Шаллан стиснула зубы, но вдруг поняла, что охвативший ее гнев… холодный. Нет, она не простит этого человека за убийство Хеларана. Неприятная правда заключалась в том, что она не знала, как и почему ее брат пал от руки Амарама. Она почти слышала шепот Ясны: «Не суди, пока не узнаешь подробности».
Внизу Адолин поднялся и шагнул навстречу Амараму, прямо в центр иллюзорной карты, вынудив ее поверхность заколыхаться волнами буресвета. Он вперил в Амарама убийственный взгляд, невзирая на то что Далинар положил руку на плечо сына, удерживая его на месте.
— Светлость Садеас, — поприветствовал Далинар. — Рад, что вы согласились присоединиться к собранию. Нам не помешает ваша мудрость в составлении плана.
— Далинар, я здесь не ради твоих планов, — отрезала Йалай. — Я здесь, потому что это удобная возможность встретиться со всеми сразу. Я посовещалась со своими советниками, пребывающими в наших владениях, и мы решили, что наследник — мой племянник — еще слишком молод. Нельзя, чтобы в такое время дом Садеас оставался обезглавленным.
— Йалай, — ответил Далинар и шагнул вперед, встав рядом с сыном. — Давай поговорим. Пожалуйста. У меня есть одна идея — она, пусть и нетрадиционная, может…
— Традиция — наш союзник, — перебила Йалай. — Думаю, ты никогда не понимал этого так, как следовало. Великий маршал Амарам — наш самый отличившийся и почитаемый генерал. Его любят солдаты и знают люди по всему миру. Я назначаю его регентом и наследником титула. Он во всех отношениях теперь великий князь Садеас. Я прошу короля это одобрить.
Шаллан затаила дыхание. Король Элокар, до той поры явно плутавший в раздумьях, поднял взгляд:
— Это законно?
— Да, — подтвердила Навани, скрестив руки.
— Далинар, — заговорил Амарам, спустившись на несколько ступенек, в сторону собравшихся в нижней части аудитории. — Надеюсь, наши недавние… трения не помешают нам вместе трудиться во славу Алеткара. Я поговорил со светлостью Йалай и, думаю, убедил ее, что наши разногласия вторичны по сравнению с высшим благом Рошара.
От его голоса Шаллан пробрал озноб. Эта отточенная дикция, безупречное лицо, форма без единой морщины… он был человеком, которым надеялся стать каждый солдат. «Не я одна умею притворяться», — подумала она.
— Высшее благо, — повторил Далинар. — По-твоему, ты можешь говорить о том, что является благом?
— Все, что я сделал, было ради высшего блага, — настаивал Амарам напряженным голосом. — Все без остатка. Прошу тебя. Я знаю, ты собираешься затеять против меня судебную тяжбу. Я предстану перед судом — но давай отложим это, пока Рошар не будет спасен.
Далинар смотрел на Амарама на протяжении долгой и напряженной паузы. Потом наконец перевел взгляд на племянника и коротко кивнул.
— Светлость, трон признает ваш акт о регентстве, — объявил Элокар, обращаясь к Йалай. — Моя мать потребует от вас официальную грамоту, засвидетельствованную и с печатями.
— Уже сделано, — ответила Йалай.
Взгляды Далинара и Амарама скрестились поверх парящей в воздухе карты.
— Великий князь, — наконец проговорил Далинар.
— Великий князь, — ответствовал Амарам, чуть склонив голову.
— Ублюдок, — бросил Адолин.
Далинар заметно поморщился, потом указал на выход:
— Возможно, сын, тебе стоит немного побыть в одиночестве.
— Ага. Ну да. — Адолин высвободился из хватки отца и быстро направился к двери.
Шаллан помедлила лишь мгновение, после чего сунула ноги в туфли, взяла альбом и поспешила следом. Она догнала жениха в коридоре, возле места, где носильщики с паланкинами дожидались женщин.
— Эй, — окликнула она негромко и схватила его за руку.
Он посмотрел на нее, и его лицо смягчилось.
— Хочешь поговорить? — спросила Шаллан. — Такое впечатление, что ты сердишься на него больше, чем до этого.
— Нет, — пробормотал Адолин. — Я просто раздражен. Мы наконец-то избавились от Садеаса, и на его место пришло… вот это? — Он покачал головой. — В юности я смотрел на него с почтением. Когда повзрослел, у меня появились подозрения, но, наверное, в глубине души я все еще хотел, чтобы он оказался таким, как о нем говорили. Кем-то выше мелочности и политики. Истинным солдатом.
Шаллан не была уверена в том, что она думает по поводу идеи об «истинном солдате» как о человеке, которого не заботит политика. Разве причины поступков не важнее?
Воины так не рассуждали. Существовал некий идеал, который она не могла в полной мере постичь, — что-то вроде культа подчинения, заботы лишь о битве и вызовах.
Они подошли к лифту, и Адолин, выловив из кармана самосвет — маленький бриллиант, не помещенный в сферу, — опустил его в щель вдоль перил. Буресвет начал выходить из камня, и балкон сперва задрожал, а потом медленно поехал вниз. Вытаскивая камень, можно просигнализировать лифту остановиться на следующем этаже. Передвигая простой рычаг, можно было задать направление движения.
Они миновали верхний уровень, и Адолин, устроившись у перил, устремил взгляд на центральную шахту с окном вдоль всей стены. Ее называли атриумом, хоть этот атриум и был вытянут на десятки этажей.
