— И она не справится без тебя? — удивился Ватах.
— Клянусь бурей, видел бы ты ее… Забыла бы собственные ноги, не будь они к ней прикреплены. Продолжайте тренироваться! Я встречусь с вами позже.
Она натянула шляпу и помчалась прочь с Отломка.
Спустя некоторое время Шаллан Давар — теперь уже в синей хаве — брела по коридору под Уритиру. Она была довольна работой, которую Вуаль проделала с Ватахом и остальными, но, буря свидетельница, зачем так много пить? Того, что Шаллан сожгла, стремясь очистить голову, хватило бы на целый бочонок выпивки.
Она тяжело вздохнула и вошла в бывшую библиотеку. Там обнаружились не только Навани, Ясна и Тешав, но целая армия ревнителей и письмоводительниц. Мэй Аладар, Адротагия из Харбранта… даже трое бурестражей, странных мужчин с длинными бородами, которым нравилось предсказывать погоду. Шаллан слышала, что время от времени они читают будущее по ветрам, но такие услуги никогда не предлагаются открыто.
Находясь рядом с ними, Шаллан пожалела, что при ней нет охранного глифа. К несчастью, Вуаль таковых с собой не носила. Она, вообще-то, была почти еретичкой и думала о религии не чаще, чем о ценах на морской шелк в Ралл-Элориме. У Ясны хотя бы хватало твердости характера, чтобы выбрать сторону и объявить об этом; Вуаль отделывалась пожатием плечами и шпильками. Это…
— Мм… — прошептал Узор с ее юбки. — Шаллан?
Ну да. Она просто застыла в дверях столбом. Девушка вошла, и, к несчастью, ей на пути попалась Йанала, которая выполняла роль помощницы Тешав. Носик красотки был вечно задран, и она была из тех, чья манера говорить сама по себе вызывала у Шаллан мурашки.
Ей не нравилась заносчивость девушки, — разумеется, тот факт, что Адолин ухаживал за Йаналой незадолго до того, как встретился с Шаллан, был совершенно ни при чем. Когда-то она пыталась избегать бывших девушек Адолина, но… это было все равно что пытаться избегать солдат на поле боя. Они были попросту всюду.
В комнате одновременно обсуждали проблему мер и весов, правильную расстановку знаков препинания, вариации атмосферного давления в башне и многое другое. Когда-то она бы все отдала за то, чтобы оказаться в гуще подобных обсуждений. Теперь же постоянно опаздывала на совещания. Что изменилось?
«Я самозванка», — подумала она, прижимаясь к стене, чтобы пройти мимо симпатичной молодой ревнительницы, которая рассуждала об азирской политике с одним из бурестражей. Шаллан едва пролистала те книги, которые ей принес Адолин. По другую сторону комнаты Навани разговаривала о фабриалях с дамой-инженером в ярко-красной хаве. Дама нетерпеливо кивала:
— Да, светлость, но как это стабилизировать? Если паруса будут снизу, он же перевернется, разве нет?
Близость Шаллан к Навани позволяла как следует изучить фабриалевую науку. Почему же она этим не занялась? Когда все это ее поглотило — идеи, вопросы, логика, — Шаллан вдруг поняла, что тонет. Что она подавлена. Все в этой комнате знали так много, а девушка чувствовала себя такой незначительной по сравнению с ними.
«Мне нужен тот, кто с этим справится, — подумала она. — Ученый. Часть меня может стать ученой. Не Вуаль, не светлость Сияющая. Но кто-то…»
Узор опять загудел на ее платье. Шаллан прижалась спиной к стене. Нет, это… это ведь она, не так ли? Шаллан всегда хотела стать ученой, верно? Ей не требовалась другая личность, чтобы этим заниматься. Ведь правда же?
Правда?..
Момент беспокойства прошел, она выдохнула и заставила себя выпрямиться. В конце концов достала из сумки стопку бумаги и угольный карандаш, после чего отыскала Ясну.
Принцесса изогнула бровь:
— Снова опаздываешь?
— Простите.
— Я собиралась попросить тебя о помощи с кое-какими переводами напева Зари, которые мы получили, но времени до начала собрания, которое ведет моя мать, не осталось.
— Может, я помогу вам…
— Мне надо кое-что закончить. Поговорим позже.
Это был довольно резкий приказ убираться прочь, но Шаллан уже привыкла к такому обращению. Она подошла к стулу у стены, села и буркнула чуть слышно:
— Конечно, если бы Ясна знала, что я столкнулась с глубокой неуверенностью в себе, она проявила бы кое-какое сопереживание. Правда?
— Ясна? — переспросил Узор. — Мне кажется, ты невнимательна. Ясна не отличается избытком сопереживания.
Шаллан вздохнула:
— А вот ты — да!
— Переживаний у меня точно в избытке. — Шаллан собралась с духом. — Узор, мне здесь самое место, не так ли?
— Мм. Ну да, разумеется. Ты хочешь их нарисовать?
— Классические ученые не просто рисовали. Масловер разбирался в математике — это ведь он создал учение о пропорциях в искусстве. Галид была изобретательницей, ее идеи до сих пор используют астрономы. Моряки не могли вычислять широту на море, пока не появились ее часы. Ясна историк, и не только. Я тоже так хочу.
— Уверена?
— Кажется, да. — Проблема заключалась в том, что Вуаль хотела проводить дни за выпивкой, веселой болтовней с мужчинами, учебой шпионажу. Сияющая желала упражняться с клинком и быть рядом с Адолином. А как на счет Шаллан? И имеет ли это значение?
