Светлоглазый только хмыкнул:
— Солдатик, уж не сомневайся, я умею держать язык за зубами. И не надо мне угрожать. У меня шестой дан. — Он вздернул подбородок, но потом проковылял в свой дом, крепко запер двери и опустил буревые ставни.
Каладин перетащил три мешка в бункер и пешком отправился туда, где оставил паршунов. Он все время высматривал Сил, но, конечно, ничего не увидел. Спрен пустоты тайком следовал за ним, скорее всего желая убедиться, что под предлогом переговоров с хозяином постоялого двора «пленник» не сделает что-нибудь еще.
Они вернулись прямо перед бурей.
Хен, Сах и другие хотели подождать, пока стемнеет, — паршуны сомневались, что старый светлоглазый не будет за ними шпионить. Но поднялся ветер, и они наконец-то поверили Каладину, что буря неминуема.
Кэл стоял на пороге бункера, взволнованно наблюдая, как заходят паршуны. На протяжении последних дней к ним присоединилось еще несколько групп — всех вели невидимые спрены пустоты, которые, как ему сказали, умчались прочь, едва доставив своих подопечных. Теперь их была почти сотня, включая детей и стариков. Никто не говорил Каладину, куда они идут, лишь то — что спрен знает, каков их пункт назначения.
Хен подошла к двери последней; крупная, мускулистая паршунья задержалась, как будто хотела посмотреть на бурю. Наконец взяла их сферы — в основном те, которые они украли у него, — и заперла мешок в фонаре из железных полос на наружной стене. Махнула Каладину, чтобы вошел, а затем последовала за ним и закрыла дверь на засов.
— Ты молодец, человек, — бросила она Каладину. — Я замолвлю за тебя словечко, когда мы достигнем собрания.
— Спасибо, — поблагодарил Каладин.
Снаружи буревая стена ударилась о бункер, отчего камни затряслись и сама земля содрогнулась.
Паршуны устроились кто где и стали ждать. Хеш заглянула в мешки и критическим взглядом изучила овощи. Она работала на кухне в каком-то особняке.
Каладин прислонился к стене, чувствуя, как снаружи ярится буря. Странно, до чего он ненавидел спокойный Плач, но испытывал глубокое волнение, когда слышал гром по другую сторону от этих камней. Буря много раз пыталась его убить, и он чувствовал с нею родство — но вместе с тем не забывал об осторожности. Буря — это сержант, который слишком жестоко тренирует своих новобранцев.
Буря должна была обновить самосветы снаружи — не только сферы, но и большие камни, которые были при нем. Как только это случится, у него — точнее, у паршунов — будет целое состояние в буресвете.
Надо решаться. Как долго он сможет откладывать возвращение на Расколотые равнины? Даже если придется остановиться в каком-нибудь крупном городе, чтобы обменять тусклые сферы на заряженные, на полет обратно уйдет, наверное, меньше одного дня.
Нельзя оттягивать этот момент вечно. Что они там делают, в Уритиру? Какие известия пришли из остальных частей мира? Вопросы осаждали его. Когда-то он был рад заботиться лишь о своем отряде. Потом охотно присматривал за батальоном. С каких это пор весь Рошар сделался его обузой?
«Я должен, по крайней мере, выкрасть собственное даль-перо и послать сообщение светлости Навани».
Что-то мелькнуло на краю его поля зрения. Сил? Он повернулся к ней с вопросом на губах и проглотил невысказанные слова, осознав ошибку.
Спрен рядом с ним излучал желто-белое, как центр пламени, а не сине-белое свечение. Миниатюрная женщина стояла на прозрачной колонне из золотого камня: колонна выросла из пола, чтобы поставить спрена вровень со взглядом Каладина.
На незнакомке было струящееся платье, которое полностью скрывало ее ноги. Держа руки за спиной, она изучала Каладина. Лицо у нее было странной формы — узкое, но с большими глазами, словно у ребенка. Словно она была родом из Шиновара.
Каладин вздрогнул, заставив маленькую женщину улыбнуться.
«Притворись, что ты не знаешь о таких, как она», — подумал Каладин.
— Ох. Э-э… я вас вижу.
— Потому что я этого хочу, — сообщила она. — А ты странный.
— Почему… почему вы хотите, чтобы я вас видел?
— Чтобы мы могли поговорить. — Она начала расхаживать вокруг него, и каждый раз из пола выскакивала новая колонна из желтого камня, на чью верхушку и опускалась ее босая нога. — Почему ты все еще здесь, человек?
— Ваши паршуны взяли меня в плен.
— Это мама тебя научила так врать? — спросила она с веселым удивлением. — Им же еще месяца от роду не исполнилось. Поздравляю, их ты обманул. — Она остановилась и улыбнулась ему. — Но мне-то чуть больше чем месяц.
— Мир меняется. Страну охватили волнения. Наверное, я хочу увидеть, к чему все идет.
Она задумчиво рассматривала его. К счастью, у него имелось хорошее объяснение для капли пота, что стекла по виску. Оказавшись лицом к лицу со странным разумным, светящимся желтым спреном, любой бы потерял самообладание, а не только тот, кому многое нужно скрывать.
