— По крайней мере, мои солдаты знали, когда уйти из военных лагерей, в отличие от тех, которые просто стояли и ловили стрелы.
— Шаллан, мы тебе верим, — успокоил девушку Адолин и посмотрел на Каладина, как бы говоря: «Не нагнетай». — И нам правда надо поглядеть на эти Клятвенные врата.
— А если я не смогу их запустить? — спросила Шаллан. — Что тогда?
— Нам придется отступить на Расколотые равнины, — ответил Каладин.
— Элокар не оставит семью.
— Тогда Дрехи, Скар и я ворвемся во дворец. Влетим туда ночью через балкон верхнего этажа, схватим королеву и принца. Сделаем все это прямо перед Великой бурей, а потом все вместе полетим обратно в Уритиру.
— И бросим город на произвол судьбы, — буркнул Адолин и поджал губы.
— А Холинар может выстоять? — спросила Шаллан. — Вдруг у нас получится вернуться сюда с настоящей армией?
— Это займет много месяцев, — объяснил Адолин. — А в Стенной страже… сколько? Четыре батальона?
— Всего пять.
— Пять тысяч человек? — удивилась Шаллан. — Так мало?
— Для городского гарнизона это много, — возразил Адолин. — Смысл крепости в том, чтобы позволить малому количеству обороняться против куда большего. Однако у этого врага есть преимущество. Приносящие пустоту умеют летать, и город наводнен их союзниками.
— Ага, — согласился мостовик. — Стенная стража старается изо всех сил, но они не выдержат направленный штурм. Там десятки тысяч паршунов — и они готовы атаковать. У нас мало времени. Сплавленные прилетят, чтобы захватить участки стены, а за ними последуют войска. Если мы хотим удержать этот город, нам нужны Сияющие и осколочники, чтобы уравнять шансы.
Каладин и Шаллан взглянули друг на друга. Их Сияющие пока что не были боеспособны. Вот буря! Они едва научились летать. Как же им сражаться с тварями, которые столь вольготно чувствуют себя среди ветров? Как Кэлу защитить и город, и своих людей?
Все притихли, слушая, как стены убежища содрогаются от грома снаружи. Каладин допил свою выпивку, жалея, что это не какое-нибудь зелье Камня, и смахнул странного кремлеца, который прицепился к боковой части скамьи. У него было множество лапок и раздутое тело с причудливым светло-коричневым узором на спинке.
Мерзость. Даже с учетом всех городских неприятностей владелец мог бы, по крайней мере, содержать это место в чистоте.
Когда буря наконец утихла, Шаллан вышла из винного дома под руку с Адолином. Она проследила взглядом за Каладином, который поспешил к казармам, чтобы успеть на вечернее дежурство.
Наверное, ей тоже следовало поторопиться. Она ведь еще должна украсть еду, чтобы вечером умаслить культ Моментов. Это должно быть достаточно легко. Ватах занялся планированием операций под руководством Ишны и оказался весьма искусным.
И все же она задержалась, наслаждаясь присутствием Адолина. Девушка хотела побыть здесь, с ним, до того, как придет время стать Вуалью. Вуаль… ну, ей он не слишком нравился. Чересчур чистый, чересчур рассеянный, чересчур предсказуемый. Он устраивал ее в качестве союзника, но в романтическом смысле совершенно не интересовал.
Они шли рядом, и Шаллан держала Адолина за руку. На городских улицах уже появились люди, которые наводили порядок — не из гражданского долга, но ради того, чем можно было поживиться. Они напоминали ей кремлецов, которые выползали отовсюду после бури, чтобы питаться растениями. И действительно, декоративные камнепочки у дверей городских домов выбросили целые пучки лоз. Зеленые лозы и развернувшиеся листья выглядели ярким пятном краски на коричневом холсте Холинара.
Одно такое пятно неподалеку было опалено красной молнией Бури бурь.
— Я должен как-нибудь показать тебе Невозможные водопады, — проговорил Адолин. — Если смотреть на них под правильным углом, кажется, что вода течет вдоль ярусов вниз, а потом каким-то образом снова наверх…
В какой-то момент ей пришлось перешагнуть через мертвую норку, которая наполовину торчала из сломанного ствола дерева. Не самая романтичная из прогулок, но было так хорошо держать Адолина за руку, пусть у него и было чужое лицо.
— Эй! — воскликнул Адолин. — Я так и не заглянул в твой альбом. Ты собиралась показать его мне.
— Я принесла не тот, забыл? Мне пришлось вырезать рисунок на столе. — Она ухмыльнулась. — Не думай, что я не заметила, как ты заплатил за ущерб.
Он крякнул.
— Люди выцарапывают всякое на барных столах. Это происходит все время.
— Ну да, ну да. Гравюра получилась хорошая.
— И все-таки ты считаешь, что мне не следовало так поступать. — Она сжала его руку. — Ох, Адолин Холин. Ты воистину сын своего отца. Я больше так не буду, хорошо?
Он покраснел:
— Мне обещали рисунки. Наплевать, что альбом не тот, который нужен. Я целую вечность не видел твоих работ.
— В этом ничего интересного нет, — пробормотала она, роясь в сумке. — В последнее время я очень рассеянная.
