«Мы можем победить, — подумал он. — Но каждая победа оставляет новые и новые шрамы».
Кэл держал в руке камешек и тер его большим пальцем. Внизу, в примыкающем к главной улице переулке, женщина с распущенными рыжими волосами поцеловала мужчину в изорванном мундире. Некоторые могли праздновать, невзирая на шрамы. Каладин с этим смирился. Он просто хотел знать, как у них это получается.
— Каладин? — окликнула его Сил. Она летала вокруг него в виде ленты из света. — Не переживай. Слова придут, когда настанет время. С тобой все будет в порядке.
— Со мной всегда все в порядке.
Он, прищурив глаза, разглядывал Шаллан и Адолина и понял, что не испытывает горечи. Смирения он тоже не ощущал. Вместо этого чувствовал… согласие?
— А, эти, — проворчала Сил. — Что ж, я-то знаю, что ты не сдаешься. Ты проиграл сражение, но…
— Нет, — перебил Каладин. — Она сделала выбор. Сама видишь.
— Я ничего не вижу.
— А должна бы видеть. — Он потер камешек пальцем. — Не думаю, что я ее любил. Я чувствовал… нечто. Рядом с ней мое бремя становилось легче. Шаллан мне кое-кого напоминает.
— Кого?
Он открыл ладонь, и Сил приземлилась на нее в облике девушки с развевающимися волосами и в струящемся платье. Она наклонилась, изучая камешек, бормоча что-то умильное. Сил по-прежнему бывала потрясающе невинной — глядела на мир с восторгом, широко распахнутыми глазами.
— Красивый камень, — сообщила она совершенно серьезно.
— Спасибо.
— Где ты его взял?
— Подобрал на поле боя. Если намочить, он меняет цвет. Кажется коричневым, но если капнуть чуть-чуть воды, можно увидеть белый, черный и серый цвета.
— Ух ты…
Он позволил ей еще немного поизучать камешек, а потом наконец спросил:
— Значит, это правда? Я о паршунах. Это была их земля, их мир, до того как прибыли мы? Получается, что… Приносящие пустоту — это были мы?
Она кивнула:
— Каладин, Вражда и есть пустота. Он поглощает эмоции и не выпускает их. Вы… вы привели его с собой. Я тогда не была живой, но знаю эту истину. Он был вашим первым богом, и лишь потом вы обратились к Чести.
Каладин медленно выдохнул, закрыв глаза.
Четвертому мосту будет сложно с этим смириться. И неудивительно. Остальным в армии было все равно, но его люди… они знали.
Можно охранять собственный дом. Можно убивать, чтобы защитить людей в нем. Но что, если дом был тобой захвачен? Что, если люди, которых ты убиваешь, всего лишь пытаются вернуть то, что по праву первородства принадлежит им?
Донесения из Алеткара сообщали, что войска паршунов движутся на север и армии алети в той местности перешли в Гердаз. Что случится с Подом? С его семьей? Конечно, в преддверии вторжения он сможет убедить отца переехать в Уритиру. Но что потом?
Все стало так сложно. Люди жили на этой земле тысячи лет. Неужели и впрямь им надо ее покинуть из-за того, что сделали их далекие предки, какими бы бесчестными ни были их действия?
С кем он сражается? Кого защищает?
Защитника? Захватчика?
Благородного рыцаря? Наемного бандита?
— Отступничество. Я всегда представлял его себе единым событием, — сказал он Сил. — Днем, когда все рыцари бросили свои осколки, как в видении Далинара. Но я не думаю, что это на самом деле произошло так.
— А как же тогда?
— Вот как. — Каладин прищурился, глядя на то, как переливается океан в лучах заходящего солнца. — Они узнали то, что не смогли игнорировать. В конце концов им пришлось с этим разобраться.
— Они сделали неправильный выбор.
Каладин положил камень в карман.
— Клятвы зависят от восприятия. Ты это подтвердила. Единственное, что имеет значение, — уверены ли мы в том, что следуем нашим принципам. Если утратим эту уверенность, то бросить броню и оружие — всего лишь формальность.
— Кэл…
— Я так не поступлю, — пообещал он. — И мне хочется верить, что прошлое Четвертого моста сделает нас чуть более прагматичными, чем те древние Сияющие. Мы не оставим вас. Но пока мы будем разбираться с тем, что же нам следует делать, может получиться небольшой бардак.
Каладин шагнул с крыши и плетением направил себя по широкой дуге над городом. Он приземлился на той крыше, где большинство членов Четвертого моста устроились перекусить лепешками с кумой — давленым лависом с пряностями. Они могли бы потребовать для себя чего-то гораздо лучше походных пайков, но, похоже, не осознавали этого.
Слабо светящийся Тефт стоял поодаль. Каладин помахал остальным и подошел к нему на край крыши, откуда открывался вид на океан.
— Почти пришло время снова взяться за дело, — заметил Тефт. — Король Таравангиан хочет, чтобы мы перенесли раненых из медпунктов к Клятвенным вратам. Ребята решили устроить перерыв на еду, хотя, шквал бы их побрал, не очень-то перетрудились. Ты уже выиграл эту битву, когда мы сюда прибыли.
— Я был бы мертв, если бы ты не запустил Клятвенные врата, — негромко возразил Каладин. — Я почему-то знал, что ты это сделаешь. Знал, что ты придешь мне на помощь.
