Она откинулась на спинку кресла, и Айвори — в полном размере, ростом с человека — подошел к столу. Он был одет в свой обычный строгий костюм, руки сцепил за спиной. Одежда спрена была совершенно черной, как и кожа, хотя на ней и мелькали радужные переливы. Как будто черный мрамор покрыли пленкой масла, которая поблескивала скрытым цветом. Он потер подбородок, читая слова.
Ясна отказалась от красивых комнат с балконами на внешнем краю Уритиру — слишком очевидным входом для убийц или шпионов. Ее маленькая комната в центре владений Далинара была куда более безопасной. Вентиляционные отверстия она забила тряпками. Притока воздуха из коридора для этой комнаты хватало, а она хотела быть уверена, что никто их не подслушивает через шахты.
В углу комнаты неустанно работали три даль-пера. Ясна арендовала их за большие деньги в ожидании возможности приобрести собственные. Перья были сопряжены с инструментами в Ташикке, которые доставили в один из лучших — и самых надежных — центров осведомления в княжестве. Там, на расстоянии многих миль от Уритиру, письмоводительница внимательно переписывала каждую страницу ее заметок, отосланных принцессой туда, чтобы сохранить.
— Этот говорящий… — Айвори постукивал кончиком пальца по листу, который она только что прочитала. У спрена был резкий, серьезный голос. — Тот, кто произнес эти слова. Он на самом деле Вестник. Наши подозрения оправдались. Вестники живы, включая и павшего.
— Мы должны его найти, — сказала Ясна.
— Надо обыскать Шейдсмар, — предложил Айвори. — В этом мире люди легко могут спрятаться, но по другую сторону нам видно сияние их душ.
— Если только кто-то не выяснил, как их спрятать.
Айвори посмотрел на растущую гору заметок в углу; одно из перьев закончило писать. Ясна встала, чтобы заменить бумагу; Шаллан спасла один из ее сундуков с заметками, но два других утонули с кораблем. К счастью, принцесса отослала запасные копии.
Был ли в этом какой-то смысл? Лист, зашифрованный ее личным кодом, содержал множество сведений, описывающих связи между паршунами и Приносящими пустоту. Когда-то она надрывалась над каждым абзацем, выдирая сведения из хроник. Теперь об этом знал каждый. В один миг вся ее компетентность растаяла.
— Мы потеряли так много времени, — пробормотала она.
— Да. Необходимо наверстать упущенное.
— А враг?
— Он взволнован. И сердит. — Айвори покачал головой и присел рядом на корточки, пока она меняла бумагу. — Ясна, мы ничто пред ним. Он обратит в пыль и мой род, и твой.
Даль-перо закончило писать, а другое начертало первые строки мемуаров, над которыми Ясна с перерывами работала всю жизнь. Она забраковала с дюжину разных попыток и, перечитывая эту, последнюю, обнаружила, что и эта тоже не нравится.
— Что ты думаешь о Шаллан? — обратилась она к Айвори, качая головой. — О человеке, которым она стала.
Айвори нахмурился, поджал губы. Его резкие черты, слишком угловатые для человеческих, выглядели так, словно он был грубой версией статуи, которую скульптор поленился закончить.
— Она… меня тревожит.
— Это не изменилось.
— Она нестабильна.
— Айвори, ты всех людей считаешь нестабильными.
— Не тебя, — возразил он, вздернув подбородок. — Ты как спрен. Мыслишь, опираясь на факты. Ты не меняешься из-за простых прихотей. Ты такая, какая есть.
Она посмотрела на него с каменным лицом.
— Большей частью, — признался спрен. — Большей частью. Это правда. По сравнению с другими людьми ты будто изваяние!
Она вздохнула, встала и прошла мимо него к своему письменному столу. Записанные речи Вестника пугали прозорливостью. Ясна села, чувствуя усталость.
— Ясна? — спросил Айвори. — Я… допустил ошибку?
— Айвори, я не такая непробиваемая, как тебе кажется. Иногда я только хочу быть такой.
— Эти слова тебя тревожат. — Он вновь приблизился и опустил совершенно черные пальцы на бумаги. — Почему? Ты читала много тревожных вещей.
Ясна откинулась на спинку стула, прислушиваясь к шороху трех даль-перьев по бумаге: они писали заметки, которые, как предполагала принцесса, были в основном бессмысленны. Что-то шелохнулось глубоко внутри нее. Воспоминания о темной комнате и крике до хрипоты. О перенесенном в детстве недуге, про который все забыли, несмотря на то что он с ней сделал.
Он ее научил тому, что те, кого она любит, все равно могут причинить ей боль.
— Айвори, ты когда-нибудь задавался вопросом о том, каково это — потерять рассудок?
Он кивнул.
— Да, я об этом думал. Разве могло быть иначе? Учитывая то, каковы наши древние отцы.
