Трагедия, подтвердил он, разговаривая с Хема-Дак и соглашаясь присмотреть за ее детишками, пока она отнесет бульон сестре, что слегла с лихорадкой.
Трагедия, сообщил он братьям Драмер, помогая выловить из волн изорванный парус и разложить его на камнях.
И вот наконец Пуули завершил объезд округи и покатил свою тележку вверх по извилистой тропе к Непокорному. Так он называл маяк. Никто другой не пользовался этим именем, потому что для них маяк был просто маяком.
На вершине он оставил снаружи фрукт — приношение Келеку, Вестнику, живущему в буре. Затем затащил тележку в помещение на первом этаже. Непокорный — невысокий маяк. Пуули видел изображения гладких модных маяков, расположенных дальше в Долгобровом проливе. Маяки для богатеев, чьи корабли предназначались не для рыбной ловли. Непокорный был высотой всего в два этажа и приземистый, как бункер. Но каменная кладка хорошая, и слой крема снаружи оберегал от протечек.
Он простоял сто лет, и Келек не стал его разрушать. Буреотец знал, насколько этот маяк важен. Пуули перенес свой груз влажных дров и сломанных досок на верхний этаж и разложил возле огня — который днем едва горел — на просушку. Отряхнул руки и подошел к окну маяка. Ночью зеркала направят свет прямо из этой дыры.
Мужчина посмотрел поверх утесов на восток. Его родня выглядела как этот маяк. Приземистые, но сильные. И выносливые.
«Они придут со светом в карманах, — твердил дедушка. — Они придут разрушать, но ты все равно их жди. Потому что они придут из Изначалья. Моряки, потерявшиеся в бесконечном море. Пуули, поддерживай огонь по ночам. Пусть горит ярко, пока они не прибудут.
А прибудут они в самую темную из ночей».
Ну точно — время пришло с новой бурей. Самые темные ночи. Трагедия!
И знак.
И-2Эллиста
Монастырь Йокаша обычно был очень тихим местечком. Он приютился в лесах на западных склонах Пиков Рогоедов. Когда приходила Великая буря, здесь проливались дожди. Сильные дожди, да, но вовсе не жуткий разгул стихий, как в большей части мира.
Эллиста всякий раз во время бури напоминала себе, как ей повезло. Некоторые ревнители всю жизнь боролись, чтобы их перевели в Йокашу. Подальше от политики, бурь и других беспокойных вещей — ведь в Йокаше можно просто думать.
Как правило.
— Ты на цифры-то посмотрел? У тебя глаза вообще с мозгом связаны?
— Мы пока что не можем судить. Трех примеров недостаточно!
— Два результата наблюдения — это совпадение, а три — закономерность. Буря бурь путешествует с постоянной скоростью, в отличие от Великой бури.
— Нельзя такое утверждать! Одно из твоих наблюдений, которые ты так расхваливаешь, — это первое явление бури, а оно было неординарным.
Эллиста захлопнула книгу и засунула в сумку. Она выскочила из закутка для чтения и бросила взгляд на двух ревнителей в шапках старших ученых, которые спорили в коридоре снаружи. Они так старались перекричать друг друга, что даже не отреагировали на ее суровый взгляд, а ведь это был один из лучших ее строгих взглядов.
Она быстрым шагом вышла из библиотеки в длинный коридор с открытыми окнами по обеим сторонам. Мирные деревья. Спокойный ручей. Влажный воздух и мшистые лозы, которые пощелкивали и натягивались, с наступлением вечера выбираясь из укрытий. Да, конечно, немало деревьев полегло из-за новой бури. Но это ведь не повод, чтобы так расстраиваться! Пусть весь остальной мир тревожится. Здесь, в главном доме Обители разума, она должна просто сидеть и читать.
Эллиста разложила свои вещи на письменном столе возле открытого окна. Влажность не очень-то хороша для книг, но слабые бури идут рука об руку с плодородием. С этим нужно просто смириться. Она надеялась, что новые фабриали, способные высасывать воду из воздуха, помогут…
— …я же тебе говорю, нам придется переехать! — раздался в коридоре новый голос. — Послушай меня, буря уничтожит эти леса. Очень скоро склон опустеет — и стихия ударит по нам в полную силу.
— Бетам, новая буря не сопровождается таким уж сильным ветром. Она не сможет сдуть деревья. Ты хоть взглянул на результаты моих измерений?
— Я в них сильно сомневаюсь.
— Но…
Эллиста потерла виски. Она брила голову, как все прочие жрицы. Родители все еще шутили, что она вступила в ревнительство попросту из-за того, что ненавидела возиться с волосами. Она сунула в уши затычки, но спор слышался и через них, так что ей пришлось снова собрать свои вещи.
Может, пойти в другое здание? Она спустилась по длинной лестнице снаружи, пройдя вдоль склона по тропе через лес. До своего прибытия в монастырь она питала иллюзии о том, каково это — жить среди ученых. Никаких склок. Никакой политики. Все было не совсем так, но большей частью люди не трогали ее. И она была счастлива здесь находиться. Эллиста напомнила себе это опять, входя в здание, расположенное ниже по склону.