В конце концов Навани объявила о начале собрания, все заняли места. Письмоводительницы по одну сторону от Навани, ревнители из множества обителей — по другую, подальше от Ясны. Бурестражи устроились за пределами стульев, расставленных кругом. В дверном проеме Шаллан заметила Ренарина. Он переминался с ноги на ногу, заглядывал внутрь, но не входил. Когда к нему повернулись несколько ученых, он шагнул назад, как будто их взгляды его физически выталкивали.
— Я… — забормотал Ренарин. — Отец сказал, я могу прийти… просто послушать.
— Тебе здесь более чем рады, кузен, — вмешалась Ясна. Она кивнула Шаллан, чтобы та принесла ему табуретку, что та и сделала, даже не запротестовав, что ей отдают указания. Она сможет сделаться ученой. Будет лучшей маленькой ученицей из всех.
Не глядя по сторонам, Ренарин обошел круг ученых, сжимая свисающую из кармана цепочку так, что побелели костяшки. Едва заняв свое место, начал протягивать цепочку между пальцами то одной руки, то другой.
Шаллан изо всех сил старалась делать заметки, а не отвлекаться, рисуя людей. К счастью, заседание оказалось интереснее обычного. Навани поручила большинству собравшихся ученых попытаться вникнуть в суть Уритиру. Инадара — убеленная сединами письмоводительница, похожая на ревнительниц, которые принадлежали отцу Шаллан, — докладывала о том, как ее команда пыталась установить значение странной формы комнат и туннелей башни.
Она обстоятельно рассказывала про оборонительные сооружения, фильтрацию воздуха и колодцы. Выделила группы комнат, которые имели странную форму, а также необычные фрески, изображавшие причудливых существ.
Потом Калами поведала о своей команде, которая была уверена, что ряд золотых и медных металлических инкрустаций, обнаруженных в стенах, были фабриалями, но они как будто ничего не делали, даже если к ним прикрепляли самосветы. Она раздала присутствующим рисунки, а потом заговорила об усилиях — пока что бесплодных, — которые были предприняты для того, чтобы зарядить самосветную колонну. Единственными работающими фабриалями оставались подъемники.
— Полагаю, — встрял Элтебар, глава бурестражей, — что соотношение шестерен, использованных в механизме подъемников, может указывать на природу тех, кто их построил. Понимаете, это такая наука — дигитология. Можно многое узнать о человеке по ширине его пальцев.
— И каким же образом это связано с шестеренками? — спросила Тешав.
— Всевозможными образами! — воскликнул Элтебар. — Тот факт, что вам об этом неизвестно, яснее ясного говорит о том, что вы письмоводительница. Почерк у вас, светлость, красивый, но надо больше внимания уделять науке!
Узор тихонько зажужжал.
— Он мне никогда не нравился, — прошептала Шаллан. — При Далинаре он ведет себя мило, но на самом деле довольно подлый человек.
— Ну и… какой из его атрибутов мы суммируем и сколько людей попадет в выборку? — спросил Узор.
— А не может ли быть так, — спросила Йанала, — что мы задаем неправильные вопросы?
Шаллан прищурилась, но одернула себя, подавила ревность. Нельзя ненавидеть кого-то только из-за того, что они с Адолином были близки.
Просто в Йанале было что-то… неправильное. Как у многих придворных дам, ее смех казался отрепетированным, сдержанным. Словно его использовали в качестве отмеренной по рецепту приправы.
— Дитя, что ты имеешь в виду? — спросила Адротагия Йаналу.
— Светлость, мы дискутируем о подъемниках, о странной колонне-фабриале, об извилистых коридорах. Мы пытаемся вникнуть в суть этих вещей по их облику. Может, вместо этого нам надо выяснить потребности башни, а потом, работая в обратном направлении, определить, как все эти вещи могли их удовлетворять.
— Хм, — протянула Навани. — Ну допустим, нам известно, что зерно выращивали снаружи. Какие-то из этих фабриалей дают тепло?
Ренарин что-то пробормотал.
Все в комнате повернулись к принцу. Многие были удивлены, что юноша заговорил, и он съежился.
— Ренарин, что ты сказал? — спросила Навани.
— Все устроено не так, — громче повторил он. — Это не фабриали. Это один фабриаль.
Письмоводительницы и ученые переглянулись. Принц… ну да, он часто провоцировал подобную реакцию. Такие смущенные взгляды.
— Светлорд? — с преувеличенным почтением поинтересовалась Йанала. — Возможно, вы на самом деле артефабр? По ночам втайне учитесь, читаете женское письмо?
Кто-то хихикнул. Ренарин густо покраснел и еще ниже опустил взгляд.
«Вы бы никогда так не смеялись над другим мужчиной его ранга», — подумала Шаллан, чувствуя, как щеки становятся горячими. Алетийские придворные могли вести себя с безупречной вежливостью, но от этого они не становились милыми людьми. Ренарин всегда был более приемлемой мишенью, чем Далинар или Адолин.
Собственный гнев показался Шаллан странным. Ее неоднократно сбивало с толку поведение Ренарина. Его присутствие на этом собрании было всего лишь еще одним примером. Неужели он наконец-то решил присоединиться к ревнителям? И сделал это, попросту явившись на собрание для письмоводительниц, словно был женщиной?