фиолетовая и горделивая Салас. Она была наименее яркой из трех лун, и это означало, что снаружи было, в общем-то, темно.
У большинства комнат с внешней стороны были балкончики, но ее жилище на втором уровне оказалось особенно выгодным. Отсюда сбегали ступеньки прямо на поле. Покрытое бороздами для воды и выступами для высадки камнепочек пространство, по периметру которого стояли ящики для выращивания клубней или декоративных растений. У каждого яруса Уритиру имелось похожее поле, отделенное от соседних восемнадцатью внутренними уровнями.
Она спустилась на поле, погруженное во тьму. Как здесь вообще что-то росло? Дыхание превращалось в облачка перед ее лицом, и спрены холода выросли у ног.
С поля можно было попасть обратно в Уритиру через небольшую дверь. Возможно, не стоило прибегать к уловкам и выйти через дверь собственной комнаты, но Вуаль предпочитала осторожность. Она не хотела, чтобы охранники или слуги заметили, как светлость Шаллан куда-то уходит в столь поздний час.
Кроме того, кто знает, куда Мрейз и его духокровники внедрили своих приспешников? Они не выходили с нею на связь после того первого дня в Уритиру, но девушка знала: за ней наблюдают. Шаллан все еще не понимала, как с ними быть. Они признали, что заказали убийство Ясны, и этого должно было хватить для ненависти. А еще они знали весьма важные факты о том, как устроен мир.
Вуаль неспешно шла по коридору, неся маленькую ручную лампу для освещения, поскольку сфера привлекала бы слишком много внимания. Она проходила мимо вечерних толп, благодаря которым коридоры в квартале Себариаля выглядели такими же оживленными, каким был его военный лагерь. В отличие от кварталов Далинара жизнь здесь кипела круглосуточно.
Странные завораживающие узоры на стенах вывели ее из квартала Себариаля. Людей в коридорах стало меньше. Потом Вуаль оказалась одна в пустынных бесконечных туннелях. Она как будто чувствовала вес остальных уровней башни, пустых и неисследованных, — они давили на нее. Целая гора непознанного камня.
Она поспешила вперед. Узор что-то негромко напевал, прицепившись к ее плащу.
— Он мне нравится, — вдруг сообщил спрен.
— Кто? — спросила Вуаль.
— Мечник. Мм. Тот, с которым тебе еще нельзя спариваться.
— Нельзя ли прекратить говорить о нем в таком свете?
— Ладно, но он мне нравится.
— Ты ненавидишь его меч.
— Я понял, — объяснил Узор с нарастающим волнением, — что людям… людям наплевать на мертвых. Вы делаете стулья и двери из мертвецов! Вы едите мертвецов! Вы делаете одежду из кожи трупов. Трупы для вас попросту вещи.
— Ну, думаю, это правда.
Спрен казался неестественно возбужденным из-за этого откровения.
— Это абсурдно, — продолжил он, — но вам всем приходится убивать и уничтожать, чтобы выжить. Так устроен физический мир. А значит, я не должен ненавидеть Адолина Холина за то, что он владеет трупом!
— Он тебе нравится, — проворчала Вуаль, — потому что говорит Сияющей, что она должна уважать меч.
— Мм. Да, очень, очень приятный человек. К тому же изумительно умный.
— Тогда почему бы тебе не выйти за него замуж?
Узор зажужжал.
— А разве такое…
— Нет, даже не думай.
— А-а.
Он продолжил весело жужжать на ее плаще, где выглядел странной вышивкой.
Пройдя немного, Шаллан поняла, что ей надо уточнить кое-что еще.
— Узор, ты помнишь, что сказал мне той ночью, в тот первый раз, когда… мы стали Сияющими?
— Про смерть? — спросил спрен. — Возможно, это единственный путь. Мм… Ты должна говорить правду, чтобы совершенствоваться, но ты будешь меня ненавидеть за это. Так что я могу умереть, и после этого ты сможешь…
— Нет. Нет, пожалуйста, не бросай меня.
— Но ты меня ненавидишь.
— Я и себя ненавижу. Просто… прошу тебя. Не уходи. Не умирай.
Узору, похоже, это понравилось, потому что его гудение сделалось громче, — впрочем, звуки, которые он издавал от удовольствия и от беспокойства бывали похожи. На некоторое время Вуаль позволила себе отвлечься на ночное приключение. Адолин по-прежнему прилагал все усилия, чтобы разыскать убийцу, но добился немногого. Аладар был великим князем осведомленности, и его полицейские отряды и письмоводительницы исправно трудились, но старший сын Далинара отчаянно хотел сделать так, как просил отец.
Вуаль подумала, что, возможно, оба искали не в том месте. Она наконец увидела впереди огни и ускорила шаг, в конце концов выйдя на дорожку вокруг большого, в несколько этажей в высоту, помещения. Она достигла Отломка — обширного сборища палаток, озаренных множеством мерцающих свечей, факелов и фонарей.
Рынок вырос потрясающе быстро, вопреки тщательно намеченным планам Навани. Ее идея заключалась в широкой главной улице, по обеим сторонам которой располагались бы магазины. Ни переулков, ни лачуг, ни палаток. Легко патрулировать.
Торговцы восстали, жалуясь на нехватку места для хранения или на необходимость быть ближе к колодцу с пресной водой. На самом деле они хотели, чтобы рынок был больше и хаотичнее, ведь так гораздо легче ускользнуть от жесткого контроля. Себариаль, как великий князь торговли, согласился. Несмотря на беспорядок в собственной бухгалтерии, он был проницателен, когда дело шло о торговле.
