— Он приходил на днях, чтобы повидаться со мной. — Каладин заметно напрягся, стиснул зубы, а потом пошел к королю — тот ступил на плато в сопровождении группы охранников из Одиннадцатого моста.
Лунамор продолжил трудиться над рагу, но встал так, чтобы все слышать, — ему было любопытно.
— Ветробегун, — заговорил король, кивком приветствуя Каладина, — похоже, с тобой все в порядке, твои люди восстановили силы. Как скоро они будут готовы?
— Ваше величество, они в хорошей боевой форме, но чтобы овладеть новыми способностями… по правде говоря, я не знаю.
Лунамор попробовал рагу и, не поворачиваясь к королю, продолжил помешивать и слушать.
— Ты обдумал мою просьбу? — поинтересовался Элокар. — Полетишь со мной в Холинар, чтобы мы смогли отбить город?
— Как прикажет мой командир, так и сделаю.
— Нет, — возразил король. — Я прошу тебя лично. Отправишься со мной? Поможешь вернуть мою родину?
— Да, — тихо сказал Каладин. — Дайте мне немного времени. По крайней мере, пару недель, чтобы я смог обучить моих людей. Я бы хотел взять с нами несколько ветробегунов-учеников. И, если повезет, оставить здесь полного Сияющего на случай, если со мной что-то произойдет. Но так или иначе… да, Элокар. Я отправлюсь в Алеткар с вами.
— Хорошо. У нас есть немного времени, поскольку дядя хочет попытаться установить связь с людьми в Холинаре, используя свои видения. Двадцать дней хватит? Сможешь обучить учеников за это время?
— Ваше величество, мне придется.
Лунамор бросил взгляд на короля, который, скрестив руки, наблюдал за ветробегунами, будущими и нынешними. Похоже, он пришел не только побеседовать с Каладином, но и посмотреть на тренировку. Капитан вернулся к разведчицам — его божество полетело следом, — и Лунамор принес королю выпить. Потом чуть задержался возле моста, который пересек Элокар, чтобы попасть на это плато.
Их мост, тот самый, с которым они отправлялись в вылазки, теперь использовали для передвижения людей по плато, ближайшим к Нараку. Постоянные мосты все еще восстанавливали. Лунамор похлопал по древесине. Они думали, что потеряли этот мост, но разведчики нашли его застрявшим в ущелье на некотором расстоянии отсюда. Тефт попросил Далинара организовать подъем, и тот согласился.
Учитывая, через что прошел старый мост, он выглядел весьма неплохо. Четвертый мост вообще был сделан из крепкого дерева. Лунамор бросил взгляд на соседнее плато и поежился — не плато, а руины. Жалкий огрызок, состоявший из сломанных камней, возвышавшихся футов на двадцать от дна ущелья. Рлайн сказал, что здесь было обычное плато, до встречи Бури бурь и Великой бури во время битвы при Нараке.
В том страшном катаклизме целые плато были уничтожены. Хотя Буря бурь возвращалась несколько раз, две стихии больше не сталкивались в населенных районах. Лунамор еще раз похлопал мост, потом покачал головой и вернулся к своей полевой кухне.
Наверное, они могли бы тренироваться и в Уритиру, но Расколотые равнины подходили для этого куда лучше, чем террасы перед башней, потому никто из мостовиков и не возражал. Это место было таким же пустынным, но принадлежало им.
Они также не стали задавать вопросы, когда Лунамор решил прихватить с собой котлы и припасы, чтобы приготовить обед. Конечно, пришлось повозиться, но горячая трапеза возмещала затраченные усилия — и, кроме того, существовало негласное правило. Хотя Лунамор, Даббид и Хоббер не участвовали в тренировках или учебных боях, они по-прежнему Четвертый мост, а значит, шли туда же, куда и все остальные.
Лунамор велел Уйо добавить мяса, строго наказав спрашивать, прежде чем что-то менять в рецепте. Даббид продолжал размешивать с безмятежным видом. Он казался довольным, хотя по его лицу было трудно что-то утверждать. Лунамор вымыл руки и взялся за тесто.
Приготовление пищи и впрямь походило на ведение войны. Надо было узнать своего врага, — впрочем, «врагами» в этом состязании были его же друзья. Они приступали к каждой трапезе, ожидая чего-нибудь грандиозного, и Лунамор исхитрялся, снова и снова доказывая свой талант. Он вел войну с хлебами и рагу, удовлетворяя аппетиты и насыщая животы.
Пока он работал, запустив руки глубоко в тесто, в голове у него звучало пение матери. Ее тщательные инструкции. Каладин ошибался; Лунамор не сделался поваром. Он всегда им был, с тех самых пор, как научился забираться на табурет, приставленный к рабочему столу, и запускать пальчики в липкое тесто. Да, однажды он научился стрелять из лука. Но солдатам нужно было питаться, и каждый гвардеец нуатомы выполнял несколько заданий — даже тот гвардеец, у которого было особое наследие и особые благословения.
Он закрыл глаза, разминая тесто, и стал напевать песню матери в такт ритму, едва слышному, с трудом различимому.
Вскоре услышал чьи-то тихие шаги по мосту у себя за спиной. Принц Ренарин замер возле котла; свое задание по переносу людей посредством Клятвенных врат он выполнил. На плато больше трети мостовиков поняли, как втягивать буресвет, но из новичков этого никто не сумел сделать, как Каладин ни старался.