— Ты называешь меня логичной, — прошептала Ясна. — Но это неправда, поскольку я в той же степени позволяю страстям руководить мною, как и прочие люди. Однако в периоды спокойствия мой разум — единственное, на что я могу полагаться. — Не считая одного случая. Она покачала головой и опять взялась за свои бумаги. — Айвори, я боюсь его утратить. Это приводит меня в ужас. Каково это, сделаться таким же, как Вестники? Чувствовать, как твой разум постепенно становится ненадежным? Или они зашли уже слишком далеко и не понимают этого? А может, у них бывают моменты ясности, когда они напрягаются и перебирают воспоминания… неистово выясняя, какие из них верные, а какие — выдумки…
Она содрогнулась.
— Древние, — опять отозвался Айвори, кивая. Он нечасто говорил о спренах, павших во время Отступничества. Тогда Айвори и его товарищи были всего лишь детьми — ну, спренским эквивалентом. Они провели годы, века без старших спренов, которые бы их вырастили и направили. Чернильные спрены лишь сейчас начали восстанавливать культуру и общество, которые утратили, когда люди отказались от своих обетов.
— Твоя ученица, — вернулся к теме Айвори. — Ее спрен. Он криптик.
— Это плохо?
Айвори кивнул. Он предпочитал простые, недвусмысленные жесты. Принцесса ни разу не видела, чтобы Айвори пожал плечами.
— Криптики — настоящая проблема. Они обожают ложь. Питаются ею. Скажи на собрании одно лживое слово, и вокруг тебя сгрудятся семеро криптиков. Будут жужжать тебе в уши.
— Вы с ними воевали?
— С криптиками не воюют, как со спренами чести. У криптиков всего один город, и они не желают расширять свои владения. Им нравится просто слушать. — Он побарабанил по столу кончиками пальцев. — Может, этот лучше остальных, с учетом уз.
Айвори был единственным чернильным спреном нового поколения, который сковал себя узами с Сияющим. Многие его товарищи скорее убили бы Ясну, чем позволили ему рисковать, поступая таким образом.
Спрен выглядел благородно: с гордой осанкой, с командным голосом. Он мог по желанию изменять свой размер, но не форму, за исключением моментов, когда пребывал полностью в этой реальности и превращался в осколочный клинок. Он взял для себя имя Айвори как символ непокорности[2]. Он был не таким, каким его считали соплеменники, и не собирался принимать предначертанное судьбой.
Различие между высшим спреном вроде него и обычным спреном эмоций заключалось в способности решать, как поступить. Живое противоречие. Совсем как человек.
— Шаллан больше меня не слушается, — пожаловалась Ясна. — Она восстает против каждого пустяка, который я ей говорю. Эта девочка изменилась за те несколько месяцев, что провела сама по себе.
— Ясна, она никогда не подчинялась как положено. В этом ее суть.
— В прошлом она хоть притворялась, что мои наставления ей не безразличны.
— Но ты же сама сказала, что все больше людей должны задаваться вопросом о своем месте в жизни. Разве ты не твердила, что они слишком часто принимают на веру то, что им подают как правду?
Она пробарабанила по столу кончиками пальцев:
— Ты прав, разумеется. Пусть лучше она проверяет свои границы на прочность, чем счастливо живет в их рамках, не так ли? Подчиняется она мне или нет, не так уж важно. Но я все-таки переживаю из-за ее способности управлять положением, а не позволять неосознанным побуждениям руководить собой.
— Если ты права, как это изменить?
Отличный вопрос. Ясна переложила бумаги на своем столике. Она собирала донесения осведомителей в военных лагерях — тех, кто выжил, — по поводу Шаллан. Девушка и впрямь отлично справлялась в отсутствие Ясны. Возможно, она нуждалась не в упорядоченности, но в новых вызовах.
— Все десять орденов снова существуют, — проговорил позади нее Айвори. На протяжении многих лет они с Ясной были только вдвоем. Айвори не давал прямого ответа на вопрос о том, каковы шансы, что другие разумные спрены восстановят свои ордена.
Однако он всегда с уверенностью твердил, что спрены чести — и, соответственно, ветробегуны — ни за что не вернутся. Их попытки захватить власть в Шейдсмаре, похоже, не вызвали у других рас теплых чувств.
— Десять орденов, — повторила Ясна. — И все кончилось смертью.
— За исключением одного ордена, — уточнил Айвори. — Они жили в смерти.
Ясна повернулась, и их взгляды встретились. В глазах спрена не было зрачков, только пленка масла, переливающаяся над чем-то непроницаемо-черным.
— Айвори, мы должны сообщить остальным, что выяснили у Шута. В конце концов, все должны узнать эту тайну.
— Ясна, нет! Это будет конец. Новое Отступничество.
— Меня истина не уничтожила.
— Ты особенная. Нет такого знания, которое может уничтожить тебя. Но другие…
Ненадолго удержав его взгляд, Ясна собрала в стопку разложенные на столе листы.
— Посмотрим, — буркнула она, а потом унесла бумаги на другой стол, чтобы сшить их и сделать книгу.
48Ритм труда
Но мы пребываем на море, довольные своими владениями. Оставь нас в покое.
Моаш пыхтел, пересекая холмистую местность, волоча толстый узловатый канат, переброшенный через плечо. Как выяснилось, у Приносящих пустоту закончились фургоны. У них было слишком много припасов и слишком мало транспорта.