала с плеч тяжкий груз.
Вуаль обвернула шею шарфом, потом закинула на плечо крепкую сумку. Оставалось надеяться, что красноречиво выпирающая рукоять ножа выглядит естественно и даже грозно.
Та дальняя часть ее разума, что оставалась Шаллан, переживала из-за этого. Не смотрится ли она фальшиво? Какие-нибудь тонкие нюансы касательно поведения, одежды или речи наверняка упущены. Они-то и укажут внимательным людям на отсутствие у Вуали добытого тяжким трудом опыта, который она изображает.
Что ж, придется сделать все возможное и надеяться, что удастся сгладить последствия неизбежных ошибок. Она привязала к поясу еще один нож — длинный, но не очень-то похожий на меч, поскольку Вуаль не была светлоглазой. К счастью. Ни одной светлоглазой женщине не позволили бы разгуливать повсюду, столь явно вооруженной. Чем ниже по социальной лестнице, тем менее строги традиции.
— Ну? — спросила Вуаль, поворачиваясь к стене, где висел Узор.
— Мм… Хороший обман.
— Спасибо.
— Не такой, как другой.
— Ты про светлость Сияющую?
— Ты то превращаешься в нее, то нет, — объяснил Узор. — Словно солнце, которое прячется за тучами.
— Мне просто надо больше практики, — пояснила Вуаль. Да, голос звучал превосходно.
Звуки у Шаллан и впрямь получались все лучше и лучше.
Она подобрала Узора — то есть прижала ладонь к стене и позволила ему перебраться сначала на свою кожу, а потом — на плащ. Он радостно загудел, и девушка вышла на балкон. Поднялась первая луна,