Не в виде маски. Печаль была настоящей. Как и боль. Вокруг Шута эхом витал плач, когда он добрался до части города, расположенной ближе всего к дворцу. Лишь самые отчаянные или самые сломленные осмеливались оставаться здесь, ближе всего к завоевателям и наиболее важному средоточию их власти.
Он завернул во внутренний двор перед лестницей, ведущей наверх. Пришло ли время для его главного выступления? Странное дело, Шут колебался. Поднявшись по этим ступенькам, он брал на себя обязательство покинуть город.
Эти бедолаги оказались куда лучшими зрителями, чем светлоглазые Алеткара. Он наслаждался временем, проведенным здесь. С другой стороны, если бы Рейз узнал, что Шут в городе, он бы приказал своим войскам сравнять его с землей — и счел бы это низкой ценой даже за самый зыбкий шанс покончить с ним.
Помедлив, Шут пересек двор, тихонько перемолвившись с несколькими людьми, с которыми свел знакомство за это время. В конце концов присел рядом с Хени, все еще качавшей пустую колыбель, устремив безумный взгляд через площадь.
— Вопрос в том, — прошептал он ей, — сколько людей должны полюбить произведение искусства, чтобы сделать его стоящим? Если ты неизбежно будешь вызывать ненависть, то сколько удовольствия необходимо, чтобы уравновесить риск?
Она не ответила. Ее муж, как обычно, топтался неподалеку.
— Как тебе мои волосы? — спросил Шут. — Или отсутствие таковых?
Хени опять не ответила.
— Отсутствующий зуб — это недавнее дополнение, — продолжил Шут, указывая на дырку. — Я решил, что нужен последний штрих.
Он сдерживал свою способность исцеляться, и потому до появления нового зуба оставалось несколько дней. Нужное зелье привело к тому, что на голове у него появились проплешины.
— Может, стоит выдавить глаз?
Хени посмотрела на него недоверчиво.
«Ага, ты все же слушаешь. — Он похлопал ее по плечу. — Еще одно дело. Еще одно, и я уйду».
— Жди здесь, — велел он ей и отправился по переулку на север. Подобрал какие-то лохмотья — остатки костюма спрена. Теперь такое попадалось ему нечасто. Достал из кармана бечевку и обвязал ею тряпки.
Неподалеку были развалины нескольких зданий, подвернувшихся под руку громолому. В одном из них Шут почувствовал жизнь, и, когда приблизился, из-за кучи щебня выглянуло грязное личико.
Он улыбнулся маленькой девочке.
— Твои зубы сегодня выглядят смешно, — сообщила она.
— Я учту, что смешно выглядят не зубы, а отсутствие одного из них. — Он протянул ей руку, но она снова спряталась за камни и прошептала:
— Я не могу бросить маму.
— Понимаю. — Шут взял тряпки и бечевку, над которыми трудился ранее, и превратил их в маленькую куклу. — Ответ на вопрос уже некоторое время меня беспокоит.
Маленькое личико снова высунулось, глядя на куклу.
— Какой вопрос?
— Я задал его раньше. Ты не могла не слышать. Знаешь ответ?
— Ты странный.
— Правильный ответ, но неправильный вопрос. — Куколка в его руках «прошлась» по разбитой улице.
— Для меня? — прошептала девочка.
— Мне нужно покинуть город, — сообщил он. — И я не могу взять ее с собой. Кто-то должен позаботиться о ней.
Грязная ручка потянулась к кукле, но Шут дернул ее назад.
— Она боится темноты. Ты должна держать ее на свету.
Рука исчезла в тени.
— Я не могу оставить маму.
— Это очень плохо. — Шут поднес куклу к губам и прошептал некие особые слова.
Когда он опустил ее на землю, кукла начала ходить. Среди теней послышался тихий вздох. Куколка направилась к улице. Шаг за шагом, шаг за шагом…
Девочка лет четырех от роду наконец-то вышла из тени и побежала за игрушкой. Шут встал и отряхнул посеревшую куртку. Девочка обняла лоскутное создание, и мужчина, подхватив ребенка на руки, двинулся прочь от развалин — и костей ноги, которые торчали из-под обломков почти с краю.
Он вернулся с девочкой на площадь, где осторожно отодвинул от Хени колыбель и опустился на корточки рядом с нею:
— Кажется, я знаю ответ на свой вопрос… Вроде бы достаточно одного.
Женщина моргнула и сосредоточилась на ребенке в его руках.
— Я должен покинуть город, — объяснил Шут. — И кто-то должен позаботиться о ней.
Он ждал, и Хени наконец-то протянула руки. Шут отдал ей ребенка и встал. Муж Хени взял его за локоть:
— Ты не можешь остаться еще немного?
— Коб, сдается, ты первый, кто задает мне такой вопрос, — сказал Шут. — И, если честно, это чувство меня пугает. — Помедлив, наклонился и коснулся куколки в руках ребенка. — Забудь, что я тебе говорил раньше, — прошептал он. — Вместо этого позаботься о ней.
Он повернулся и направился к лестнице ко дворцу.
