К ее вящему раздражению, Урв взял бумаги и уселся на землю рядом с пеньком. Положил сумку на колени и углубился в чтение.
— Невероятно, — пробормотал он через несколько минут. — Вы продвинулись дальше, чем я.
— Все слишком отвлеклись, встревожившись из-за этой бури.
— Ну, она ведь и впрямь может уничтожить нашу цивилизацию.
— Преувеличение. Волнуются из-за каждого ветерка.
Он пролистал ее страницы:
— А это что такое? Почему столько внимания уделяется тому, где был найден каждый текст? Фиксин решил, что книги на Напеве Зари все распространились из одного центра, так что мы ничего не узнаем на основании того, где они оказались в конце концов.
— Фиксин был лизоблюдом, а не ученым, — возразила Эллиста. — Послушайте, на этом основании можно с легкостью доказать, что когда-то по всему Рошару использовалась одна и та же письменность. У меня есть образцы на языках Макабакама, Села Талеса, Алетелы… Не такой уж внушительный набор текстов, но подлинное доказательство того, что они естественным образом писали на Напеве Зари.
— Полагаете, они говорили на одном и том же языке?
— Вряд ли.
— Но как же «Реликвия и монумент» Ясны Холин?
— Она не утверждает, что все говорили на одном языке, упоминает лишь об одинаковой письменности. Глупо предполагать, что все использовали один язык на протяжении сотен лет, когда десятки государств сменяли друг друга. Логичнее считать, что существовал общепринятый письменный язык — язык ученых, в точности как теперь многие пишут примечания на алетийском.
— А-а… — протянул он. — И потом наступило Опустошение…
Эллиста кивнула и показала ему верхнюю страницу в стопке своих заметок.
— Переходный, чудной язык отмечает период, когда люди начали использовать алфавит Напева Зари, чтобы записывать собственный язык. Вышло не очень. — Она перелистнула еще две страницы. — Этот обрывок демонстрирует одно из ранних проявлений прототайловоринских глифовых корней, а вот здесь у нас промежуточная тайленская форма. Мы всегда задавались вопросом о том, что же произошло с Напевом Зари. Как люди могли разучиться читать на собственном языке? Что ж, теперь все ясно. К тому моменту, когда это случилось, язык уже тысячи лет умирал. На нем не говорили на протяжении поколений.
— Блестяще! — воскликнул Урв.
«А он не так уж плох для силнца…» — мелькнуло в голове Эллисты.
— Я сам пытался переводить, но застрял на ковадском фрагменте. Если ваши выводы справедливы, то причина может быть в том, что ковадский — не истинный Напев Зари, но фонетическая транскрипция другого древнего языка…
Молодой человек скосил глаза, потом изогнул шею. Он что, смотрит на нее?
Ох нет. Всего лишь на книгу, на которой она по-прежнему сидит.
— «Ответственная добродетель». — Он хмыкнул. — Хорошая книга.
— Вы ее читали?!
— Люблю алетийские эпические истории, — рассеянно заметил он, листая ее перевод. — Но ей, правда, стоило выбрать Вадама. Безупречный был подхалимом и иждивенцем.
— Безупречный — благородный, честный офицер! — Она прищурилась. — А вот вы, ревнитель Урв, просто пытаетесь вывести меня из себя.
— Может быть. — Он пролистал до диаграммы, в которую Эллиста внесла различные грамматические формулы напева Зари. — У меня есть экземпляр продолжения.
— Существует продолжение?!
— Про ее сестру.
— Эту бледную немочь?
— Она удостоится внимания придворных и будет выбирать между крепким флотским офицером, тайленским банкиром и королевским шутом.
— Погодите. На этот раз будет трое мужчин?
— Продолжения всегда просто обязаны в чем-то превосходить первоисточник! — Он вернул ей стопку заметок. — Я вам его одолжу.
— О, правда? И какова будет цена этого великодушия, светлорд Урв?
— Вы поможете мне перевести непонятный отрывок на Напеве Зари. Один мой покровитель назначил строгий срок сдачи этого перевода.
И-3Ритм утраты
Венли настроила ритм жажды, пока спускалась в ущелье. Эта удивительная новая буреформа сделала ее руки очень сильными и позволила висеть над пропастью в сотни футов, не опасаясь падения.
Хитиновые пластины под кожей были гораздо менее громоздкими, чем у старой боеформы, но при этом почти столь же эффективными. Во время призыва Бури бурь человек-солдат ударил ее прямо в лицо. Его копье рассекло ей щеку и переносицу, но хитиновая бронемаска под кожей отразила оружие.
Она продолжала спускаться по каменной стене, а следом продвигался Демид, ее бывший партнер, и несколько верных друзей. Венли настроила в уме ритм командования — похожий на ритм благодарности, но более мощный. Каждый из ее людей мог слышать ритмы и сопутствующие им тональности, но она больше не слышала старых, привычных ритмов. Лишь эти — новые, более совершенные.
Под нею разверзлось ущелье, где во время Великой бури вода вымыла полость.
Венли в конце концов достигла дна, а остальные спрыгнули вокруг нее — каждый приземлялся с громким хрустом. Улим двигался вниз по каменной стене; спрен обычно принимал форму шаровой молнии, которая каталась вдоль поверхностей.