— Дезертир, ты бы сразился за нас?
— А мне бы позволили?
— Мои соплеменники и близко не склонны к дискриминации, в отличие от твоих. Если ты можешь носить копье и выполнять приказы, тогда я точно не откажусь от твоих услуг. — Она скрестила руки на груди, ее улыбка сделалась до странности проницательной. — Окончательное решение принимаю не я. Я всего лишь посланница.
— Как же я узнаю наверняка?
— Когда мы прибудем в пункт назначения.
— И этот пункт…
— Достаточно близок, — отрезала она. — А что? У тебя назначена встреча где-то еще? Хочешь заглянуть к цирюльнику или пообедать с бабушкой?
Каладин потер лицо. Он почти перестал думать о волосках, которые раздражали кожу в уголках рта.
— Скажи-ка, — проговорила девушка-спрен, — как ты узнал, что сегодня вечером случится Великая буря?
— Нутром почуял.
— Люди не могут чувствовать бури, какую бы часть тела ты ни попытался к этому приплести.
— Мне показалось, время подходящее — Плач закончился и все такое. — Он пожал плечами.
Она не кивнула и никак не выразила своих мыслей по поводу этого замечания. Просто продолжила многозначительно улыбаться, а затем растворилась в воздухе, скрывшись от его взгляда.
24Люди крови и печали
Не сомневаюсь, что вы умнее меня. Я могу лишь рассказать о том, что произошло и каковы были мои поступки, а затем вам предстоит сделать выводы.
Далинар вспомнил.
Ее звали Эви. Она была высокой и гибкой, с бледно-желтыми волосами — не по-настоящему золотистыми, как волосы ириали, но все равно поразительными.
И еще молчаливой. Застенчивой, как и ее брат, пусть даже им хватило смелости, чтобы покинуть свою родину. Они привезли осколочный доспех, и…
Это проявилось в его памяти за последние несколько дней. Остальное по-прежнему расплывалось. Он вспомнил, как повстречался с Эви, как ухаживал за ней — неуклюже, поскольку оба знали, что речь идет о политической договоренности, — и в конце концов заключил помолвку.
Он не помнил любовь, но помнил привязанность.
С воспоминаниями появились вопросы, точно кремлецы, выползающие из щелей после дождя. Он игнорировал их, стоя с прямой спиной возле строя солдат посреди поля перед Уритиру под суровым западным ветром. На этом широком плато хранилась древесина — и, скорее всего, в будущем здесь должен был появиться двор по лесопереработке.
Позади него на ветру болталась веревка, чей конец снова и снова ударялся о поленницу. Мимо протанцевала пара спренов ветра в облике человечков.
«Почему я вспомнил Эви сейчас? — размышлял Далинар. — И почему ко мне вернулись только самые ранние воспоминания?»
Он всегда помнил трудные годы после смерти Эви, кульминацией которых стало его пьянство и бесполезность в ту ночь, когда Сзет, Убийца в Белом, отнял жизнь его брата. Далинар предполагал, что отправился к Ночехранительнице, чтобы избавиться от боли после потери жены, и спрен приняла прочие его воспоминания в качестве платы. Он не знал наверняка, но это ощущалось правильным.
Считалось, что сделки с Ночехранительницей — это навсегда. Включая проклятия. Так что с ним происходит?
Далинар посмотрел на наруч с часами. Опоздание на пять минут. Вот буря. Он носит эту штуку всего несколько дней, а уже считает минуты, словно письмоводительница.
Второй часовой механизм — тот, что отсчитывал время до следующей Великой бури, — еще не завели. Случилась лишь одна долгожданная Великая буря — она принесла с собой буресвет и обновила сферы. Казалось, прошло так много времени с той поры, когда энергии у них было достаточно.
Тем не менее требовалась еще одна буря, чтобы письмоводительницы смогли вычислить новую закономерность. И даже тогда они могут ошибиться, поскольку Плач продлился намного дольше, чем следовало. Аккуратные записи, накопленные за века — тысячелетия! — теперь могут устареть.
Когда-то такое стало бы катастрофой, способной уничтожить сезоны посадок, вызвать голод, испортить планы путешественникам и морякам, нарушить торговлю. К несчастью, пред лицом Бури бурь и Приносящих пустоту это было едва ли третьим пунктом в списке катаклизмов.
На Далинара снова налетел порыв холодного ветра. Перед великим князем располагалось величественное плато Уритиру, окруженное десятью большими платформами, каждая из которых поднималась на высоту около десяти футов и имела как ступеньки, так и заезд для телег. В центре каждой платформы размещалось небольшое здание, содержащее устройство, которое…
От центра второй платформы слева с яркой вспышкой прокатилась волна буресвета. Когда свет померк, Далинар повел свой отряд к широким ступеням. Они пересекли платформу и приблизились к зданию, откуда вышла небольшая группа людей и теперь взирала на Уритиру разинув рот, окруженная спренами благоговения.
Далинар улыбнулся. Башня размером с город, высокая, как небольшая гора… что ж, наверное, в целом мире не сыскать подобного зрелища.