Внутри был самый настоящий хаос. Десятки людей собирали сведения при помощи даль-перьев, болтали друг с другом — им не терпелось пересказать беседу с каким-нибудь великим князем или королем. Она задержалась в дверном проеме, ненадолго уставилась на все это, после чего повернулась на каблуках и вышла.
Куда теперь? Эллиста начала было подниматься назад по ступенькам, но замедлила шаг. «Наверное, это единственный путь к спокойствию…» — подумала она, взглянув в сторону леса.
Стараясь не вспоминать про грязь, кремлецов и то, что может капнуть ей на голову, она направилась в лес. Эллиста не хотела слишком углубляться — кто знает, что может обнаружиться в зарослях? Она выбрала пенек, на котором мха было не слишком много, и устроилась среди подпрыгивающих спренов жизни с книжкой на коленях.
Она все еще слышала, как спорят ревнители, но где-то в отдалении. Она открыла книжку, намереваясь сегодня наконец-то ее дочитать.
«Вема отвернулась от назойливого ухажера, светлорда Безукоризненного, прижав защищенную руку к груди и оторвав взгляд от его привлекательных локонов. В подобных чувствах, возбуждающих сомнительные свойства человеческой природы, она бы не смогла обрести удовлетворение надолго. Когда-то его знаки внимания обладали причудливой прелестью, развлекая ее в часы досуга. Теперь же казалось, они свидетельствуют о его чрезвычайном бесстыдстве и пороках».
— Что?! — воскликнула Эллиста, читая. — Дурочка, все не так! Он наконец-то признался в своих чувствах к тебе. Не смей отворачиваться сейчас.
«Как она могла принять это развратное оправдание своих когда-то целеустремленных желаний? Разве ей не следует вместо этого сделать более благоразумный выбор, к которому подталкивает непреклонная воля дяди? Светлорд Вадам получил земли в дар от великого князя и обладал средствами куда большими, чем простой офицер, пусть даже с хорошей репутацией и характером, чертами лица и нежными прикосновениями, которые благословили ветра».
Эллиста ахнула:
— Светлорд Вадам?! Ах ты, шлюшка! Забыла, как он заточил твоего отца в темницу?
«— Вема, — нараспев проговорил светлорд Безупречный, — похоже, я допустил грубую ошибку, неверно истолковав ваши знаки внимания. Теперь же глубоко смущен собственным недомыслием. Я отбываю на Расколотые равнины, и вам больше не придется мучиться из-за меня.
Он поклонился ей, как подобает истинно благородному господину, с положенной утонченностью и уважением. Это была мольба о том, чего даже монарх не мог требовать по праву, и Вема постигла истинную природу чувств, которые светлорд Безупречный испытывал к ней. Они были простыми, но полными страсти. И несомненно, полными уважения. Их благочестивость придала новый смысл его ухаживаниям — в его надежном доспехе открылась щель, и это был признак уязвимости, а не алчности.
Поднимая задвижку на двери, чтобы навеки выпустить его из своей жизни, Вема преисполнилась невероятным стыдом и тоской, которые переплелись друг с другом, почти как две нити на ткацком станке, творящем из них великое полотно желания.
— Подождите! — воскликнула Вема. — Дорогой Безупречный, подождите моих слов!»
— Безупречный, шквал тебя побери, лучше тебе подождать.
Эллиста наклонилась ближе к книге, перелистнула страницу.
«Правила приличия теперь казались ей напрасной тратой времени, ведь желание ощутить прикосновение Безупречного стало безграничным, как море, и посреди этого моря она затерялась. Девушка поспешила к нему, прижала к его плечу свою защищенную руку, а потом подняла ее, чтобы ласково коснуться его крепкой челюсти».
В лесу было так тепло. Почти знойно. Эллиста прижала руку к губам, продолжая читать с распахнутыми глазами, дрожа.
«Вот бы снова отыскать то окошко в величественных доспехах, вот бы найти схожую рану внутри самой себя, чтобы прижаться друг к другу и впустить его в свою душу. Если б только…»
— Эллиста? — позвал кто-то.
— Здесь! — откликнулась она, вскакивая и захлопывая книгу. — Хм. Ох! Ревнитель Урв. — Молодой ревнитель из Силна был долговязым и временами оскорбительно громким. Не считая, видимо, тех моментов, когда подкрадывался к коллегам в лесу.
— Что это вы там изучаете? — спросил он.
— Важные труды, — сказала Эллиста и села на книгу. — Ничего интересного для вас. Что вам угодно?
— Хм… — Он посмотрел на ее сумку. — Вы были последней, кто взял из библиотеки копию образцов Напева Зари за авторством Бендтеля? Старые версии? Я просто хотел узнать, как продвигается работа.
Напев Зари. Ну да, конечно. Они работали с этим текстом перед тем, как нагрянула буря, и все отвлеклись. Старушка Навани Холин из Алеткара каким-то образом расшифровала напев Зари. Ее история про видения была чушью — семья Холин славилась хитрыми интригами, — но ключ к переводу оказался подлинным, и это позволило им, пусть медленно, пробираться через старые тексты.
Эллиста начала рыться в сумке. Она достала три замшелые рукописи и пачку бумаг, на которых было записано то, что ей пока удалось перевести.