Ренарин наблюдал. Его щеки раскраснелись. Он явно прибежал сюда, выполнив поручение, но теперь его охватила неуверенность. Элокар устроился неподалеку, возле камней, чтобы посмотреть тренировку, и Ренарин шагнул было в его сторону, ведь вроде как полагалось находиться рядом с королем.
— Эй! — крикнул Лунамор. — Ренарин!
Парнишка вздрогнул. Его синяя униформа Четвертого моста казалась… аккуратнее, чем у остальных.
— Мне бы не помешала кое-какая помощь с этим хлебом, — закончил рогоед.
Ренарин тотчас же улыбнулся. Паренек хотел лишь, чтобы к нему относились как ко всем. Что ж, это было достойное поведение для мужчины. Лунамор бы и самого великого князя заставил месить тесто, если бы ему такое сошло с рук. Далинар иногда выглядел так, словно ему пошло на пользу бы как следует вымесить тесто для хлеба.
Ренарин вымыл руки, затем сел на землю напротив Лунамора и стал повторять движения рогоеда. Лунамор оторвал кусок теста шириной с ладонь, расплющил его и шлепнул на один из больших камней, разложенных у огня, чтобы они нагрелись. Тесто приклеилось к камню, где ему и предстояло печься, пока не снимут.
Лунамор не принуждал Ренарина к беседе. На некоторых людей надо было давить, чтобы они раскрылись. Других следовало оставить в покое, чтобы они двигались в собственном темпе. Это было похоже на разницу между рагу, которое доводили до кипения, и тем, которое томили на медленном огне.
«Но где же его бог?»
Лунамор мог видеть всех спренов, но разглядеть с кем связан Ренарин ни разу не удалось. Рогоед кланялся, когда принц на него не смотрел, — так, на всякий случай, — и делал почтительные знаки в адрес скрытого божества.
— У Четвертого моста все идет хорошо, — наконец-то пробормотал Ренарин. — Скоро он сделает так, что все они будут пить буресвет.
— Похоже на то, — согласился Лунамор. — Ха! Но им не скоро догнать тебя. Правдогляд! Хорошее имя. Людям стоит бы глядеть на правду, а не на ложь.
Ренарин покраснел:
— Я… полагаю, это означает, что мне больше не быть членом Четвертого моста, верно?
— Почему?
— Я принадлежу к другому ордену Сияющих, — пояснил Ренарин, не поднимая глаз. Вылепив совершенно круглый кусочек теста, принц аккуратно пристроил его на камень.
— Ты уметь исцелять.
— Это потоки Прогрессии и Иллюминации. Я так и не понял, как работает второй. Шаллан семь раз объясняла, но у меня не получается создать даже самую простую иллюзию. Что-то не так.
— Ага, пока быть — исцеление? Очень полезно быть для Четвертый мост!
— Но я больше не могу быть частью Четвертого моста.
— Чушь. Четвертый мост — быть не только ветробегуны.
— Тогда что он такое?
— Он быть мы, — заявил Лунамор. — Я, они, ты. — Рогоед кивком указал на Даббида. — Этот больше не взять в копье, не полететь, но он Четвертый мост. Мне запретить драться, но я быть Четвертый мост. Ты — иметь важный титул и другие способности… — Он подался вперед. — Но я знать Четвертый мост. И ты, Ренарин Холин, быть один из нас.
Ренарин широко улыбнулся:
— Но, Камень, тебя разве не тревожит, что ты не тот человек, которым тебя все считают?
— Все считать, я шумный, невыносимый мужлан! — ответил рогоед. — Потому быть другим — совсем не плохо.
Ренарин тихонько рассмеялся.
— Ты так думать о себе? — поинтересовался Лунамор.
— Возможно. — Ренарин скатал еще один совершенно круглый кусок теста. — Бо́льшую часть времени я вообще не знаю, кто я такой, но похоже, что это лишь моя проблема. С той поры, как научился ходить, все говорили: «Поглядите, какой он умный. Ревнителем будет».
Лунамор хмыкнул. Иногда даже шумный и невыносимый мужлан знал, в какой момент надо промолчать.
— Это кажется всем таким очевидным. Хорошо считаю, верно? Конечно, ступай в ревнители. Разумеется, никто и слова не скажет о том, что я в меньшей степени мужчина, чем мой брат, и уж подавно никто не обмолвится о том, что для наследования будет просто отлично, если болезненного и странного младшего брата надежно упрячут в какой-нибудь монастырь.
— Ты говорить все это почти без горечь! — воскликнул Лунамор. — Ха! Наверное, долго практиковаться.
— Целую жизнь.
— Сказать мне вот что. Ренарин Холин, почему ты желаешь сражаться?
— Потому что этого всегда хотел мой отец, — тотчас же ответил принц. — Он может этого не понимать, но так и есть.
Лунамор хмыкнул:
— Может, это быть глупая причина, но я могу ее уважать. Но ответь, почему ты не хотеть быть ревнителем или бурестражем?
— Потому что все считали, будто я им стану! — Ренарин шлепнул тесто на разогретые камни. — Если я так поступлю, то поддамся тому, в чем все уверены. — Он принялся озираться в поисках того, чем можно было бы занять руки, и Лунамор бросил ему еще теста.
— Думаю, твоя проблема быть не в том, о чем ты говорить. Ты твердить, что не такой, как все считать. Может, на самом деле ты волноваться, что ты как раз такой и есть.