Цикл повторялся. Сперва промежутки между Опустошениями были длинными. В сотни лет. Потом Опустошения отделяли друг от друга меньше десяти лет. А между двумя последними прошло меньше года. Души Вестников превратились в лохмотья. Они сломались, едва их поймали и подвергли пыткам.
— Что объясняет, почему на этот раз все так ужасно, — прошептала Навани со своего камня. — Общество переносило одно Опустошение за другим, разделенные короткими передышками. Культура, технологии… все было разрушено.
Далинар присел на корточки и потер ее плечо.
— Все не так плохо, как я боялась, — отозвалась она. — Вестники действительно были благородными. Пусть и не такими божественными, но я даже буду любить их сильнее, зная, что когда-то они были просто обычными мужчинами и женщинами.
Они сломались, — сказал Буреотец, — но я начинаю задумываться о том, чтобы простить их за нарушенные клятвы. Это… кажется мне сейчас разумным, как никогда раньше.
Его голос звучал удивленно.
— Приносящие пустоту, которые все это сотворили, — проговорила Навани. — Они возвращаются. Снова.
Сплавленные, души давно умерших, они вас ненавидят. Они не рациональны. Они пропитаны чистейшей ненавистью. Они уничтожат этот мир, чтобы расправиться с человечеством. И да, они вернулись.
— Ахаритиам, — добавил Далинар, — был вовсе не концом, а просто еще одним Опустошением. Только вот что-то изменилось для Вестников. Они бросили свои мечи?
После Опустошения Вестники возвращались в Преисподнюю. Если они умирали в бою, то попадали туда сразу же. А те, кто выжил, возвращались добровольно в конце сражения. Их предупредили, что, если один откажется, это может привести к катастрофе. Кроме того, им нужно было находиться в Преисподней вместе, чтобы разделить бремя пытки, если кого-то поймают. Но в тот раз случилось кое-что странное. Благодаря трусости или везению им удалось избежать смерти. Никто не погиб в бою — кроме одного.
Далинар взглянул на пустое место в круге мечей.
Девять поняли, что один из них никогда не ломался. Каждый из оставшихся хоть раз сдался и начал Опустошение, чтобы избавиться от боли. Они решили, что, возможно, всем возвращаться нет необходимости.
И остались здесь, рискуя положить начало вечному Опустошению, но надеясь, что тот, кого оставили в Преисподней, сумеет все удержать в одиночку. Им оказался тот, кто с самого начала не должен был к ним присоединяться. Тот, кто не был королем, ученым или военачальником.
— Таленелат, — пробормотал Далинар.
Испытавший муки. Тот, кого бросили в Преисподней. Тот, кому пришлось выносить пытки в одиночку.
— Всемогущий, всевышний… — прошептала Навани. — Сколько времени это продлилось? Больше тысячи лет, верно?
Четыре с половиной тысячи лет, — уточнил Буреотец, — четыре с половиной тысячелетия пыток.
Молчание воцарилось в маленькой нише, которую украшали серебристые клинки и удлиняющиеся тени. Далинар, испытывая слабость, опустился на землю рядом с камнем Навани. Он уставился на клинки и ощутил внезапную иррациональную ненависть к Вестникам.
Это было глупо. Как и сказала Навани, они действительно были героями. Вестники избавили человечество от нападений на многие годы, заплатив собственным рассудком. И все же он их ненавидел. За того, кого они бросили.
За того…
Далинар вскочил и воскликнул:
— Это же он! Безумец. Он действительно Вестник!
Он наконец-то сломался, — подтвердил Буреотец, — и присоединился к девятерым, которые все еще живы. На протяжении этих тысячелетий никто не умер и не вернулся в Преисподнюю, но это не имеет того значения, что раньше. Клятвенный договор ослабел и почти полностью уничтожен. Вражда сотворил свою бурю. Сплавленные не возвращаются в Преисподнюю, когда их убивают. Они возрождаются во время следующей Бури бурь.
Шквал. Как же победить такого врага? Далинар опять бросил взгляд на пустое место в круге мечей.
— Безумец, Вестник, он пришел в Холинар с осколочным клинком. Разве при нем не должно было быть Клинка Чести?
Да. Но меч, который тебе доставили, не его. Я не знаю, что произошло.
— Мне надо с ним поговорить. Он… он был в монастыре, когда мы выступили в поход. Не так ли? — Далинару требовалось спросить у ревнителей, кто вывез безумцев из военного лагеря.
— Это и заставило Сияющих взбунтоваться? — уточнила Навани. — Это те секреты, которые разожгли пожар Отступничества?
Нет. То была более глубокая тайна, которую я не раскрою.
— Почему? — удивился Далинар.
Потому что если ты узнаешь о ней, то откажешься от клятв, как это сделали древние Сияющие.
— Я так не поступлю.
Да неужели? — резко спросил Буреотец, повысив голос. — Готов дать слово? Не зная, о чем речь? Вестники дали слово, что будут сдерживать атаки Приносящих пустоту, и что с ними случилось?