Хаос и разнообразие рынка восхитили Вуаль. Сотни людей, несмотря на поздний час, привлекли спренов дюжины разновидностей. Десятки палаток разнообразных цветов и конструкций. Вообще-то, некоторые были не палатками, а отгороженными веревками участками пола, которые охраняли здоровяки с дубинами. Другие выглядели как настоящие здания. Маленькие каменные постройки, которые возвели в этой пещере еще во времена Сияющих.
Купцы из всех десяти изначальных военных лагерей перемешались в Отломке. Она прошла мимо трех сапожников, сидевших рядком; Вуаль так и не поняла, отчего торговцы, продающие одинаковые вещи, собираются вместе. Не лучше ли было бы устроиться там, где у тебя не будет конкурента, в буквальном смысле в двух шагах?
Она спрятала свою ручную лампу, поскольку здесь было достаточно света от торговых палаток и магазинов, и прогулочным шагом направилась вдоль торговых рядов. Вуаль чувствовала себя более комфортно, чем в пустых извилистых коридорах; здесь жизнь закрепилась. Рынок рос, словно кущи на подветренной стороне горного хребта.
Она дошла до центрального колодца пещеры: большой и круглой загадки, полной свободной от крема воды, по поверхности которой пробегала рябь. Шаллан никогда раньше не видела настоящих колодцев — все обычно использовали цистерны, которые наполнялись во время бурь. Но многочисленные колодцы Уритиру никогда не иссякали. В них даже не падал уровень воды, хоть множество людей постоянно ее черпали.
Письмоводительницы предположили, что в горах, возможно, скрывается водоносный слой, но откуда же в нем вода? Снежные шапки на ближайших вершинах как будто не таяли, а дожди шли очень редко.
Вуаль сидела на ограждении колодца, подобрав одну ногу, и смотрела на людей, которые приходили и уходили. Она слушала, как женщины болтают о Приносящих пустоту, об оставшихся в Алеткаре родственниках и о странной новой буре. Слушала, как мужчины беспокоятся о том, как бы их не забрали в армию или не понизили их нан темноглазых, поскольку теперь не было паршунов, чтобы заниматься простой работой. Некоторые светлоглазые работники жаловались на то, что их припасы застряли в Нараке и приходится ждать буресвета, прежде чем все удастся перевести сюда.
Она неторопливо направилась к ряду таверн. «Я не могу допрашивать слишком усердно, чтобы получить ответы. Если я задам не те вопросы, все поймут, что я шпионю на полицейских Аладара».
Вуаль. Вуали не больно. Она чувствовала себя комфортно и уверенно. Смотрела людям в глаза. Поднимала подбородок, бросая вызов любому, кто глядел на нее оценивающе. Власть — иллюзия восприятия.
У Вуали была собственная сила — она провела целую жизнь на улицах и знала, что сможет позаботиться о себе. Она была наделена упрямством чулла, и, хотя отличалась нахальством, эта самоуверенность сама по себе была силой. Вуаль получала то, что хотела, и успех ее не смущал.
Первый бар, который выбрала девушка, располагался внутри большой походной палатки. Здесь пахло разлитым лависовым пивом и потными телами, а вместо мебели повсюду громоздились перевернутые ящики. Большинство посетителей, веселых мужчин и женщин, носили простую одежду темноглазых: рубахи на шнуровке — ни денег, ни времени на пуговицы у них не было — и брюки или юбки. Несколько мужчин были одеты по старой моде — в накидки и просторные жилеты из тонкой ткани, оставлявшие грудь открытой.
Эта дешевая таверна, скорее всего, не годилась для нужд Вуали. Ей требовалось место, которое было бы ниже уровнем, но в каком-то смысле богаче. С худшей репутацией, но с возможностью встретить могущественных членов преступного мира военных лагерей.
Впрочем, это местечко выглядело подходящим для того, чтобы попрактиковаться. Барную стойку соорудили из ящиков, сложенных штабелем, и рядом с нею имелось несколько настоящих стульев. Вуаль прислонилась к стойке — она надеялась, что поза выглядит дружелюбно, — и едва не перевернула ящики. Она неуклюже их удержала и робко улыбнулась барменше — пожилой и седой темноглазой.
— Чего тебе? — спросила та.
— Вина, — сказала Вуаль. — Сапфирового. — Оно было вторым по степени опьянения. Пусть видят, что Вуали крепкий алкоголь нипочем.
— У нас есть варийское, кимикское и миленький бочонок веденского. Но оно стоит дорого.
— Э… — Адолин знал бы разницу. — Дайте веденское. — Это показалось ей уместным.
Женщина заставила ее сначала заплатить тусклыми сферами, но стоимость не показалась Вуали возмутительной. Себариаль хотел, чтобы спиртное текло рекой, — он считал, что это поможет предотвратить слишком сильный рост напряженности в башне, — и сдерживал цены низкими налогами.
Пока женщина работала за своей импровизированной стойкой, Вуаль страдала под взглядом одного из вышибал. Те не стояли у входа, но выжидали здесь, рядом с алкоголем и деньгами. Невзирая на старания полицейских Аладара, это место не было безопасным. Если уж говорить о сознательно замалчиваемых или забытых необъяснимых убийствах, то самым подходящим для них местом был именно Отломок, где мусор, беспокойство и жмущиеся друг к другу десятки тысяч людей, следующих за лагерями, балансировали на грани беззакония.