Солнце, казалось, не изменяло положение в небе, независимо от того, как долго они шли. Через просветы между облаками он видел только черноту. Ни звезд, ни лун. Вечная, безбрежная тьма.
Они разбили лагерь, когда наступила предполагаемая ночь, а потом двигались еще целый день. Холинар растаял вдали у них за спиной, а они все шли и шли: Азур впереди, за нею Узор, Сил и Каладин, за которым следовали Шаллан и Адолин, а его спрен замыкала процессию. Каладин предпочел бы идти последним. Он даже пробовал так сделать, но Адолин опять пристраивался у него за спиной. И о чем только думал князек? Что Каладин отстанет от них, если за ним не следить?
Сил шагала рядом с ним, в основном молча. Возвращение на эту сторону беспокоило ее. Она рассматривала вещи — вроде случайно увиденного цветистого растения, — склонив голову набок, будто пытаясь вспомнить. «Это словно сон из тех времен, когда я была мертва», — объяснила она Каладину.
Они снова разбили лагерь «на ночь», а потом опять пустились в путь. Каладин пропустил завтрак — они, в общем-то, съели все пайки. Кроме того, урчание в желудке его радовало. Оно напоминало, что он еще жив. Давало иной повод для размышлений, чем о тех, кого он потерял…
— Где ты жила? — спросил он у Сил, неся на спине ранец и шагая по бесконечному полуострову. — Когда была юной, на этой стороне?
— Далеко на западе. В большом городе, которым управляли спрены чести! Но он мне не нравился. Я хотела путешествовать, а отец не разрешал мне покидать город, в особенности после… ну, ты понимаешь…
— На самом деле не уверен, что понимаю.
— Я связала себя узами с Сияющим рыцарем. Разве я тебе о нем не говорила? Помню… — Она закрыла глаза на ходу и вздернула подбородок, словно подставляя лицо ветру, которого Каладин не ощущал. — Я связала себя с ним вскоре после того, как родилась. Он был пожилым и добрым, но все равно сражался. В одном бою. И он умер… — Она открыла глаза, моргнула. — Это было очень давно.
— Прости, — извинился Каладин.
— Все в порядке. Я не была готова к узам. Спрены обычно переживают смерть Сияющего, но я… я потеряла себя, когда потеряла его. Мне сопутствовала какая-то омерзительная удача, потому что вскоре после этого произошло Отступничество. Люди отказались от клятв, и это убило моих братьев и сестер. Я выжила, потому что у меня тогда не было уз.
— И Буреотец запер тебя?
— Отец решил, что меня убили вместе с остальными. А нашел меня спящей после того, как прошло… ух ты, тысячу лет на твоей стороне. Разбудил и забрал домой. — Сил пожала плечами. — После этого он не позволял мне покидать город. — Она взяла Каладина за руку. — Он был глуп, как и другие спрены чести, родившиеся после Отступничества. Они знали, что грядет нечто плохое, но ничего не сделали. А я услышала, как ты зовешь, пусть даже издалека…
— И Буреотец тебя отпустил? — удивился Каладин, ошеломленный признаниями. Это было больше, чем он узнал о ней за… за целую вечность.
— Я убежала. — Сил ухмыльнулась. — Отказалась от разума и ушла в твой мир, спряталась среди спренов ветра. На этой стороне их почти не бывает. Ты знал об этом? Некоторые спрены живут в основном в вашем мире. Полагаю, там всегда есть ветер, поэтому они не блекнут, как стремления. — Она покачала головой. — О!
— О? — переспросил Каладин. — Ты что-то вспомнила?
— Нет! О! — Сил ткнула пальцем и запрыгала на месте. — Гляди!
Вдали посреди тусклого пейзажа сияла ярко-желтая искра.
Маяк.
96Кусочки фабриаля
Говорят, что Йелиг-нар поглощает души, но я не могу найти конкретного объяснения этому. Не уверена, что информация правдива.
В день первой встречи монархов в Уритиру Навани заставила каждого — каким бы важным ни был его статус — нести собственное кресло. Старая традиция алети символизировала мудрость, которую каждый вождь приносил на собрание.
Навани и Далинар прибыли первыми, сойдя с платформы подъемника и направившись к залу собраний недалеко от вершины города. Ее кресло было разумных размеров, но удобное, из духозаклятого дерева, с мягким сиденьем. Далинар попытался принести табуретку, но Навани настояла на том, что он достоин большего. Это не шатер для стратегов на поле боя, и нарочитая экономность не впечатлит монархов. В конце концов он выбрал крепкий деревянный стул из плотной древесины культяпника, с широкими подлокотниками, но без мягкой обивки сиденья.
Во время пути наверх он молча наблюдал за тем, как этажи сменяют друг друга. Когда Далинара что-то беспокоило, он замолкал. Его лоб покрывался морщинами от раздумий, и всем остальным казалось, что он мрачно хмурится.
— Далинар, они выбрались, — убеждала его Навани. — Уверена, что выбрались. Элокар и Адолин где-то в безопасном месте.
Великий князь кивнул. Но даже если они выжили, Холинар пал. Неужели он из-за этого выглядел таким затравленным?