На дне из молнии он превратился в человека со странными глазами. Улим присел на кучу сломанных ветвей, скрестив руки, и его длинные волосы заколыхались на невидимом ветру. Она не знала, почему спрен, посланный самим Враждой, выглядел как человек.
— Где-то здесь, — сообщил Улим. Махнул рукой и велел: — Разделитесь и ищите.
Венли стиснула зубы и загудела в ритме ярости. Ее руки оплели линии силы.
— Спрен, почему я должна и дальше подчиняться твоим приказам? Это ведь ты должен подчиняться мне.
Улим проигнорировал Венли, что еще сильней разожгло ее ярость. А вот Демид положил ей руку на плечо и сжал, загудев в ритме успокоения:
— Идем со мной, поищем в этом направлении.
Она оборвала свое гудение и повернула на юг, присоединившись к Демиду. Они вместе пробирались сквозь мусор. Отложения крема сгладили дно ущелья, но буря принесла много обломков.
Она настроила ритм жажды. Быстрый, неистовый.
— Демид, я должна быть главной. Не этот спрен.
— Ты и есть главная.
— Тогда почему же нам ничего не говорят? Наши боги вернулись, но мы их почти не видели. Мы многим пожертвовали ради этих форм, ради того, чтобы создать славную истинную бурю. Мы… скольких мы потеряли?
Иногда она об этом размышляла — в те странные моменты, когда новые ритмы как будто стихали. Вся ее работа, тайные встречи с Улимом, то, как она вела свой народ к буреформе… Все ради спасения ее соплеменников, не так ли? Но из десяти тысяч слушателей, которые сражались, чтобы призвать бурю, осталась лишь горстка.
Они с Демидом были учеными. Но даже ученые отправились на войну. Она пощупала рану на лице.
— Наша жертва не напрасна, — напомнил ей Демид в ритме насмешки. — Да, мы многих потеряли, но люди хотели нас истребить. По крайней мере, так некоторые выжили, и теперь мы обладаем великой силой!
Он был прав. И если честно, форма власти была тем, чего она всегда хотела. Венли этого добилась во время бури, заключив спрена в себя. Он был не таким, как Улим, разумеется, — для изменения формы использовались не столь развитые спрены. Время от времени она чувствовала, как внутри пульсирует тот, с кем ее сковывали узы.
В любом случае трансформация дала ей большую власть. Если совсем начистоту, благо народа всегда было второстепенным для Венли; поздно для приступа угрызений совести.
Она опять принялась гудеть в ритме жажды. Демид улыбнулся и снова сжал ее плечо. На протяжении многих дней в брачной форме между ними возникло нечто общее. Но эти глупые отвлекающие страсти теперь в прошлом. Никакой здравомыслящий слушатель не захочет их испытать. Но даже воспоминания о них создавали связь.
Они пробирались через кучи мусора, минуя несколько свежих человеческих трупов, застрявших в расщелинах. Венли была рада их увидеть. Ей нравилось вспоминать, что ее воины убили многих, несмотря на потери.
— Венли! — воскликнул Демид. — Смотри!
Он перепрыгнул бревно от большого моста, застрявшее между стенами ущелья. Венли последовала за ним, довольная его силой. Наверное, она навсегда запомнит Демида как долговязого ученого, которым он был до этой перемены, но сомневалась, что кто-то из них по собственной воле вернется к старой форме. Формы власти попросту слишком опьяняли.
Перешагнув деревяшку, она увидела, что́ заметил Демид: фигуру, привалившуюся к стене ущелья, с опущенной головой в шлеме. Осколочный клинок в виде застывших языков пламени поднимался рядом, воткнутый в каменный пол.
— Эшонай! Наконец-то! — Венли спрыгнула с бревна и приземлилась рядом с Демидом.
Эшонай выглядела измученной. И неподвижной.
— Эшонай? — Венли присела на корточки возле сестры. — Ты в порядке? Эшонай? — Она схватила тело в доспехах за плечи и легонько встряхнула.
Голова безвольно перекатилась.
Венли ощутила леденящий холод. Демид мрачно поднял забрало Эшонай, и они увидели мертвые глаза на пепельном лице.
«Эшонай… нет…»
— Ага, — раздался голос Улима. — Отлично. — Спрен приблизился по каменной стене в виде потрескивающей молнии. — Демид, руку.
Демид покорно протянул руку ладонью кверху, и Улим метнулся на нее со стены, а потом превратился в человекоподобную фигурку, которая стояла на ладони, как на постаменте.
— Хм. Доспех, похоже, полностью иссяк. А, вижу — пролом на спине. Говорят, что они восстанавливаются сами, даже будучи надолго отделенными от хозяина.
— Д-доспех… — пробормотала оцепенелая Венли. — Тебе был нужен доспех.
— Ну, и клинок тоже, разумеется. А зачем еще выискивать труп? Ты… ох, ты думала, что она жива?!
— Когда ты сказал, что мы должны отыскать мою сестру, — выдавила Венли, — я решила…
— М-да, похоже, она утонула во время подъема воды, — перебил ее Улим и издал такой звук, словно поцокал языком. — Вонзила меч в камень, держалась за него, чтобы не унесло, но не смогла дышать.