— Каладину это не понравится, — проворчал Адолин. — Амарам — великий князь? Мы оба провели недели в тюрьме из-за того, что натворил этот ублюдок.
— Я думаю, Амарам убил моего брата.
Адолин резко повернулся и уставился на нее:
— Что?!
— У Амарама есть осколочный клинок, — объяснила Шаллан. — Я его видела раньше в руках моего старшего брата Хеларана. Он покинул Йа-Кевед много лет назад. Судя по тому, что мне удалось узнать, они с Амарамом сразились, Амарам его убил, а клинок забрал.
— Шаллан… да, клинок. Ты ведь знаешь, как Амарам его добыл, верно?
— На поле боя?
— Украл у Каладина! — Адолин схватился за голову. — Мостовичок настаивал, что спас Амараму жизнь, убив осколочника. А Амарам потом перебил отряд Каладина и забрал осколки себе. Это ведь в общих чертах и есть вся причина, по которой они ненавидят друг друга.
Шаллан почувствовала, как сдавливает горло.
— Ох.
«Спрячь это. Не думай об этом».
— Шаллан, — проговорил Адолин, шагнув к ней. — Почему твой брат пытался убить Амарама? Может, он знал, что великий лорд — продажная шкура? Вот буря! Каладин об этом даже не догадывается. Бедный мостовичок. Все было бы гораздо лучше, позволь он Амараму умереть.
«Отвернись от этого. Не думай об этом».
— Да, — выдавила она. — Ну да.
— Но что твой брат узнал? — снова попытался размышлять Адолин, расхаживая по балкону туда-сюда. — Он что-нибудь рассказал?
— Мы мало разговаривали, — отозвалась Шаллан, чувствуя оцепенение. — Он ушел, когда я была маленькой. Я его толком и не узнала.
Надо сменить тему. Пока она еще могла засунуть это открытие в дальний угол разума. Она не хотела думать про Каладина и Хеларана…
Поездка до нижних этажей вышла долгой и молчаливой. Адолин хотел опять навестить скакуна своего отца, но Шаллан не пожелала стоять без дела и нюхать навоз. Она сошла на втором уровне и отправилась в свои покои.
Секреты. «В этом мире есть вещи и поважнее, — заявил Хеларан отцу. — Важнее тебя и твоих преступлений».
Мрейз что-то об этом знал. Он не делился с ней секретами, как не делятся сладостями с ребенком, хитростью приучая его к повиновению. Однако все, чего он от нее сейчас хотел, — расследовать странные случаи в Уритиру. Это ведь хорошее дело, не так ли? Она бы все равно этим занималась.
Шаллан плутала по коридорам, следуя тропе, вдоль которой работники Себариаля прикрепили к стенам сферные фонари на крючках. Запечатанные и заполненные только самыми дешевыми бриллиантовыми сферами, они не вызывали интереса у грабителей, но и света давали не много.
Ей следовало остаться наверху; в ее отсутствие иллюзорная карта наверняка растаяла. Ее мучила совесть. Нельзя ли как-то научиться закреплять иллюзии? Им ведь нужен буресвет, чтобы существовать…
В любом случае Шаллан хотела уйти с совещания. Тайны, которые скрывал этот город, были слишком увлекательны. Она остановилась посреди коридора, достала свой альбом и пролистала его, вглядываясь в лица убитых.
Рассеянно перевернув страницу, увидела набросок, который не помнила. Серия извилистых, безумных линий, кривых и не соединенных друг с другом.
Она похолодела:
— Когда я это нарисовала?
Узор двинулся вверх по ее платью, остановился под шеей. Загудел — звук был смущенный.
— Я не помню.
Шаллан перевернула страницу. Тут она нарисовала линии, стремящиеся из центра, беспорядочные и хаотичные. Они превращались в лошадиные головы, с которых слезала плоть, их глаза были выпучены, а лошадиные рты — разинуты в крике. Это был какой-то тошнотворный гротеск.
«Ох, Буреотец…»
Пальцы Шаллан дрожали, когда она снова перевернула страницу. Ее она зарисовала дочерна, используя круговые движения, направленные к центральной точке. Глубокая пустота, бесконечный коридор, нечто кошмарное и непознаваемое.
Она захлопнула альбом:
— Что со мной происходит?
Узор смущенно загудел:
— Мы… сбежим?
— Куда?..
— Куда-нибудь. Подальше отсюда. Мм.
— Нет.
Она дрожала от ужаса, но не могла бросить эти секреты. Шаллан должна была их заполучить, удержать, сделать своими. Она резко повернулась и направилась по коридору от своей комнаты к казармам, где Себариаль разместил своих солдат. Таких помещений в башне было множество: целые сети комнат с высеченными в стенах койками. Уритиру все-таки был военным лагерем — здесь когда-то жили десятки тысяч солдат на одних только нижних уровнях.
В общей комнате отдыхали мужчины, сняв куртки, играя в карты или ножики. Ее приход вызвал небольшую суету: они сначала вытаращили глаза, а потом вскочили, не понимая, что надо сделать в первую очередь — застегнуть куртки или отдать честь. Шепот «Сияющая» летел вслед Шаллан, пока она миновала коридор, вдоль которого шли комнаты, где размещались отдельные отряды. Она отсчитала двери, пронумерованные архаичными алетийскими цифрами, высеченными в камне, и толкнула нужную.