Нет, дело в чем-то другом. С того самого обморока после посещения Азира ей казалось, будто в Далинаре что-то надломилось. Этим утром он тихонько попросил ее вести собрание. Она сильно тревожилась из-за того, что с ним происходило. И из-за Элокара. И Холинара…
Но, буря свидетельница, они так усердно трудились, выковывая эту коалицию. Навани не позволит, чтобы все рухнуло сейчас. Она уже оплакала дочь, но та вернулась. Навани просто обязана надеяться, что с Элокаром будет то же самое, — по крайней мере, так она сможет действовать, пока супруг скорбит.
Навани и Далинар доставили свои стулья в большой зал собраний, где из окон с плоскими стеклами открывался прекрасный вид на горы. Слуги выставили прохладительные напитки вдоль изогнутой боковой стены полукруглой комнаты. На полу была выложена мозаика — изображение двойного глаза Всемогущего, дополненного потоками и Сущностями.
Четвертый мост вошел в комнату толпой следом за ними. Многие принесли простые табуретки, но гердазиец притащил в лифт такое величественное кресло — с обивкой из синей ткани, расшитой серебром, — что оно выглядело почти как трон.
Мостовики расставили свои стулья позади Навани, изрядно пошумев, а потом, не дожидаясь разрешения, атаковали закуски. Для группы, которая, в общем-то, находилась в шаге от того, чтобы стать светлоглазыми осколочниками, они были слишком непокорной и шумной компанией.
Что интересно, Четвертый мост воспринял новость о вероятной гибели своего командира со смехом. «Каладин крепче валуна, который швыряет ветром, светлость, — заявил ей Тефт. — Он пережил Четвертый мост, он пережил ущелья — это он тоже переживет».
Навани обнадежил их оптимизм. Но если отряд выжил, почему они не вернулись с последней Великой бурей?
«Спокойно», — велела себе Навани, наблюдая за мостовиками, которых окружили спрены смеха. Один из них прямо сейчас владел Клинком Чести Йезриена. Она не знала, кто именно; клинок можно было легко отпустить, как обычный осколочный, и мостовики передавали его друг другу, скрывая истинного владельца.
Вскоре на других лифтах начали прибывать остальные, и Навани внимательно следила за ними. Традиция ношения кресла была в какой-то степени символом равенства, но Навани решила, что сумеет понять характер монархов по их выбору. Быть человеком — значит пытаться отыскать в хаосе хоть какой-то смысл.
Первым прибыл император Азира. Его портной проделал отличную работу, подгоняя величественный наряд по фигуре; утопая в пышном одеянии с подобающим головным убором, юноша с легкостью мог бы оказаться похожим на ребенка. Он нес богато изукрашенный трон, покрытый азирскими узорами, и все ближайшие советники помогали, придерживая ношу одной рукой.
Большая делегация расселась, и в зал хлынули другие, включая троих представителей королевств, вассальных Азиру: правителя Эмула, княгини Йезира и посла из Ташикка. Все принесли кресла, которые были лишь слегка скромнее азирского трона.
С ними ей придется пройти по канату. Каждая из трех монархий выказывала Верховному Акасиксу Азира ровно столько уважения, сколько требовалось, чтобы не поставить его в неудобное положение. Они были вассалами только номинально. И все же Навани следует сосредоточить дипломатические усилия на Акасиксе. Ташикк, Эмул и Йезир последуют за ним. Два государства были исторически близки к трону Азира, а третье — Эмул — не выстояло бы одно после того, как война с Тукаром и нападение Приносящих пустоту почти разбили княжество на части.
Следующей прибыла делегация алети. Ренарин, который явно испытывал ужас оттого, что могло случиться с его братом, принес обычный стул. Ясна превзошла его, и впрямь прихватив табурет с мягким сиденьем: она и Далинар, случалось, до боли походили друг на друга. Навани отметила с раздражением, что Себариаля и Палоны с другими великими князьями нет. Ну, по крайней мере, они не приволокли сюда массажные столы.
Примечательно, что Йалай Садеас проигнорировала требование самой принести собственное кресло. Охранник со шрамами на лице доставил для нее гладкий лакированный стул, выкрашенный в такой темно-бордовый цвет, что он мог бы быть и черным. Она посмотрела Навани в глаза, пока садилась, хладнокровная и уверенная. Амарам формально был великим князем, но он все еще находился в Тайлене, трудился вместе с солдатами, восстанавливая город. В любом случае Навани сомневалась, что Йалай позволила бы ему представлять княжество на этом собрании.
Казалось, прошло так много времени с той поры, когда Йалай и Навани садились рядом за ужином и вполголоса обсуждали, как утвердить порядок в королевстве, которое завоевывали их мужья. Теперь Навани хотелось схватить эту женщину и встряхнуть: «Ну почему ты не можешь перестать быть такой мелочной хоть на минуту?»
Что ж, как это уже происходило, другие великие князья выберут сторону: Холин или Садеас. Позволить Йалай участвовать в собрании было просчитанным риском. Если бы они ее не позвали, эта женщина нашла бы способ сорвать совещание. Но теперь она здесь — и, возможно, наконец-то поймет важность их труда.