Он все-таки заставил Шаллан показать альбом, и втайне она порадовалась. Адолин начал листать с последних рисунков и, хотя обратил внимание на изображения странных спренов, дольше всего разглядывал эскизы беженцев, которые она сделала для своей коллекции. Мать с дочерью, сидящие в тени, но с лицами, обращенными к горизонту и намеками на восходящее солнце. Мужчина с выступающими костяшками пальцев, подметающий улицу вокруг места своей ночевки. Светлоглазая девушка в ночной сорочке, выглядывающая из окна, с волосами, развевающимися по ветру, и защищенной рукой в чехле.
— Шаллан, это изумительно! — воскликнул он. — Из лучших работ, какие ты когда-либо делала.
— Это просто быстрые наброски.
— Они прекрасны, — восхитился он и замер, перелистнув страницу. Там был его портрет в одном из новых костюмов.
Шаллан покраснела:
— Забудь, что это там было. — Девушка попыталась отнять альбом. Он задержал взгляд на рисунке, а потом наконец-то поддался и вернул альбом ей. Шаллан вздохнула с облегчением. Не то чтобы ей было стыдно, если бы он увидел на следующей странице набросок Каладина, — она же постоянно рисовала самых разных людей. Но лучше закончить портретом Адолина. Дальше начала просачиваться Вуаль.
— У тебя выходит все лучше, если это вообще возможно.
— Может быть. Хотя я точно не знаю, какова моя заслуга в этом прогрессе. В «Словах сияния» утверждается, что многие светоплетельщики были художниками.
— Выходит, орден вербовал людей вроде тебя?
— Или управление потоками улучшало их способность рисовать, наделяя несправедливым преимуществом по сравнению с другими.
— Я обладаю несправедливым преимуществом перед другими дуэлянтами. У меня с детства были лучшие учителя. Я родился сильным и здоровым, и богатство отца обеспечило мне лучших в мире партнеров в учебных боях. Телосложение позволяет мне достать кого угодно. Означает ли это, что я не заслуживаю похвалы, когда выигрываю?
— Но у тебя нет сверхъестественной помощи.
— Тебе все равно приходится усердно трудиться. Я это точно знаю. — Он на ходу обнял ее одной рукой, крепко прижал к себе. Другие пары-алети на публике держались отстраненно, однако Адолина вырастила мать, которая любила объятия. — Знаешь, есть одна вещь, по поводу которой мой отец выказывал недоумение. Он спрашивал, для чего были нужны осколочные клинки?
— Э-э… Так ведь это очевидно — чтобы резать ими людей. Ну, то есть резать, не рассекая. Это…
— Но почему только мечи? Отец задается вопросом, почему древние Сияющие не сделали инструменты для людей. — Он сжал ее плечо. — Мне очень нравится, что твои способности делают тебя лучшей художницей. Отец неправ. Сияющие были не просто солдатами! Да, они создали невероятное оружие, но они также создали невероятное искусство! И может быть, как только эта война будет закончена, мы найдем другое применение их силам.
Вот буря, его энтузиазм мог опьянять. Пока они шли к портновской лавке, Шаллан претила сама мысль о том, что придется с ним расстаться, хотя Вуаль должна была заняться своими делами.
«Я могу быть кем угодно, — подумала девушка, заметив, как мимо пролетели спрены радости, похожие на вихрь синих листьев. — Я могу стать чем угодно». Адолин заслуживал кого-то намного лучше, чем она. Сможет она… стать этим кем-то? Сотворить для него идеальную невесту, женщину, которая будет выглядеть и поступать так, как это подошло бы Адолину Холину?
Но она перестала бы быть Шаллан. Настоящая Шаллан — израненное, жалкое существо, снаружи красиво разрисованное, но ужасно изломанное внутри. Она уже прикрыла все это маской для него. Почему бы не пойти на несколько шагов дальше? Сияющая… Сияющая могла бы стать его идеальной невестой, и он ей действительно нравился.
От этой мысли у Шаллан похолодело внутри.
Когда они оказались достаточно близко к портновской лавке, чтобы девушка не беспокоилась о том, как Адолин дойдет туда один, Шаллан заставила себя выбраться из его объятий. Она ненадолго задержала руку принца в своей свободной руке:
— Мне пора.
— Ты встречаешься с членами культа только на закате.
— Я должна украсть какую-нибудь еду, чтобы заплатить им.
Он все-таки не отпустил ее руку.
— Шаллан, что ты делаешь там? В кого превращаешься?
— В кого угодно, — сказала она, а потом приподнялась и поцеловала его в щеку. — Адолин, спасибо за то, что ты — это ты.
— Остальные роли уже разобрали, — пробормотал он.
«Меня это никогда не останавливало».
Принц наблюдал за Шаллан, пока та не нырнула за угол, с колотящимся сердцем. Адолин Холин был в ее жизни подобием теплого рассвета.
Вуаль начала выбираться наружу, и пришлось признаться, что иногда она предпочитает солнцу бурю и дождь.
Девушка проверила тайник в углу здания, которое теперь превратилось в руины. Там Рэд спрятал упакованную одежду Вуали. Шаллан схватила ее и принялась искать место, где можно было переодеться.
После бури отчетливее всего ощущалось, что наступал конец света. Повсюду валялся мусор, из-под рухнувших крыш доносились стоны людей, которые не успели добраться до убежищ.