— Значит, ты знал больше, чем я. — Тефт тяжело вздохнул.
Каладин положил руку ему на плечо:
— Я знаю, каково это.
— Да уж, — ответил Тефт. — Полагаю, знаешь. Но разве я не должен почувствовать себя лучше? Мне по-прежнему хочется шквального мха.
— Узы не меняют нас. Мы остаемся теми, кем были.
— Преисподняя!
Каладин обернулся и посмотрел на остальных. Лопен пытался произвести впечатление на Лин и Ларан, рассказывая им, как потерял руку. Это была седьмая версия, которую слышал Кэл, и все они немного различались.
«Борода… — подумал Каладин, и чувство утраты ударило его, словно ножом в бок. — Он и Лопен, они бы поладили друг с другом».
— Тефт, легче не будет, — признался он. — Все становится сложнее, когда ты больше узнаешь про Слова. К счастью, тебе помогут. Ты помог мне, когда я в этом нуждался. Теперь моя очередь.
Тефт кивнул, а потом указал пальцем на что-то:
— А как быть с ним?
Каладин впервые заметил, что Камень сидит отдельно. Громила-рогоед, чей буресвет погас, устроился на ступеньках одного из храмов внизу, опустив голову. Осколочный лук лежал у него на коленях. Он явно считал свой поступок — пусть тот и спас жизнь Каладина — нарушенной клятвой.
— Мы поднимем этот мост вместе, — сказал Каладин. — И понесем.
Далинар отказался немедленно покинуть Тайлен, но, поддавшись уговорам Навани, согласился вернуться на свою виллу в Королевском округе и отдохнуть. По пути остановился в храме Таленелата, откуда всех вывели, чтобы освободить место для встречи генералов.
Они еще не прибыли, поэтому на некоторое время он остался один и принялся разглядывать барельефы, посвященные Вестникам. Далинар знал, что должен пойти к себе и поспать по крайней мере до прибытия азирского посла. Но что-то привлекло его в изображениях Таленелат’Элина, гордо стоящего перед превосходящими войсками…
«Приходилось ли ему сражаться с людьми в одной из этих последних битв? — подумал Далинар. — Что еще хуже, задумывался ли он о том, что сделал? Что все мы сделали, забрав этот мир себе?»
Далинар все еще стоял там, когда хрупкая фигура появилась на пороге храма.
— Я привел своих лекарей, — сообщил Таравангиан, и его голос пробудил эхо в просторном каменном зале. — Они уже начали помогать раненым горожанам.
— Спасибо, — холодно ответил Черный Шип.
Таравангиан не вошел. Он стоял и ждал, пока Далинар не вздохнул тихонько.
— Ты бросил меня, — напомнил Холин. — Ты бросил этот город.
— Я предполагал, что тебя ожидает падение, — заявил Таравангиан, — и потому предпринял все необходимое, чтобы захватить контроль над коалицией.
Далинар вздрогнул. Он повернулся к старику, который выглядел силуэтом в дверном проеме:
— Что ты сделал?!
— Я предполагал, что единственная возможность для коалиции оправиться от твоих ошибок заключается в том, чтобы я взял на себя командование. Потому, мой друг, не мог остаться с тобой. Ради блага Рошара я ушел.
Даже после их бесед — и зная, как именно Таравангиан относится к своим обязательствам, — Далинар был шокирован. Это уже не просто прагматичная, но жестокая политика.
Правитель Харбранта наконец-то вошел в храм, касаясь иссушенной рукой одного из барельефов. Он присоединился к Далинару, и вместе они изучали изображение могущественного человека, который гордо застыл между двумя каменными столпами, загораживая проход из мира чудовищ в мир людей.
— Ты… стал королем Йа-Кеведа не случайно, не так ли? — поинтересовался Далинар.
Таравангиан кивнул. Теперь это представлялось Далинару очевидным. На старца легко было не обращать внимание, считая его слабоумным. Но как только всплыла правда, другие части головоломки начали становиться на свои места.
— Как? — спросил Далинар.
— В Харбранте есть женщина, — сообщил Таравангиан. — Называет себя Довой, но мы считаем, на самом деле она Баттах’Элин. Вестница. Она сообщила нам о приближении Опустошения. — Он посмотрел на Далинара. — Я никак не связан со смертью твоего брата. Но узнав, на какие невероятные вещи способен убийца, принялся его искать. Годы спустя нашел его и дал особые указания…
Моаш вышел из Холинарского дворца в сумерки, которые предвещали наступление припозднившейся ночи.
Во дворцовых садах было полным-полно людей, которых изгнали из домов, чтобы освободить место для паршунов. Некоторые беженцы натянули брезент между скамейками из сланцекорника, и получились палатки — очень низкие, всего-то пару футов высотой. Спрены жизни прыгали среди них и среди садовых растений.
Целью бывшего мостовика был конкретный человек, который сидел, хихикая, во тьме в дальней части сада. Безумец, чей цвет глаз в ночи было не разглядеть.
— Ты меня увидел? — спросил он, когда Моаш присел рядом на корточки.
— Нет, — ответил бывший мостовик, а потом вонзил странный золотой нож безумцу в живот. Тот принял удар, тихо охнув, по-дурацки улыбнулся и закрыл глаза.