Далинар Холин, нет на свете человека, который не нарушил бы ни одной клятвы. В руках твоих новых рыцарей души и жизни моих детей. Нет. Я не позволю вам сделать то же, что и ваши предшественники. Вам известно то, что имеет значение. Остальное к делу не относится.
Далинар глубоко вздохнул, но сдержал гнев. Буреотец был в некотором роде прав. Он не мог знать, как эта тайна повлияет на него или Сияющих.
И все же он предпочел бы знать. Далинар чувствовал себя так, словно повсюду ходит в сопровождении палача, готового отнять его жизнь в любой момент.
Он еще раз вздохнул, когда Навани встала и подошла к нему, взяв за руку.
— Я попробую по памяти нарисовать все Клинки Чести — или лучше пришлем сюда Шаллан с этой целью. Возможно, с помощью рисунков сумеем определить местонахождение остальных клинков.
У входа в маленькую нишу шевельнулась тень, и миг спустя появился юноша — бледный, со странными большими шинскими глазами и коричневыми кудрями. Он мог оказаться любым шинцем из тех, кого Далинару случилось повстречать в свое время, — прошли тысячелетия, но облик этого народа так и остался неизменным.
Юноша упал на колени, увидев чудо — брошенные Клинки Чести. Но миг спустя он посмотрел на Далинара и проговорил голосом Всемогущего:
— Объедини их.
— Неужели ты ничего не мог сделать для Вестников? — спросил Далинар. — Неужели их бог никак не мог это предотвратить?
Всемогущий, разумеется, не ответил. Он умер, сражаясь с существом, которое теперь им противостояло, — с силой по имени Вражда. В каком-то смысле он пожертвовал собой в тех же целях, что и Вестники.
Видение растаяло.
39Заметки
Ничего хорошего не выйдет, если два Осколка окажутся в одном месте. Мы согласились не вмешиваться в дела друг друга, и я разочарован тем, что лишь немногие из Осколков соблюдали этот изначальный уговор.
Шаллан может делать для нас заметки, — предложила Ясна.
Шаллан в синей хаве подняла взгляд от своей записной книжки. Она уселась на полу возле стены, покрытой изразцами, и собиралась на протяжении всей встречи делать наброски.
Минула неделя после того, как она пришла в себя и вслед за этим встретилась с Ясной возле хрустальной колонны. Девушка чувствовала себя все лучше, но в то же самое время все сильнее отдалялась от собственного «я». Это было ирреальное ощущение — повсюду следовать за Ясной, как будто ничего не изменилось.
Сегодня Далинар созвал своих Сияющих, и Ясна предложила провести собрание в подвальных помещениях башни, поскольку те были очень хорошо защищены. Она сильно беспокоилась о том, что за ними могут шпионить.
Библиотеку освободили от куч рухляди; стайка ученых Навани со всей тщательностью занесла в каталог каждую щепку. Пустота словно подчеркивала отсутствие сведений, на которые они так надеялись.
Теперь все пялились на Шаллан.
— Заметки? — спросила девушка. Она едва следила за разговором. — Можно позвать светлость Тешав…
Пока что группа была малочисленная. Черный Шип, Навани и их главные заклинатели потоков: Ясна, Ренарин, Шаллан и Каладин Благословенный Бурей, летающий мостовик. Адолин и Элокар отсутствовали: они отправились с визитом в Веденар, чтобы изучить военные возможности армии Таравангиана. Малата открыла для них Клятвенные врата.
— Нет нужды звать еще одну письмоводительницу, — возразила принцесса. — Я ведь обучила тебя стенографии. Хочу проверить, насколько хорошо ты усвоила этот навык. Пиши разборчиво; нам понадобится доложить моему брату о том, что будет решено здесь.
Все сидели на стульях, за исключением Каладина, который прислонился к стене. Суровый, как грозовая туча. Он убил Хеларана, ее брата. Вспыхнула некая эмоция, но Шаллан ее погасила и засунула в чулан разума. Каладина нельзя было в этом винить. Он просто защищал своего светлорда.
Девушка встала, чувствуя себя ребенком, которому сделали выговор. Тяжесть взглядов присутствующих вынудила ее подойти и сесть рядом с Ясной, открыв блокнот, с карандашом наготове.
— Итак, — начал Каладин, — согласно словам Буреотца, Всемогущий не просто умер, но обрек десять человек на вечные муки. Мы называем их Вестниками, и они не просто нарушили свои клятвы — они, скорее всего, обезумели. Один из них был у нас под опекой — вероятно, самый чокнутый из всей компании, — но мы его потеряли в суматохе переселения в Уритиру. Короче говоря, все те, кто мог бы нам помочь, сошли с ума, умерли, стали предателями или как-то сочетают в себе три этих свойства. — Он скрестил руки на груди. — Кто бы сомневался.
Ясна бросила взгляд на Шаллан. Та вздохнула и записала краткое содержание того, что он произнес. Пусть даже его речь сама по себе и была кратким изложением чужого рассказа.
— И что же нам делать с этими сведениями? — Ренарин сцепил пальцы и наклонился.
— Мы обязаны пресечь атаку Приносящих пустоту, — заявила Ясна. — Нельзя допустить, чтобы они слишком хорошо укрепили свои позиции.