Поднимаясь, он вживался в роль. Стал подергиваться как безумный, волочить ноги. Прищурил один глаз и сгорбился, дышать начал хрипло, время от времени хватая воздух ртом. Что-то бормотал себе под нос и скалил зубы — но не тот зуб, который отсутствовал, ибо нельзя оскалить то, чего нет.
Он вошел в тень, которую отбрасывал дворец, и миновал часовую в длинной колышущейся одежде, зависшую в небе поблизости. Ее звали Ватва. Тысячи лет назад ему довелось с нею потанцевать. Как и всех остальных, ее позже обучили высматривать его.
Но недостаточно хорошо. Когда Шут проходил внизу, она взглянула на него лишь мельком. Он решил не воспринимать это как оскорбление, поскольку сам хотел, чтобы вышло именно так. Нужно было превратиться в разбавленный суп, почти воду. Какая ирония. Признаком невероятных высот его искусства было отсутствие внимания окружающих.
Наверное, ему придется пересмотреть свою философию.
Шут миновал сторожевой пост и задался вопросом, не считает ли кто-то еще неправильным, что Сплавленные проводят так много времени здесь, возле этой рухнувшей части дворца. Кто-нибудь удивился тому, что они так усердно трудятся, таскают каменные плиты, разрушают стены?
Было приятно осознавать, что его сердце еще трепещет во время представления. Он шмыгнул ближе к месту, где шла работа, и двое более банальных стражников-певцов обругали его и велели отправляться в сады, где собирались другие попрошайки. Шут несколько раз поклонился, потом попытался продать им какие-то безделушки из своего кармана.
Один его оттолкнул, и поэтому Шут, изобразив панику, взбежал мимо них по пандусу туда, где кипела работа. Поблизости разбивали камни, и на земле виднелось пятно крови. Двое других стражников-певцов заорали, чтобы он убирался вон. Шут изобразил испуг и поспешил выполнить приказ, но споткнулся и упал на стену дворца — ту ее часть, что еще стояла.
— Послушай, — прошептал он стене, — прямо сейчас у тебя не так уж много вариантов.
Сплавленная в небе обернулась и посмотрела на него.
— Знаю, тебе больше понравился бы кто-то другой, — продолжил Шут, — но сейчас не время для разборчивости. Я теперь уверен, что очутился в этом городе ради того, чтобы найти тебя.
Подошли два стражника-певца, один сконфуженно поклонился парящей Сплавленной. Они все еще не поняли, что такое поведение не впечатляет древних певцов.
— Или ты сейчас идешь со мной, — сообщил Шут стене, — или ждешь, пока тебя поймают. Честно говоря, я даже не уверен, хватает ли тебе ума, чтобы слушать. Но если хватает, знай: у меня найдутся для тебя истины. Очень лакомые кусочки!
Стражники потянулись к нему. Шут вырвался из их рук и опять упал на стену.
Что-то выскользнуло из трещины в ней. Движущийся Узор, от которого камень делался неровным. Он перебрался на руку Шута, которую тот спрятал среди лохмотьев, когда стражники схватили его под мышки и поволокли в сады, где бросили среди остальных нищих.
Как только они ушли, Шут перекатился и посмотрел на Узор, который теперь покрывал его ладонь. Тот как будто дрожал.
— Жизнь прежде смерти, малыш, — прошептал Шут.
Ars ArcanumДесять Сущностей и все, что с ними связано
Вышеприведенный список является несовершенным сводом традиционного воринского символизма, связанного с Десятью Сущностями. Собранные вместе, они создают Двойной глаз Всемогущего, глаз с двумя зрачками, представляющими сотворение растений и живых существ. Это также основа для формы в виде песочных часов, которую нередко связывали с Сияющими рыцарями.
Древние ученые также помещали десять орденов Сияющих рыцарей в этот список, параллельно с самими Вестниками, каждый из которых традиционно связывался с одной из цифр и Сущностей.
Пока что нет уверенности в том, как именно десять уровней связывания пустоты или родственной ему Старой магии укладываются в эту парадигму, если вообще укладываются. Мои изыскания демонстрируют, что должен существовать еще один набор способностей, более эзотерический, чем связывание пустоты. Возможно, к ним и относится Старая магия, хотя я начинаю подозревать, что она представляет собой нечто совершенно иное.
Хочу заметить, что в настоящее время я считаю концепцию «телесного средоточия» в большей степени философской интерпретацией, чем реальным атрибутом этой Инвеституры и ее проявлений.
Сущности, классические элементы, почитаемые на Рошаре, обладают дополнением в виде десяти потоков. Эти потоки — предположительно базовые силы, благодаря которым функционирует мир, — в более точном смысле слова представляют собой десять основных способностей, которыми были наделены Вестники, а затем и Сияющие рыцари, благодаря своим узам.
Адгезия: поток давления и вакуума.
Гравитация: поток земного притяжения.
Расщепление: поток уничтожения и разложения.
Абразия: поток трения.
Прогрессия: поток роста и исцеления (восстановления).
Иллюминация: поток света, звука и различных волновых форм.
Трансформация: поток духозаклинания.
Транспортация: поток движения и реалматического перехода.
Когезия: поток сильного осевого взаимодействия.
Напряжение: поток слабого осевого взаимодействия.